27 ноября 2025 года состоялась четвертая экспертная онлайн-конференция с участием десяти независимых аналитиков из Беларуси и России. Обсуждались стратегические проекты демократических реформ –«образы будущего» и дорожные карты транзита, которые создаются продемократическими инициативами и экспертными группами в эмиграции. За последние годы сформировался целый массив таких документов, охватывающих ключевые сферы жизни — политику, экономику, общество, образование, религию. Однако качество и глубина проработки этих проектов заметно различаются между беларусскими и российскими кейсами. Ниже представлен аналитический обзор основных тезисов и критических замечаний, прозвучавших на конференции. Особое внимание уделено реалистичности и зрелости планов, учету социальных рисков и культурных факторов, роли диаспоры как потенциального «агента перемен», а также перспективам и ограничениям сотрудничества между беларусскими и российскими потенциальными реформаторами. Такой сравнительный анализ позволяет выявить пробелы текущих стратегий и наметить пути подготовки ко времени «Х» — моменту, когда откроется окно возможностей для демократических преобразований.
Как заметил один из участников дискуссии: «Когда придет момент „Ч“ или „ноль“, времени уже не будет — придется принимать быстрые решения и четко знать, чего вы хотите, потому что окно возможностей будет очень кратким и, скорее всего, узким». Таким образом, готовиться нужно уже сейчас, пока перемены не стали реальностью.
Общая оценка проектов демократизации
Беларусские стратегии перемен, по общему мнению экспертов, выглядят более структурированными и проработанными по сравнению с российскими. Показательным примером служит комплексная «Стратегия перехода к новой Беларуси», разработанная командой Светланы Тихановской при участии независимых специалистов. Этот документ представляет последовательный, аргументированный план действий и включает несколько возможных сценариев развития событий — от эволюционного реформирования до стрессового кризиса. Наличие сценарного планирования отмечается как серьезное достоинство: авторы беларусской программы продемонстрировали стратегическое видение гибких путей к демократии, подготовив целостную «дорожную карту» первых лет после смены режима. Качество этой работы оценивается высоко: она опирается на международный опыт, выстраивает реалистичную последовательность шагов и учитывает социальные риски трансформации. Важно и то, что среди беларусского экспертного сообщества достигнут консенсус по фундаментальным направлениям реформ — разногласия носят скорее тактический характер. Такая согласованность и приверженность доказательному анализу создают ощущение более высокой консолидированности и согласованности беларусских проектов.
Российские инициативы, напротив, зачастую остаются слишком общими и декларативными. Многие тексты о будущем России носят эссеистично-визионерский характер и не дотягивают даже до цельной «визии», не говоря уже о конкретном плане действий. По сути, значительная часть проектов сводится к списку пожеланий в духе «хотелось бы, чтобы…», без указания механизмов реализации и ответственных за выполнение. К примеру, программа «Нормальная Россия будущего» (авторы В. Милов, Ф. Крашенинников) представляет собой скорее публицистическое описание желаемого облика страны, чем операциональный план реформ. Аналогично и «Европейская Россия» Ю. Навальной во многом ограничивается набором общих принципов и не содержит описания конкретных шагов «дорожной карты» перемен. Эти документы затрагивают широкий круг тем — от демонтажа авторитаризма до экономической либерализации. Однако, как отмечают эксперты, практически нигде не дан ответ на главный вопрос: как реализовать задуманное на практике? Авторы избегают обсуждения конкретных инструментов и шагов, предполагая, что достаточно просто провозгласить правильные цели.
Причины разрыва в качестве проектов во многом объясняются различиями политического контекста. В беларусском случае существует относительно институционализированная оппозиция (Офис Тихановской, Объединенный переходный кабинет, Координационный совет и др.), обладающая определенной легитимностью и ресурсами для разработки стратегий перемен. Создание подробного плана транзита стало одной из задач этой команды, и она, пусть со всеми оговорками и недостатками, но в целом сумела с ней справиться.
В России же после подавления независимой политики отсутствуют структуры, способные взять на себя подобную функцию. Российские проекты чаще рождаются усилиями отдельных авторов или небольших групп без достаточной экспертной проверки и «заземления» идей. Тем не менее, эксперты оговариваются, что отсутствие единого центра — не приговор. Исторический пример «плана Бальцеровича» в Польше показывает, что даже небольшая инициативная группа способна разработать качественную программу реформ хотя бы в одной сфере. Потенциал для усиления проработки российских программ существует — через привлечение более широкого круга специалистов и создание коалиций экспертов на базе оппозиционных политических платформ.
Участники дискуссии отметили и ряд системных недостатков, свойственных прежде всего российским «проектам будущего». Во-первых, почти все планы грешат дефицитом институционального реализма — они слабо учитывают реальные стартовые условия переходного периода. Складывается впечатление, будто авторы предполагают получить карт-бланш на любые преобразования и не встретить серьезного сопротивления. В действительности же такой идеальной ситуации не будет. Смена власти, если и произойдет, скорее всего случится через тяжелый системный кризис, возможно даже хаотичный распад прежней государственности. Новая демократическая команда окажется вынуждена действовать в условиях жестких ограничений, искать компромиссы с влиятельными группами, иметь дело с разобщенным обществом. Однако в существующих проектах почти не уделяется внимания исходным ограничениям и неизбежным «сделкам» переходного периода. Экономисты подчеркнули, что любому реалистичному сценарию реформ потребуется честный ответ на вопрос: с какими элитными группами — силовиками, региональными кланами, бюрократией, олигархами — придется договариваться, а с какими компромисс невозможен? Эти болезненные, но важные темы пока остаются за кадром всех публичных проектов. Вместо этого многие авторы исходят из чрезмерно оптимистичной предпосылки о быстром установлении полного контроля реформаторов над ситуацией, что весьма сомнительно.
Во-вторых, в программах явно не хватает сценарного планирования. Беларусская «Стратегия перехода» выгодно отличается тем, что рассматривает различные варианты развития событий (от относительно мирного транзита до кризисного хаоса). Но даже в этом документе стратегия реформ описана без достаточной привязки к различным условиям — по сути, план действий дается как универсальный, независимо от того, будет ли переход происходить мирно или после серьёзных конфликтов и потрясений.
В российских же проектах альтернативные сценарии почти отсутствуют. Обычно предлагается один желаемый курс, что делает планы уязвимыми перед неожиданными поворотами событий. Эксперты рекомендуют авторам дополнить программы разделами с описанием нескольких ключевых развилок (например, сценарий резкого краха режима vs. сценарий длительного переходного правительства) с указанием того, какая секторальная политика могла бы быть наиболее приемлемой для каждого варианта. Такая сценарная логика и чувствительность к сценарным констелляциям могла бы существенно повысить качество и жизнеспособность всех проектов.
В-третьих, обнаружилась «слепая зона» тематических направлений, которые многие авторы обошли вниманием. Практически ни одна из обсуждаемых программ должным образом не рассматривает, к примеру, вопросы религиозной политики. Оппозиционные тексты из России вовсе игнорируют влияние Русской православной церкви, хотя именно РПЦ сыграла огромную роль в постсоветской истории, включая легитимацию и укрепление путинского режима. Эксперты предупреждают: существует опасная иллюзия, будто с падением авторитаризма влияние церкви само собой исчезнет или что она автоматически реформируется изнутри. В действительности, если не разработать стратегию переосмысления отношений государства и конфессий (через деполитизацию церкви, обновление законодательства о свободе совести и пр.), в будущем возможны серьезные конфликты — например, между различными религиозными общинами, особенно если страна пойдет по пути федерализации и/или будет взят курс на политику деколонизации. Аналогичные пробелы есть и в беларусских инициативах: при наличии в Беларуси и православных, и католиков тема роли церкви в транзите раскрыта слабо. Для успешного перехода понадобятся специальные меры по обеспечению конфессионального мира и нейтрализации возможного сопротивления институтов церкви и религиозно настроенных граждан реформам.
Еще одна недоработанная область — политика в отношении национальных меньшинств и идентичности. Демократический проект должен включать защиту прав этнических, языковых, культурных групп, особенно с учетом имперского прошлого. Однако большинство авторов уделили этой теме недостаточно внимания. Беларусская стратегия декларирует, что будет обеспечено свободное развитие культур народов, «издавна проживавших» в стране, но не уточняет, кого считать «издавна проживающими» и как поступать с новыми сообществами и меньшинствами. Про вопросы языка говорится лишь в контексте факультативного обучения на родных языках, что выглядит даже откатом назад по сравнению с периодом Лукашенко (когда в стране до 2020 года работали отдельные польские и литовские школы). Не упомянуты и символические жесты примирения — например, признание ущерба меньшинствам и извинения за годы дискриминации.
Некоторые российские проекты заходят чуть дальше. Авторы программы «Нормальная Россия» даже допускают право отдельных республик на выход из состава РФ как крайнюю меру решения национального вопроса. Но и они честно признают, что пока не знают, как быть с проблемами некоренных этнических групп внутри страны. В целом создается впечатление, что и беларусские, и российские демократы недооценивают важность проактивной национальной политики. Между тем имеется богатый международный опыт в этой сфере — от канадского мультикультурализма до систем автономий коренных народов Севера в Скандинавии. Игнорирование этого опыта выглядит упущением, особенно учитывая необходимость будущей программы деколонизации и примирения. Отдельно эксперты отметили необходимость введения мер по поддержке языков национальных меньшинств: речь идёт, прежде всего, о создании возможностей получения образования родных языках на всех уровнях — от школы до университета.
Практически выпали из поля зрения авторов и вопросы гендерного равенства и прав уязвимых групп. По наблюдению одного из экспертов, ни в одном из рассмотренных документов нет раздела о гендерной политике или защите ЛГБТ-сообществ. Это тревожный сигнал, ведь отношение к наиболее незащищенным группам является важным маркером зрелости будущей демократии. В странах нашего региона, где патриархальные и гомофобные установки весьма сильны, реформаторам придется проводить тонкую работу по изменению общественных норм. Однако в анализируемых проектах нет ни слова о противодействии бытовому насилию, обеспечении равных прав для женщин и ЛГБТ хотя бы на уровне базовых антидискриминационных мер. Возможно, авторы сознательно обходят спорные темы, чтобы не вызывать лишней полемики. Но эксперты настоятельно рекомендуют включить гендерно-социальный блок в повестку изменений, иначе новая демократия рискует унаследовать старые дискриминационные практики.
Наконец, весьма поверхностно во многих планах прописаны реформы образования и науки. Хотя будущее страны напрямую зависит от состояния системы образования, этой сфере обычно уделяется мало внимания. В комплексных планах транзита вопросы образования чаще расположены ближе к концу списка приоритетов. Например, в беларусской «Стратегии перехода» заявлено намерение провести масштабную реформу образования, но уже после решения первоочередных политических и экономических задач. В российской программе Милова–Крашенинникова образование упомянуто лишь на уровне начальной школы. О среднем образовании не говорится вообще, а из проблем высшей школы выделена только интеграция в мировое образовательное пространство. Более узкие документы, специально посвященные образованию (например, исследование Д. Дубровского об академических свободах в вузах), демонстрируют высокий профессиональный уровень и предлагают конкретные шаги — от восстановления университетской автономии до изменения порядка выборов ректора. Однако даже в таких проработках замечены противоречия и риски. К примеру, Дубровский предлагает закрепить за учеными советами право выбирать ректоров, ориентируясь на американскую модель управления вузами, где, напротив, ректоров назначают попечительские советы, а роль выборных академических сенатов ограничена. Возникает вопрос, насколько предложенная мера универсальна. Во многих демократических странах (например, в Дании) ректор не избирается профессорским корпусом. Еще одним риском является «чистка» учебных программ от идеологизированных курсов. Убрав пропагандистские искажения, легко нарушить принципы академической свободы. В проектах говорится об устранении оценочных и фактологических искажений из преподавания истории и обществоведения, но критерии такой «деконтаминации» размыты. Существует опасность злоупотреблений под лозунгом деидеологизации. Общий вывод экспертов: реформу образования следует проводить максимально прозрачно, опираясь на участие представителей самих академических сообществ.
«Реформы образования нужно воплощать открыто, с участием университетов и школ, — иначе велик риск сопротивления преподавателей», — отметил один из участников.
Кроме того, подчеркивается необходимость укрепления автономии учебных заведений. Предлагается закрепить гарантии академических свобод и самоуправления вузов в новой конституции и базовых законах об образовании, чтобы оградить сферу знаний от политического вмешательства в будущем.
Проекты экономических реформ
Экономические реформы занимают центральное место практически во всех проектах, однако их акценты и глубина проработки заметно различаются. И беларусские, и российские авторы декларируют схожие цели — макроэкономическая стабилизация, демонополизация, приватизация, поддержка предпринимательства, интеграция в мировую экономику. Беларусские эксперты при этом подчеркивают важность сочетания рыночных преобразований с социально ответственным подходом. Они предупреждают, что болезненные реформы необходимо сопровождать мерами социальной поддержки, чтобы не повторить ошибок 90-х годов и не подорвать доверие общества.
«Оппозиция пишет о демократии и свободе, но мало говорит о том, как обеспечить базовое благосостояние населения в переходный период», — заметил один из аналитиков, указывая на слабое внимание к социальной политике.
Действительно, многие программы фокусируются на структурных экономических изменениях «сверху», но почти не отвечают на вопрос, как смягчить для простых людей неизбежные трудности перехода. Между тем опыт постсоветских трансформаций показывает, что игнорирование проблем бедности и неравенства чревато разочарованием в реформах. Поэтому эксперты настаивают на проработке социальных гарантий — от адресных компенсаций при приватизации и временных программ занятости до индексации пенсий и пособий в ходе реформ. Оппозиция должна убедительно обещать, что не бросит слабозащищенные слои населения на произвол судьбы.
«Нужно убедить людей, что оппозиция не повторит ошибок 90-х, что рынок не оставит слабых без защиты», — отметил один из экспертов на семинаре. Без этого противники перемен легко сыграют на страхах граждан перед либеральными «шоками», дискредитируя саму идею реформ.
В то же время положительным моментом является высокий профессиональный уровень многих экономических инициатив, особенно со стороны диаспоры. Беларусское экспертное сообщество за рубежом (вокруг центров BEROC, CASE Belarus, платформы «Банк Идей» и др.) добилось консенсуса в видении экономических реформ и опубликовало ряд основательных исследований. Их выводы используются в программах беларусской оппозиции, благодаря чему политические лозунги подкреплены экономическими расчетами.
В российской диаспоре есть впечатляющий кадровый потенциал: на всех демократических площадках (например, на Форуме свободной России или экономическом форуме Юлии Навальной) регулярно выступают известные ученые-экономисты мирового уровня. Особенно отмечается экономический форум Юлии Навальной, так как память об Алексее Навальном и авторитет его имени помогли привлечь к работе над планом экономических реформ таких известных в мире экономистов как С. Гуриев, Э. Журавская, К. Сонин и др. В итоге получился один из наиболее целостных сценариев посткризисного развития России, получивший высокую оценку международных экспертов. Показательно, что большинство этих экономистов не преследуют политических амбиций и сохраняют свою экспертную нейтральность (низкий риск конфликта интересов). Их независимый статус повышает доверие к рекомендациям, так как знание превалирует над популизмом, выводы не подгоняются под чьи-то карьерные или корпоративные/партийные интересы. Этот пример сотрудничества политической и экспертной диаспоры вдохновляет, так как он доказывает, что качественная экономическая программа способна объединить усилия разных групп. Возможно, подобная синергия могла бы стать моделью и для других направлений реформ.
Общество: горизонтальный контракт против вертикального
Для успеха демократических преобразований недостаточно написать хорошие законы. Необходимо, чтобы общество приняло и поддержало эти изменения. Эксперты подчеркивают, что авторам реформ следует трезво оценивать ценностные ориентации и настроения населения, сформированные десятилетиями авторитаризма. В этой связи участники дискуссии нередко приводили метафору о «людях Гоббса» и «людях Локка». Речь идет о двух разных типах общественного договора: «гоббсовы» граждане превыше всего ценят порядок и безопасность, даже ценой свободы, тогда как «локковы» граждане ориентированы на личные права, ограничение власти и выборность.
По многим наблюдениям, современное российское общество все еще во многом патерналистско-гоббсово. Опросы 1990–2000-х годов стабильно показывали, что большинство россиян ставили на первое место материальное благополучие, стабильность и ощущение защищенности — «как на благополучном Западе» — тогда как вопросы политических свобод мало кого беспокоили и тем более вдохновляли. Людей интересовали преимущественно прагматические и базовые экзистенциальные вещи: безопасность и рост уровня жизни вне зависимости от политических форм и инструментов их достижения. При этом в обществе доминировала вера авторитет и эффективность государства как ключевого гаранта безопасности и всех материальных благ. В итоге, как заметил один из экспертов, утверждать, будто Россия «по природе ориентирована на демократию и свободу», к сожалению, неправомерно. При этом даже после двух десятилетий авторитарного дрейфа большинство россиян субъективно чувствуют себя свободными, имея в виду личную сферу, которая их пока устраивает. Это и есть парадокс «гоббсовых людей», так как им не нужны гражданские права, чтобы считать себя свободными. Достаточно иллюзии бытового покоя под крылом собственного «Левиафана». Таким образом, оппозиционные проекты реформ, авторы которых исходят из предпосылки о присущей народу РФ тяге к свободе и демократии, базируются на ошибочной оценке общественных установок и настроений.
Для Беларуси картина несколько иная, хотя есть и определенное сходство. С одной стороны, уровень репрессий режима Лукашенко в 2020–2025 гг. был беспрецедентно высок и нанес тяжелую травму обществу. С другой стороны, беларусское гражданское общество во многом сохранило солидарность и горизонтальные связи, о чем свидетельствуют события 2020 года и деятельность диаспоры после подавления протестов. По мнению наблюдателей, беларусы в среднем «менее отравлены режимом», чем россияне. Доля условно «локковских» граждан в Беларуси выше, так как многие помнят опыт относительно свободных 1990-х, ценят национальную независимость, болеют за родной язык и культуру. Молодое поколение (значительная его часть обучалась или стажировалась в Европе) ориентировано на ценности открытого общества. Тем не менее, идеализировать ситуацию нельзя, так как и в Беларуси доля тех, кто предпочитает стабильность переменам достаточно высока (по данным социологических опросов — не менее 30%). Исторические расколы — между носителями советско-российского наследия и сторонниками беларусской идентичности — сохраняются в силе и порождают конфликт ценностей. Таким образом, беларусское общество тоже неоднородно, и реформаторам придется учитывать консервативные настроения значительной части населения (особенно в регионах, среди старшего поколения, чиновников и силовиков).
Как настроения граждан влияют на успех реформ?
Прежде всего, эксперты указывают на риск недостаточной поддержки перемен со стороны населения. Так, в российском контексте возник резонный вопрос: откуда у оппозиции появилась уверенность, что она сумеет быстро заручиться доверием общества и прийти к власти? Даже при наиболее благоприятных обстоятельствах, отмечают аналитики, в час «Ч», т. е. в момент падения режима, открытую поддержку демократической программе могут выразить не более 20–25% россиян. А это значит, что три четверти населения останутся либо пассивны, либо настроены скептически или даже враждебно. Более того, часть самых активных и продвинутых граждан эмигрировала, а оставшееся население подвергалось мощной государственной пропаганде, особенно после 2022 г. Таким образом, новое реформаторское правительство неминуемо столкнется с огромным разрывом между ожиданиями демократической элиты и настроениями граждан. Если не будет заранее подготовлена стратегия работы с обществом — информационной, просветительской, социально-экономической — реформы рискуют встретить непонимание и саботаж. Один из участников заметил, что в проектах оппозиции иногда прослеживается менторский тон по отношению к гражданам.
«В проектах отсутствует образ „другого“: беларуса или россиянина. Есть мы — прогрессоры, прилетевшие на планету, населенную дикими „ябатьками“ или пропутинцами, но мы научим их жизни», — образно выразился эксперт. Подобное отношение чревато отчуждением, так как люди не любят, когда ими пренебрегают или пытаются ими понукать свысока.
Наконец, даже если демократическая революция победит, значительная часть населения может остаться недовольной переменами, особенно если те принесут временный хаос и снижение уровня жизни. В этой связи специалисты вспоминают негативный опыт 1990-х.
«Пройдет несколько лет реформ — и народ может сказать: „верните Батьку, при Батьке был порядок, а не вот это вот все„“, — предупреждает один из экспертов. Действительно, риск ностальгического реванша высок, если новые власти не смогут быстро восстановить базовый порядок и справедливость. Чтобы это избежать, реформаторам важно с самого начала говорить с людьми на близком и понятном языке, акцентируя внимание на конкретных выгодах нового курса. Вместо отвлеченных лозунгов о свободе слова необходимо показывать, как при новом порядке простой человек будет защищен от произвола, сможет зарабатывать и растить детей без страха перед угрозами новой войны или нищеты. Одновременно необходимо транслировать базовые ценности, т. е. рассказывать истории морального сопротивления, показывать героев, отказавшихся мириться со злом. Такие культурные формы (литература, документальное кино, выступления уважаемых ученых и артистов) вызывают отклик у гораздо более широкой аудитории, чем сухие политические манифесты или рациональные аргументы экспертов.
«Людей интересуют не сами „программы будущего“ как таковые, а культурные проявления базовой потребности человека в достоинстве, справедливости, солидарности, понятные каждому обывателю», — прямо заявил один из участников. В отличие от громоздких стратегий на сотни страниц, простые ценностные месседжи могут обсуждаться «в любом домохозяйстве» и тем самым готовить массовое сознание к переменам.
Ключевой вывод здесь в том, что успех реформ будет зависеть от способности «агентов перемен» своими проектами отвечать на актуальные общественные запросы. Нужно преодолеть разрыв между «двумя народами» — «людьми Гоббса» и «людьми Локка». Демократам следует сформировать новый общественный договор, который обещал бы гражданам не только свободу выбора, но и порядок без диктатуры, безопасность без несвободы, благополучие без коррупции. Для этого авторам реформ придется продумать меры по информированию и вовлечению населения, что включает массовое просвещение граждан об осязаемых преимуществах демократии, диалог с разными социальными группами, работу в провинции. Только опираясь на активный запрос снизу и уважая насущные потребности людей, демократические преобразования станут по-настоящему необратимыми.
Реформа системы образование и науки
Именно поэтому демократическая перспектива напрямую связана с реформой системы образования и науки. Эксперты отмечают, что пока эти вопросы рассмотрены в программах перемен довольно поверхностно, хотя качество человеческого капитала будет определяющим как для успешного транзита, так и для устойчивости (необратимости) демократических реформ. В обсуждениях прозвучали рекомендации заблаговременно готовить почву для реформ в сфере образования. В частности, предлагалось провести в первые же месяцы после смены власти своеобразный «учредительный съезд университетов», на котором академические сообщества сами определят принципы реформирования вузов. Такой инновационный шаг придал бы трансформации импульс «снизу», усилив ее легитимность, так как люди сами увидят, что новое правительство не навязывает решения, а советуется с профессионалами на местах и учитывает разные точки зрения.
Кроме того, говорилось о кадровой проблеме. Авторитарные режимы нанесли ущерб университетской среде (увольнения неугодных преподавателей, давление на студентов), поэтому параллельно с очищением от идеологического диктата потребуется возвращать в вузы репрессированных ученых, привлекать молодых специалистов из диаспоры, восстанавливать утраченные академические связи с миром. При этом подчеркивалось, что нельзя впадать в другую крайность и устраивать тотальную люстрацию всех, кто работал при старом режиме.
«У нас [в Беларуси] 250 тысяч преподавателей, которых нельзя разом уволить, как неких „врагов народа“ — необходимо персонально подходить к оценке каждого и не разрушить университеты ради прекраснодушной моральной чистоты», заметил один эксперт, предостерегая от избыточной радикальности.
Если реформы образования будут восприниматься как месть или идеологическая «чистка», академическое сообщество может ответить сопротивлением. Поэтому снова была озвучена мысль о прозрачности и диалоге с самими университетами при проведении изменений. В целом консенсус экспертов сводится к тому, что обновление образования должно идти рука об руку с укреплением академических свобод, расширением институциональной автономии и восстановлением нормальной университетской культуры без идеологического диктата, но и без анархии, на основе лучших мировых демократических практик.
Церковь и политика
Вопрос отношения государства и церкви оказался одной из тех тем, которые явно недооценены авторами реформаторских проектов. Эксперты специально акцентировали внимание на том, что религиозная сфера нуждается в продуманной политике в переходный период. В постсоветской истории и в Беларуси, и особенно в России, православная церковь была важным политическим игроком, а порой и оплотом консервативных сил. Однако в планах перемен эта роль либо игнорируется, либо сводится к паре общих фраз. Российские оппозиционные документы практически не упоминают РПЦ, хотя та открыто поддерживает войну и многие репрессивные меры Кремля в отношении граждан РФ. Беларусские авторы также лишь декларативно говорят о свободе совести, не предлагая конкретных мер по деполитизации церковной жизни. Между тем реформаторы не должны считать, что с падением диктатуры церковная проблема решится сама собой. Как отмечалось выше, нужна стратегия предотвращения возможных религиозных конфликтов.
Беларусские участники указали, что в их стране ситуация несколько проще благодаря отсутствию монополии одной конфессии, так как сильны позиции и католической церкви, и протестантских общин. Это создает более сбалансированную конфигурацию. Кроме того, беларусская православная церковь даже стремится к большей автономии от Москвы. Тем не менее, и в Беларуси, и в России в переходный период необходимо ограничить политическое влияние церкви, не нарушая при этом свободу вероисповедания. Возможно, придется пересмотреть соглашения государства с РПЦ, ввести временный мораторий на участие священнослужителей в политике, поддержать тех религиозных деятелей, кто выступил против насилия. Как высказался один беларусский эксперт, важно не допустить развития украинского сценария, где церковный раскол спровоцировал длительное противостояние. Реформаторы должны сразу обозначить, что новая власть гарантирует свободу церкви, но церковь должна перестать быть орудием политики. Только тогда конфессиональный фактор не станет препятствием для демократических перемен.
Одновременно эксперты рассуждали о судьбе самой церкви после транзита (прежде всего, в РФ). В частности, российскими экспертами был поднят вопрос о люстрации: нужно ли проводить люстрацию в церковных структурах, менять епископат, который тесно связан с авторитарным режимом? Мнения разделились. Одни считают, что без радикального очищения РПЦ продолжит взращивать новых «путиных» и подрывать демократию изнутри. Другие возражают, что государство не имеет права вмешиваться во внутренние дела конфессий, церковь сама должна эволюционировать и критически переосмыслить свою идентичность и миссию перед обществом.
Один из участников отметил: «Церковь может расколоться на исповедующую и фашиствующую, но никакое государство не будет люстрировать епископат — иначе мы вновь получим церковь, которая вырастит нового диктатора».
В итоге эксперты пришли к согласию в том, что в переходный период светская власть должна, во-первых, отделить церковь от политики (лишив ее, например, привилегий в системе образования, цензуры и пропаганды), а во-вторых, содействовать внутрицерковному диалогу между реформаторами и консерваторами. Задача сложная, но необходимая, так как демократическое государство заинтересовано в том, чтобы религиозные организации стали партнерами перемен, а не очагами консерватизма и реваншизма.
Агенты перемен
При жестких репрессиях внутри страны именно диаспоральные сообщества — политические эмигранты, уехавшие ученые, журналисты, общественные активисты — претендуют сегодня на роль главных генераторов («агентов») перемен. Однако в деятельности этих внешних акторов есть как достижения и преимущества, так и просчёты, проблемы и недостатки. Эксперты предложили различать два типа диаспоральных сил. С одной стороны, это экспертные и академические сообщества (экономисты, политологи, правозащитники, объединенные в аналитические центры, инициативные группы, независимые СМИ), а с другой — политики и гражданские активисты («лидеры демсил и оппозиции», комитеты и правительства в изгнании, движения с громкими названиями). Оценки их эффективности разнятся.
Беларусская диаспора смогла выстроить мощное экспертное сообщество, особенно в экономической сфере. Беларусские экономисты за рубежом (тот же BEROC, исследовательская платформа iSANS, «Банк Идей» и др.) достигли высокого уровня согласованности в подходах к реформам. Их исследования опираются на современные методы анализа, учитывают опыт постсоциалистических трансформаций и отличаются профессионализмом. Внутри самой Беларуси независимая экспертиза при госорганах уничтожена, поэтому диаспора фактически заполнила этот вакуум, став основным генератором идей развития. Благодаря этому между экспертными группами и политическими программами беларусских демсил нет глубоких противоречий — те же команды Тихановской или других продемократических лидеров используют выводы специалистов и говорят с ними на одном языке. Такая интеграция «носителей экспертных знаний» и «агентов перемен» повышает шансы на успех возможных политических преобразований.
В российской диаспоре есть высококвалифицированные эксперты мирового уровня (В. Иноземцев, С. Гуриев, К. Сонин, Р. Ениколопов и др.). На оппозиционных форумах регулярно выступают профессора ведущих университетов, известные экономисты и политики-эмигранты. Ранее уже упоминался успешный кейс экономического форума Юлии Навальной, объединившего блестящую команду экспертов в сфере экономики. В целом продукты коллективного разума российских экспертов в сфере экономики отличаются высоким качеством. Однако проблема возникает, когда речь заходит о взаимосвязи между экспертным и политическим сообществами, между «носителями знаний» и «агентами перемен». Многие эмигранты пытаются позиционировать себя «лидерами оппозиции», создают альтернативные структуры вроде координационных советов, «правительств в изгнании», движений с громкими названиями. Однако, к сожалению, по оценкам аналитиков, реальная польза от большинства таких проектов невелика. Главный вопрос — кого именно представляют эти лидеры и на каком основании? Часто оказывается, что никакого мандата от значимых сообществ у них нет, а связь с активистами внутри страны минимальна, соответственно их политический вес весьма сомнителен. В результате наблюдается удручающий тренд: разрыв между «политической оппозицией» в эмиграции и другими диаспоральными группами — научными, культурными, образовательными, правозащитными, религиозными — с каждым готов углубляется. Политики-эмигранты больше заняты конкуренцией друг с другом, информационными кампаниями взаимных разоблачений и даже публичными склоками, а не конструктивной работой по поддержке граждан в эмиграции и консолидации усилий своих политических единомышленников.
«Складывается впечатление, что для большинства таких персон на первом месте стоят личные амбиции, пиар и борьба за лидерство, а не реальная координация и консолидация усилий ради результата», — поделился наблюдением один из экспертов.
Парадоксально, но даже не имея формальной власти, некоторые оппозиционеры в изгнании повторяют привычную модель борьбы за статус «главного спикера». В итоге громкие взаимные обвинения заполняют медиапространство, тогда как реально конструктивные начинания проходят «ниже радаров» и остаются без должного внимания.
На этом фоне беларусские диаспоральные политические акторы выглядят более убедительными и эффективными благодаря наличию признанного центра — Офиса Светланы Тихановской, который многие правительства рассматривают как репрезентанта беларусского гражданского общества, как «голос беларусского народа». Это обеспечивает определенную легитимность, консолидацию и координацию действий всех акторов. Разумеется, в адрес беларусских лидеров эмиграции также есть основания для критики: очень скромные результаты пятилетней деятельности, неспособность вести диалог с оппонентами по демдвижению, стремление контролировать и подмять под себя все демократические инициативы (пример Координационный совет) и др. Тем не менее, на фоне российской оппозиции, деятельность беларусской оппозиции в эмиграции в целом оценивается более положительно: беларусы демонстрируют гораздо более высокую степень организованности и согласованности действий. Многие инициативы ведутся беларусами в полуподпольном режиме (помощь политзаключенным, поддержка подпольных структур внутри страны), поэтому их сложно оценить публично. Однако на уровне диаспоры беларусам удалось развернуть активную деятельность по всем направлениям — от поддержки граждан в эмиграции и лоббирования интересов на международной арене до создания сетей самоорганизации внутри страны и за рубежом. Столь масштабная работа в экстраординарных условиях эмиграции заслуживает высокой оценки, так как она удерживает беларусскую повестку в центре внимания, сохраняет связь эмиграции с родиной и готовит кадры для будущих перемен.
Когда эксперты обсудили, кто из диаспорных «агентов перемен» пользуется наибольшим доверием, практически все сошлись во мнении, что максимальное доверие вызывают академические, правозащитные и экспертные структуры. К ним отнесли упомянутые экономические центры, исследовательские организации, ассоциации ученых и преподавателей, новые университетские проекты в изгнании. Именно эти сообщества придерживаются высоких профессиональных стандартов, избегают популизма и открыты к сотрудничеству. Их деятельность прозрачна, а результаты публикуются в отчетах, исследованиях, на сайтах. У них меньше склонности к взаимной конкуренции, так как цель — общее благо (развитие страны), а не борьба за власть. В качестве успешной площадки эксперты назвали экономический форум Юлии Навальной, где экспертное знание имеет приоритетную ценность. Схожим доверием пользуются беларусские экспертные группы при Офисе Тихановской, так как они активно консультируются с международными специалистами, публикуют свои наработки и избегают громких популистских лозунгов. Также высоко оценена работа правозащитных организаций (беларусская «Вясна» в эмиграции, российские ОВД-Инфо, «Мемориал» и др.), которые демонстрируют принципиальность и фокус на помощи людям, а не на получении статусов и выяснении отношений друг с другом. Наоборот, наименьшее доверие у публики сейчас вызывают именно «политики в изгнании» без отчетливых достижений, но с громкими заявлениями — эта мысль прозвучала на семинаре неоднократно.
Таким образом, экспертно-аналитические группы уже играют существенную роль в подготовке возможного демократического транзита, постепенно формируя новые элиты для поставторитарного периода. А вот политическим структурам эмиграции предстоит переосмыслить методы работы, а именно — стать более открытыми, кооперативными, ориентированными не только на свержение режима и преследование его сторонников, но и на поддержку граждан, на продуктивное сотрудничество со всеми «агентами перемен»: от гражданских активистов до представителей академического и экспертного сообщества. Все спикеры согласились в необходимости наводить мосты между диаспорными интеллектуалами и «политическим цехом». Участники отметили успешный пример такого моста — международная Ассоциация ученых (RASA), объединяющая русскоязычных исследователей за рубежом. На ее площадках эксперты и политические активисты сотрудничают как равноправные партнеры, разрабатывая совместные рекомендации. Подобных инициатив должно быть больше.
Взаимодействие между беларусскими и российскими «агентами перемен» за рубежом
История, культура и экономика Беларуси и России тесно переплетены, поэтому демократические трансформации логично рассматривать как взаимосвязанные процессы. Однако экспертные мнения разделились, так как одни видят большие возможности синергии, другие указывают на серьезные барьеры, которые затрудняют или даже делают невозможным такое сотрудничество (по меньшей мере в настоящий момент). При этом экспертами отмечаются наиболее высокие шансы на успешное сотрудничество в сфере науки, образования и экспертизы, а самыми низкими — на политическом уровне.
Так, в сфере экономического анализа и экспертизы координация реформаторов двух стран представляется и неизбежной, и желательной. Экономики Беларуси и России интегрированы десятилетиями. После падения диктатур им предстоит решать схожие задачи, которые включают стабилизацию макроэкономики, реструктуризацию госсектора, привлечение инвестиций, диверсификацию торговли и др. Любые резкие шаги, предпринятые новой властью в одной стране (например, переориентация торговли на ЕС или изменение цен на энергоресурсы), затронут интересы соседней страны. Поэтому в случае транзита (особенно одновременного) сотрудничество неизбежно. Это включает синхронизацию мер в энергетике, транспорте, финансах, что позволит избежать взаимных шоков (и, прежде всего, в более уязвимой и зависимой Беларуси). Если же демократизация случится сначала в одной стране, а в другой задержится, взаимодействие в любом случае необходимо (особенно со стороны Беларуси). Например, беларусские специалисты могли бы консультировать россиян, когда те приступят к реформам (или наоборот).
Конечно, при асинхронности есть свои риски и ограничения. Россия после смены власти может болезненно воспринимать проевропейский курс нового Минска, или Минску будет сложно лавировать между авторитарной Москвой и демократическим Западом. Но эти сложности преодолимы при более продуманном, взвешенном и гибком подходе. Уже сейчас между беларусскими и российскими диаспорными экономистами существуют неформальные связи и общность подходов, сложившиеся за годы совместной работы. На уровне экспертов нет непреодолимых противоречий, так как есть общее понимание моделей реформ, единый язык и цели демократического транзита.
Кооперация на уровне правозащитных организаций, организаций гражданского общества, образования и культуры также возможно и перспективно. Уже сегодня действуют совместные правозащитные кампании, инициативы солидарности с политзаключенными, партнерства между феминистскими и ЛГБТ-организациями двух диаспор. Религиозные диссиденты — например, христианские группы против войны и насилия — налаживают контакты между беларусами и россиянами, проводят совместные молитвенные встречи. В сфере культуры и образования реализуются совместные проекты. Беларусские и российские издательства в эмиграции вместе выпускают книги. Преподаватели и студенты из обеих стран обучаются в Европейском гуманитарном университете и Свободном университете. Проходят общие конференции по исторической памяти, где выступают специалисты из двух диаспор. Такой горизонтальный диалог воспринимается экспертами как наиболее перспективный и безопасный формат взаимодействия. Он строится не по принципу «старшего и младшего брата» (чего опасаются многие беларусы), а на основе равноправия культур. Российская и беларусская общественная мысль вступают в диалог как равноценные, обогащая и поддерживая друг друга в экстраординарных условиях жизни в эмиграции.
Такой подход помогает избавляться от имперских комплексов, учит взаимному уважению и проектированию принципиально нового опыта совместности и взаимодополнительности. В то же время, ряд экспертов обратили внимание на имеющиеся конфликты и напряжения, связанные с имплицитной ретрансляцией колониальных практик и колониального дискурса в экспертных, культурных, образовательных и общественных инициативах российских коллег, что вызывает справедливую критику со стороны беларусской диаспоры, создаёт препятствия и устанавливает барьеры продуктивному сотрудничеству. По единодушному мнению экспертов, это должно стать предметом отдельного обсуждения, совместного критического переосмысления и проработки, поскольку только так возможно выйти на проектирование и формирование на практике принципиально нового типа взаимоотношений и сотрудничества, не обременённого изъянами исторически сложившихся колониальных и патрон-клиентских отношений.
Однако, в отношении политического сотрудничества — например, между беларусским оппозиционным руководством (Офисом Тихановской) и различными центрами российской оппозиции (форумом Навального, комитетом Ходорковского и пр.) — эксперты настроены весьма скептически. Формально контакты существуют, но, по словам участников семинара, носят эпизодический и закрытый характер и не играют большой роли. Причиной являются взаимное недоверие и асимметрия видений возможного будущего. Беларусские оппозиционеры опасаются открыто афишировать союзы с российскими коллегами из-за их неоднозначного (а порой и однозначно токсичного) имиджа. Среди «брендов» российской оппозиции есть фигуры с противоречивой репутацией, а потому лишние ассоциации с ними могут навредить имиджу беларусской оппозиции гораздо больше, чем принести пользу. Кроме того, некоторые российские лидеры, как откровенно отмечают эксперты, склонны к беспринципному артистизму и оппортунизму: сегодня декларируют одно, завтра другое, используя партнерство лишь в своих личных интересах. Соответственно, у беларусов нет уверенности, что тесный союз с такими изменчивыми акторами может принести пользу.
Добавляется фактор исторического недоверия. Беларусы порой ощущают в поведении даже либерально настроенных россиян оттенок великодержавного шовинизма. Беларусские коллеги прямо говорят о «небезызвестном высокомерии» и «латентном шовинизме» со стороны даже «хороших русских». Это проявляется не столько в злонамеренных действиях, сколько в полном игнорировании российскими оппозиционерами беларусской повестки. Проще говоря, многие российские диссиденты заняты только «своей» проблематикой и почти не видят и не интересуются соседней страной, тогда как беларусам волей-неволей приходится думать и о России (потому что ее будущее критически важно для Беларуси). Такая асимметрия рождает взаимную обиду, недоверие и подозрительность. У беларусов складывается впечатление, что их используют по остаточному принципу или попросту не воспринимают всерьез.
Таким образом, на политическом уровне беларусско-российская кооперация сейчас пробуксовывает. Этому мешает и отсутствие у российской эмиграции сопоставимого субъекта, с кем беларусский штаб мог бы вести диалог от имени всей российской оппозиции. У российских демсил в эмиграции нет единого лидера или органа в изгнании, равного по влиянию и авторитету Офису Тихановской, поэтому контакты происходят точечно и эпизодически. Это, конечно, полезные, но очень фрагментарные, недолговременные и несистемные связи. Единого фронта оппозиции двух стран не наблюдается. Некоторые эксперты считают, что, вероятно, подобного объединения и не нужно, так как контексты слишком разные: достаточно поддерживать рабочие отношения на уровне обмена информацией и координации отдельных кампаний (совместные обращения в ООН, обмен опытом протестных действий и пр.).
В итоге эксперты сошлись во мнении, что сотрудничество возможно и нужно, но на каждом уровне оно развивается по-своему. На уровне отдельных людей и малых групп проблем почти нет. Коллеги дружат, общаются, пишут совместные статьи в научных журналах, проводят экспертные исследования, защищают права граждан и т. д. На уровне организаций гражданского общества взаимодействие уже идет и дает плоды (особенно там, где есть общие ценности — в правозащите, науке, культуре). В политике же пока лучше соблюдать осторожность и сдержанность. Беларусские демсилы, судя по всему, намерены держаться на расстоянии от российских коллег, пока не убедятся в их демократической зрелости. Для беларусских демсил первоочередной целью является избавление от режима Лукашенко и заручение поддержкой Запада, а уж затем — сотрудничество с Россией. В настоящий момент сотрудничество на политическом уровне видится поспешным и даже опасным: слишком тесный альянс с российской эмиграцией (частью которой Запад разочарован) может, скорее, помешать, чем помочь.
С другой стороны, эксперты сошлись во мнении, что образовательное, культурное и экспертное сотрудничество следует углублять и развивать: только в тигле критической рефлексии могут быть эффективно и плодотворно переосмыслены паттерны исторически сложившихся колониальных и патрон-клиентских отношений между беларусами и россиянами, может быть спроектированы новые формы жизни и разработаны новые модели взаимоотношений между странами. Общий интеллектуальный и социальный капитал двух наций является залогом успеха их будущего в поставторитарную эпоху. Двусторонние конференции, участие в совместных проектах, обмен опытом реформ — все это позволит быстрее и эффективнее наладить взаимодействие между новыми демократическими правительствами и обществами двух стран.
Заключение: марафон, а не спринт
Разбор экспертных мнений показал, что и беларусское, и российское эмигрантское сообщество ведет активную интеллектуальную подготовку к возможному транзиту власти. Созданы десятки стратегий, планов, формируется новое поколение профессионалов и лидеров мнений, готовых включиться в реформирование стран. При этом беларусские проекты выгодно отличаются комплексностью, структурированностью и связью с реалиями. Эксперты назвали их «наиболее продуманными» среди аналогов. Россияне предложили ряд интересных концепций и визий, но в целом их инициативы более декларативны и требуют серьезной доработки, чтобы превратиться в реалистичные дорожные карты. Тем не менее сам факт наличия таких наработок очень позитивен. Как отмечалось, процесс обсуждения будущего крайне важен, даже если качество этих дискуссий пока недостаточно высокое и сфокусированное: оно позволяет осмыслять настоящее и постепенно готовиться к будущему — к тому «окну возможностей», которое позволит все эти идеи реализовать на практике.
Одновременно анализ выявил существенные изъяны и ограничения имеющихся планов и стратегий перемен. Главный из них — непредсказуемость исходных условий транзита. Ни один план не может учесть всех вариантов падения режима: будет ли это плавная эволюция через «дворцовый переворот», внезапный коллапс из-за войны или долгий процесс эрозии — жизнь наверняка преподнесет сюрпризы. Эксперты честно признают, что авторы сценариев во многом «описали настоящее, а не будущее», проецируя свои надежды и ценности из воображаемой точки «идеального стечения обстоятельств». Реальность же может оказаться совсем другой, и какие-то разделы этих программ невозможны в принципе, а какие-то будут нерелевантными актуальному стечению обстоятельств. Осознание этого не является поводом, чтобы прекратить планирование, но дополнительным стимулом делать планы более выверенными, точными, чувствительными к конъюнктуре и более гибкими, благодаря чему станет возможно корректировать их на ходу, адаптируя к актуальной констелляции и одновременно не утрачивая стратегического ориентира.
Второе ограничение — это слабая связь с обществом внутри страны. Прекрасные документы, написанные в эмиграции, рискуют остаться неизвестными и непонятными широким слоям беларусов и россиян. Пока авторитарные режимы у власти, открыто донести эти программы до народа практически невозможно. Возникает разрыв коммуникации. Оппозиция обсуждает будущее сама с собой за рубежом, а народ внутри продолжает жить в поле официальной агитации и пропаганды. Преодолеть эту пропасть очень сложно, так как режимы блокируют независимые голоса. Тем не менее об этой проблеме нужно помнить. Трансформация удастся только в том случае, если заранее подготовленные планы будут синхронизированы с настроениями общества в момент «Ч». Оппозиции уже сейчас стоит искать каналы донесения своих идей до населения через соцсети, «сарафанное радио», личные контакты, работу с диаспорами родственников и пр. Также важно избегать умозрительного элитизма, так как все реформы должны объясняться людям простым языком через призму того, что получит конкретный человек — рабочий завода, учитель или фермер.
Третье ограничение — фрагментация и неконструктивная конкуренция среди самих акторов перемен. Вместо стратегически единой стратегии мы видим множество разнонаправленных, несогласованных и подчас враждующих друг с другом инициатив: экономисты пишут свое, правозащитники — свое, политики — свое, часто не слушая друг друга. Российская оппозиция особенно страдает от отсутствия консенсуса даже по базовым вопросам, что создает ощущение нескончаемых дрязг. Беларусская диаспора более консолидирована, но и там есть трения между разными группами внутри демдвижения. Если этот разброд перенести на постреволюционную сцену, реальность транзита может превратиться в борьбу всех против всех вместо слаженной работы команды реформаторов. Чтобы этого избежать, уже сейчас оппозиционерам двух стран нужно учиться координации и компромиссу, приоритизации стратегических демократических интересов и целей собственным и корпоративным интересам. Как подчеркивалось, разные демократические силы могут и должны сотрудничать вплоть до падения режима Путина, не требуя друг от друга полного единства взглядов, но согласного в самом существенном: необходимости действительных, а не мнимых демократических перемен ради нового будущего. Горизонтальные связи гражданских инициатив показывают пример такой кооперации без единой вертикали. Этот опыт нужно постараться перенести и на политический уровень, чтобы согласовать хотя бы рамочные принципы на переходный период (например, договоренность о ненападении друг на друга, совместном требовании честных выборов, разделении ответственности во временном правительстве и т. п.).
Наконец, важнейший вызов — внешние факторы. Беларусь и Россия не находятся в вакууме: все транзиты будут происходить в контексте глобальных и региональных геополитических процессов — войн, позиций соседей, политики крупных держав и др. Нельзя исключать, что внешние игроки (США, ЕС, соседние страны, Китай) постараются влиять на ход событий: кто-то — поддерживая реформы, а кто-то — пытаясь сохранить элементы старых режимов в своих интересах. Уже сейчас заметно, что некоторые оппозиционные сценарии грешат недостаточно серьёзным принятием во внимание международных трендов. Например, в ряде российских текстов упоминается опыт послевоенной оккупации Германии, хотя очевидно, что никакой «оккупационной администрации» для пост-путинской России не предвидится. Беларусские планы рассчитывают на быструю интеграцию с ЕС, но не всегда учитывают сложность этого процесса и возможное противодействие Москвы. Поэтому стратегии перемен должны иметь и внешнеполитическое измерение: следует предусмотреть, как новые власти будут заручаться поддержкой мирового сообщества, как минимизируют негативное вмешательство, как используют открывшееся окно возможностей (помощь международных финансовых организаций, программы обменов и т. д.). Диаспора в этом может сыграть огромную роль, став посредником между будущими реформаторами и глобальным внешним миром.
Подготовка к «часу Ч» — моменту, когда рухнет старая система и появится шанс на новую — это марафон, а не спринт. Фундаментальные заделы уже сделаны в виде осмысления повестки, экспертных сетей, багажа знаний и понимания ошибок прошлого. Но многое еще предстоит связать воедино. В оставшееся время оппозиции важно максимально укрепить свои позиции. Необходимо углубить проработку проектов с учетом высказанной критики, наладить прочные связи внутри и между диаспорами, завоевать доверие общества через открытый диалог и демонстрацию компетентности. Не менее важно сохранять нейтрально-аналитический подход, в том числе трезво оценивать собственные предложения, подвергать их здоровой критике, избегать эйфории и завышенных ожиданий. Как отметили эксперты, эти программы ценны уже тем, что выявляют текущие слабые места оппозиционного движения, которые еще можно исправить до наступления решающего момента.
«Подготовка к „часу Ч“ непременно окупится, так как успеха добьются те, кто встретит его во всеоружии», заключил один из участников.
Беларусь и Россия способны воспользоваться накопленным в изгнании интеллектуальным капиталом, чтобы преобразовать свои страны мирно и эффективно. Ограничения сегодняшнего дня — разрозненность, недоработанные детали, отрыв от населения — вполне преодолимы при условии постоянной работы над ошибками и готовности учиться. Возможно, ни один из существующих проектов не будет реализован «дословно», но совокупность наработанных идей станет бесценным ресурсом для новых лидеров. Подготовка к «нулевому часу» и заключается в создании такого ресурса. И хотя нынешние стратегии далеки от совершенства, уже сейчас они приближают нас к мечте о свободной, нормальной, демократической Беларуси и России, способных встретить вызовы XXI века с опорой на уроки прошлого, ясное видение будущего и созидательную энергию граждан.