14 октября 2025 года состоялась вторая экспертная дискуссия по правилам Chatham House, посвящённая проектированию сотрудничества Беларуси и России в постлукашенковскую и постпутинскую эпоху (см. итоги первого мероприятия). В рамках этого мысленного эксперимента рассматривались четыре сценария возможного будущего, условно названные: «консервативный», «оттепель», «диктатура» и «неуправляемый хаос». Ни один из этих сценариев не являлся позитивным в полном смысле — речь шла о выборе между «плохим, очень плохим, безобразным и отвратительным» развитием событий. Тем не менее, они позволили структурировать дискуссию о том, каким путём могут пойти обе страны после ухода своих авторитарных лидеров. В обсуждении приняли участие по пять представителей беларусского и российского экспертного сообщества. Дискуссия проводилась по правилам Chatham House. Ниже приводится аналитический отчёт по итогам этой встречи с обобщением взглядов экспертов на вероятные пути развития и рекомендации по подготовке к переменам.

Консервативный сценарий

Этот сценарий подразумевает сохранение существующего политического строя с минимальными изменениями. Это инерционный вариант, при котором система воспроизводит себя — status quo авторитарного режима продолжается и после физического ухода нынешних лидеров. Эксперты оценили вероятность такого сценария в 30% (3 из 10 отдали ему предпочтение: 2 беларусских и 1 российский). При этом они отметили, что, с одной стороны, и в Минске, и в Москве отсутствуют силы, способные серьёзно трансформировать систему, а, с другой — проактивные субъекты и бенефициары режимов кровно заинтересованы в воспроизводстве и сохранении status quo.

В Беларуси, по мнению большинства экспертов, консервативный сценарий может включать небольшую «оттепель» после Лукашенко. С точки зрения одного из беларусских экспертов, масштаб репрессий в РБ настолько велик, что даже частичное их ослабление (например, возвращение к положению 2019 года) воспринималось бы обществом как улучшение. Эксперт аргументировал это ссылками на предыдущий опыт, когда периоды либерализации в Беларуси бывали и при самом Лукашенко (страна пережила несколько относительных «оттепелей», чередовавшихся с заморозками). Однако эти потепления происходили в рамках одной и той же системы и не затрагивали основы авторитарного правления. Тем не менее, сегодня общественный запрос на послабления в Беларуси огромен — даже многие сторонники режима полагают, что «хватит уже жестить», и ждут смягчения репрессий. Поэтому после смены власти там вполне вероятна незначительная либерализация политического пространства (вплоть до допуска оппозиции в парламент или освобождения части политзаключённых), но без основательной демократизации. Однако, другие эксперты обратили внимание на то, что ещё далеко не все легальные инструменты репрессий использованы. Так, например, смертная казнь ещё не приводилась в исполнение по политическим мотивам (в отношении политических заключённых или политически нелояльных чиновников). Кроме того, в нынешних условиях «иногда не до законов», как выразился Лукашенко, а диапазон инструментов террора неограниченно широк и масштабен.

В России же, по мнению экспертов, даже ограниченная «оттепель» в обозримом будущем кажется маловероятной. При этом уровень репрессий в РФ пока объективно ниже, чем в Беларуси, и общество в массе своей адаптировалось к давлению — «общественно-политическая жизнь полностью подавлена, граждане не готовы ни к какой инициативе или сопротивлению». Власть уничтожила любые ростки альтернативы за последние два десятилетия: оппозиция разгромлена или выдавлена за рубеж, независимые медиа либо закрыты, либо объявлены «иноагентами». По мнению российского эксперта, «политическое поле в России зачищено до состояния тундры»: лидеры оппозиции либо убиты, либо в тюрьмах, либо в эмиграции без возможности вернуться. Даже стихийные протесты не приводят к сколь-нибудь значимым изменениям — система может их игнорировать, поскольку не зависит от электоральной поддержки граждан. В результате внутри страны не просматривается сил, способных раскачать или реформировать существующий порядок. Напротив, режим мотивирован сохранить status quo любой ценой. Каждый представитель правящей элиты осознаёт, что потеря контроля чревата тяжёлыми последствиями персонально для них и для всей конструкции власти. Вокруг Путина сформирован замкнутый круг лояльных исполнителей, связанных не только коррупцией, но и преступлениями (особенно после 2022 года) — эта «номенклатурная порука» цементирует режим. Таким образом, после ухода Путина элита, скорее всего, сделает всё, чтобы не допустить либерализации, а сохранить систему путем передачи власти кому-то «из своих». Возможен вариант, при котором освободившееся кресло занимает преемник из ближайшего окружения, предварительно выбранный самим Путиным — тогда курс продолжится без резких изменений.

В целом и по Беларуси, и по России эксперты подчёркивают: авторитарные институты обладают серьёзным запасом прочности. Бюрократия знает своё место, силовые ведомства контролируют ситуацию, коррупционные и силовые «скрепы» пронизывают аппарат. Все ресурсы режима направляются на воспроизводство сложившейся модели власти. В обществе преобладают апатия и цинизм, многие привыкли «не высовываться» и обменяли политические права на иллюзию безопасности. Как заметил один из экспертов, главный тренд путинской эпохи — это рост удовлетворённости жизнью на фоне сокращения свобод. Люди стараются устроиться в частной жизни и демонстративно поддерживают власть (вплоть до одобрения войны), рассчитывая, что в обмен на это их личная жизнь останется неприкосновенной. Такая коллективная психологическая сделка укрепляет стабильность режима. Кроме того, режим мыслит стратегически: активно идёт индоктринация молодёжи через школу и университеты, воспитывается новое поколение лояльных граждан, чтобы и в будущем не возникло запроса на перемены. Важнейшие социальные институты — армия, полиция, система образования, церковь — поставлены на службу идеологии и централизованному контролю, обеспечивая преемственность курса. Регионы России лишены какой-либо автономии: они финансово, правово и идеологически подавлены центром.

В Беларуси же вообще отсутствуют самостоятельные элитные группы, способные хоть как-то повлиять на политику — Лукашенко за годы правления последовательно устранял саму почву для появления независимых элит (административных, силовых или олигархических). В то же время, ряд экспертов обратил внимание на исследование Рыгора Астапени и Павла Мацукевича «В тени Лукашенко: беларусский правящий класс в начале транзита власти», где дан анализ пяти правящих кругов — «семья», «административная вертикаль», «экономические технократы», «силовики» и «бизнес» — у каждого из которых имеется своя мотивационная структура и свои интересы, в целом, работающие на сохранение status quo, но с различными (более или менее либеральными) вариациями.

Исходя из всего этого, консервативный сценарий представляется наиболее реалистичной перспективой. Обе страны в таком варианте остаются авторитарными автократиями, но с небольшой коррекцией курса: Беларусь — с некоторым смягчением диктатуры и псевдолиберализацией, Россия — с продолжением нынешней «информационной автократии» без существенных изменений. Системы воспроизводят сами себя до тех пор, пока внутренние или внешние потрясения не нарушат хрупкое равновесие. Ни одна влиятельная сила сегодня не заинтересована менять существующий порядок вещей, и потому «инерционное воспроизводство нынешней политической системы представляется наиболее вероятным сценарием развития России» (а во многом и Беларуси).

Сценарий «Оттепель»

Сценарий оттепели предполагает относительно резкое потепление политического климата после ухода диктаторов, хотя и не переход к полноценной демократии. Это не «весна», а скорее короткая передышка среди зимы — смягчение авторитаризма без изменения его природы. Такой сценарий поддержали 20% экспертов (2 из 10: оба беларусские). Согласно их мнению, надежда на оттепель гораздо более оправдана в Беларуси, нежели в России.

Аргументы: в Беларуси к 2025 году накопился колоссальный общественный запрос на перемены, особенно на прекращение массовых репрессий. Три года жёсткого террора после протестов 2020-го фактически законсервировали жизнь общества, но не сломили стремление людей к нормализации ситуации. Историческая аналогия — советская «оттепель» после смерти Сталина: тогда ослабление репрессий стало возможным именно вследствие чудовищной их масштабности ранее (страна устала от страха). Сейчас в Беларуси сходным образом: «масштаб преследований таков, что после исчезновения страха перед главным репрессивным центром власть может пойти на определённые послабления, открыв путь для частичного обновления общественной жизни». То есть если не станет Лукашенко, его преемники — стремясь стабилизировать ситуацию — могли бы выпустить часть заключённых, чуть расширить пространство для СМИ и общественных организаций, позволить ограниченную культурную либерализацию. Более того, беларусский режим периодически сам циклически запускал «потепления»: за более чем 30 лет правления Лукашенко было несколько относительно либеральных эпизодов (например, в 2008–2010 годах, а также во второй половине 2010-х годов), перемежающихся новым завинчиванием гаек. Это было «болтание между оттепелями и заморозками… в рамках одного сценария», не затрагивающего основы системы.

Соответственно, в предложенных планах будущего отсутствует сценарий полноценной смены политической системы — оттепель рассматривается лишь как временное явление на фоне в целом консервативного курса. Но даже такой частичный откат к довоенным порядкам (условно — к состоянию 2019 года) эксперты считают вполне реальной перспективой для Беларуси в постлукашенковский период. Этому способствуют по крайней мере три фактора. Во-первых, пример постсоветских авторитарных стран в Азии: везде после ухода «отцов-основателей» режимов — Туркменбаши, Каримова, Назарбаева — происходило некоторое смягчение режима, поначалу даже в закрытом Туркменистане. По аналогии, после Лукашенко может наступить хоть короткая, но оттепель. Во-вторых, свежие соцопросы показывают, что даже часть номенклатуры и сторонников Лукашенко в Беларуси устала от постоянного «закручивания гаек» — они тоже хотели бы снижения градуса репрессий. В-третьих, «2020 год остался в 2020-м» — травма массовых протестов и месть за них постепенно теряют актуальность, особенно у возможных преемников Лукашенко. Элиты начинают мыслить о будущем без прежней ожесточённости; им важно сохранить свои позиции, а не мстить за прошлое. Кроме того, Беларусь, при всех ужасах диктатуры, так и не приобрела тоталитарных черт: нет государственной идеологии, правящая партия существует лишь фиктивно, нет постоянной политической мобилизации масс. Иными словами, система хоть и жестока, но более гибкая по сравнению, к примеру, со сталинским СССР. Это даёт небольшой «коридор возможностей» для либерализации в рамках режима.

Для России же сценарий оттепели подавляющим большинством экспертов оценивается как маловероятный на ближайшие годы. На момент обсуждения не видно никаких предпосылок для прихода к власти в РФ более умеренных, демократически настроенных сил. Общество демобилизовано, гражданское пространство зачищено. «Участники построения гражданского общества либо репрессированы, либо эмигрировали. Политическая оппозиция разгромлена внутри страны, а за рубежом не представляет влиятельной силы». Все группы, которые теоретически могли бы выступить за смягчение режима, маргинализованы и демонизированы пропагандой. Более того, исторические параллели, заставляющие надеяться на оттепель, в случае России не работают. После смерти Сталина ослабление террора стало возможным во многом потому, что внутри советской элиты на тот момент существовали оформленные фракции и группы интересов, готовые проводить десталинизацию (хрущёвская команда против «сталинистов»). Сейчас же, как отмечается, «нынешние элиты практически полностью лояльны Путину». Никто из авторитетных людей режима не заинтересован в ослаблении репрессивной системы — напротив, все они встроены в неё и зависят от её сохранения. В российской правящей верхушке нет ни «либерального крыла», ни даже усталости от репрессий: война с Украиной лишь усилила их убеждённость в жестком курсе.

Идя дальше, некоторые эксперты указывают на глубинные причины такой ситуации: российское общество за 25 лет путинского правления утратило опыт политического участия, привыкло к роли пассивного наблюдателя. Люди не верят, что их протесты могут что-то изменить (и небезосновательно), поэтому предпочитают не рисковать. Власть же «формируется полностью без участия граждан и может игнорировать даже относительно массовые протесты». Нет ни организованной оппозиции, ни массового общественного движения, которое могло бы вынудить верхушку пойти на послабления. Таким образом, если Путин уходит и его место занимает другой представитель той же силовой элиты, он, вероятнее всего, сохранит прежнюю политику. Скорее можно вообразить имитацию оттепели — скажем, риторические изменения, небольшую амнистию — но не более того. Некоторые участники дискуссии назвали такой потенциальный период «консервативной оттепелью», подчёркивая, что речь идёт лишь о возвращении к чуть менее подавленному состоянию (как, например, было в 2012–2013 гг. в РФ или в 2019 г. в РБ) без структурных реформ. В лучшем случае, уход персоналистского лидера (Путина) может на короткое время ослабить хватку режима, но затем либо старые институты перехватят контроль, либо к власти придут новые авторитарные фигуры.

Обобщая, оттепельный сценарий видится экспертам как временная и частичная разрядка. Для Беларуси это реальный сценарий только в первые годы сразу после ухода Лукашенко: либерализация без смены строя, но которая даст обществу передышку и надежду. Для России в краткосрочной перспективе оттепель маловероятна — слишком крепка репрессивная система и слишком слабы демократические силы. Если же она вдруг начнётся (например, под давлением тяжёлого поражения в войне или острого экономического кризиса), то, как подчеркнули участники, надо помнить, что оттепель — не весна. Без проработанных институтов политического транзита потепление может оказаться недолгим эпизодом, за которым снова придёт заморозок или хаос. Поэтому важно быть готовыми воспользоваться окном возможностей, которое открывает даже ограниченная либерализация (об этом см. в выводах).

Сценарий «Диктатура»

Этот сценарий предполагает установление ещё более жёсткого, более радикального режима после ухода нынешних правителей. Например, приход к власти военной хунты или ультранационалистических «ястребов», которые превратят и без того авторитарную систему в откровенно тоталитарную. Интересно, что подавляющее большинство экспертов (90% или 9 из 10: 5 беларусских и 4 российских) сочли этот вариант наименее реалистичным из четырёх — ещё менее вероятным, чем неуправляемый хаос. Причина в том, что, по сути, сегодня в Минске и Москве у власти уже находятся самые «ястребиные» элементы. Как заметил один беларусский участник, «за серыми приходят чёрные, но в России и Беларуси чёрные уже пришли». Иными словами, режимы Лукашенко и Путина и так крайне репрессивны, милитаризированы и агрессивны. Можно, конечно, теоретически добавить ещё больше черноты — «построить новый ГУЛАГ, загнать миллионы и расстрелять сотни тысяч» — но и политически, и психологически сделать это будет чрезвычайно трудно. Исторические прецеденты показывают, что на смену очень жёсткому режиму крайне редко приходит ещё более жёсткий. На постсоветском пространстве случаев эскалации диктатуры сверх имеющейся не зафиксировано. Напротив, обычно после пика репрессий следует либо ослабление (оттепель), либо распад системы. Таким образом, сценарий «чёрной диктатуры» скорее теоретическое пугало, чем практическая перспектива.

Эксперты аргументировали эту позицию и конкретными наблюдениями. Во-первых, в РФ после 2020 года был всплеск милитаризации власти — на высшие посты пришли многие силовики — но затем начался отток, и ключевые должности снова заняли штатские лица. То есть сам режим откатился от идеи военной диктатуры, вернувшись к более бюрократической модели. Во-вторых, крайние националисты в России системно контролировались и ограничивались Кремлём. Тех, кто хотел «тотальной войны» и большего насилия, власть либо встроила, либо подавила. Характерный пример — подавление «пригожинского мятежа» и последующая «зачистка Z-сообщества», то есть ультрапатриотов, критиковавших Минобороны. Получается, что у этой потенциальной партии войны нет доступа к рычагам управления, нет достаточных ресурсов и опыта, чтобы взять власть самим. Они могут раскачивать лодку, но вряд ли смогут ею завладеть. В-третьих, ни в Беларуси, ни в России нет традиции военных переворотов и правления военной хунты. Армия как самостоятельная политическая сила там отсутствует. Российские генералы — просто люди в погонах, без харизмы и амбиций диктаторов; беларусские — тем более (Лукашенко вообще не доверял своим военным и держал их под гражданским контролем). Таким образом, фигуры типа Пиночета или франкистского генералитета просто неоткуда взяться, даже если представить крайнюю ситуацию.

Тем не менее, нельзя сказать, что ужесточение режима исключено полностью. Скорее, речь идёт о том, что новая диктатура не будет сильно отличаться от нынешней — она может стать её продолжением в другой форме. Если Путина или Лукашенко не станет, вокруг власти развернётся борьба. Отсутствие харизматичного арбитра (вроде Путина) снимет ограничения на конфликты внутри элиты. Даже если на словах все будут заявлять о сохранении стабильности, на деле начнётся распил ресурсов и влияния: у каждой группы появится искушение отхватить себе побольше куска пирога, пока нет хозяина. Сейчас в РФ относительная устойчивость поддерживается огромной асимметрией — никто не может бросить вызов Путину. Если же его не станет, «противоречия между членами элиты очень быстро приведут к конфликтам, которые разрушат хрупкий баланс». Ситуацию усугубит и объективный фон: экономический кризис в России будет нарастать (перспектив роста не просматривается, война — тяжёлое бремя). Кроме того, уже идёт перераспределение собственности в пользу новой «военно-патриотической» элиты, поднявшейся после 2022 года, и остановить этот процесс трудно. Значит, почва для острых противоречий уже заложена. В результате, по словам одного эксперта, мы можем стать свидетелями «хаотического процесса формирования коалиций, пытающихся защитить свои интересы и избавиться от конкурентов». В этой борьбе решающим ресурсом станет сила — у кого есть вооружённые структуры, тот и будет на коне. Но ни одна группировка не обладает монополией на силовой ресурс (как обладал Путин), поэтому разные силовые ведомства могут быть втянуты в конфликт между соперничающими элитными коалициями. Силовики, конечно, и сейчас влиятельны, но они не единый блок — напротив, межведомственная ревность у них очень сильна. Если начнётся схватка за власть, разные части армии, Росгвардии, ФСБ и полиции могут поддержать разных претендентов, и тогда возможны силовые столкновения.

Каким образом это связано со «сценарием диктатуры»? Дело в том, что исходом подобной смуты вполне может стать новая силовая диктатура — победит кто-то один сильнейший и установит порядок гораздо более жёсткими методами в условиях гораздо более высокого дефицита общих «правил игры». Ключевые игроки — люди, располагающие оружием, — вероятно, сойдутся в ожесточённой борьбе, и одна группировка возьмёт верх. Тогда политический режим ещё более ужесточится по сравнению с текущим, чтобы подавить хаос и стабилизировать страну. В дискуссии это назвали своего рода «гоббсовским оптимизмом»: пусть диктатура — плохо, но это лучше, чем война всех против всех. Такой вариант — милитаризированная хунта, возможно, во главе с кем-то из силовых генералов или спецслужбистов — нельзя полностью исключить в России. Однако эксперты подчёркивают: это будет не переход к новому типу государства, а именно чрезвычайная мера в рамках всё того же консервативного сценария. То есть, грубо говоря, вместо одного Путина может появиться другой «Путин» (или «Пиночет») из числа силовиков — и режим продолжит существовать, временно ужесточившись. При этом эксперты отмечают, что отсутствие харизмы и институциональной легитимности у такого диктатора может привести в итоге… к оттепели! Парадоксально, но если власть захватит «преемник» без личной опоры, ему придётся искать поддержку у общества, легитимизировать себя через какие-то выборы. Возможно, на начальном этапе он проведёт «открытые конкурентные, но контролируемые выборы» (чтобы успокоить людей). А дальше кризис, давление конкурентов и растущее недовольство вынудят допустить менее контролируемые выборы, где уже победит настоящий оппозиционный лидер — и страна перейдёт к демократии.

Такой путь — через усиление диктатуры к её слому и реформам — описывался одним из экспертов применительно к России (и Беларуси). Но это весьма оптимистичный сценарий, объединяющий несколько стадий. В чистом виде долгосрочная ультрадиктатура без Путина или Лукашенко представляется маловероятной. Скорее уж их режимы продолжат существовать в прежнем виде, без либерализации, но и без «чёрного террора». Отдельные всплески репрессивности (например, больше пыток, политических убийств или полная милитаризация экономики) возможны, но в системном плане режимы уже достигли своего пика жестокости. Таким образом, новый диктатор в Беларуси или России, вероятно, будет «слабой копией прежнего вождя», как отмечали участники, и вряд ли превзойдёт предшественника в радикализме.

Сценарий «Неуправляемый хаос»

Данный сценарий обозначает ситуацию, при которой после ухода Путина и Лукашенко политические системы обеих стран впадают в фазу неконтролируемого распада. Центральная власть утрачивает возможность управлять процессами, возникают внутренние конфликты, и страны рискуют скатиться к состоянию близкому к коллапсу — вплоть до территориальной дезинтеграции, гражданских революций и т. п. Это наиболее драматичный сценарий, ассоциирующийся с образами революционного развала, «смуты» или даже войн всех против всех. Естественно, его не рассматривают как желательный — речь идёт о рисках, которых хотелось бы избежать. Однако обсуждение показало, что определённые предпосылки для хаотизации существуют, особенно в России. Примечательно, что этот сценарий как наиболее вероятный (40% или у 4-х из 10-и экспертов) стал у большинства как российских (2 из 5), так и беларусских экспертов (2 из 5). Впрочем, и в этом вопросе мнения экспертов разделились: одни полагают, что хаос неизбежен хотя бы краткосрочно, другие — что даже если он начнётся, ситуация достаточно быстро перейдёт в новое упорядоченное состояние.

Можно выделить несколько ключевых факторов, влияющих на вероятность этого сценария:

Предварительное заключение

Сочетание всех этих факторов рисует тревожную картину: после ухода авторитарных лидеров системы могут быстро утратить управляемость. Однако, как уже упоминалось, эксперты расходились во мнениях о продолжительности и исходе хаоса. Одни полагают, что хаотический период неизбежен хотя бы кратковременно — «что бы ни случилось, начнётся энтропия, потому что каналы управления разорваны». Другие же отмечали, что ни в России, ни в Беларуси хаос не продлится слишком долго, так как в игру быстро вступят прагматичные акторы, заинтересованные в наведении порядка. Например, прозвучала мысль, что период хаотизации будет коротким, потому что имеющиеся стейкхолдеры довольно быстро возьмут ситуацию под контроль.

Действительно, помимо перечисленных разрушительных тенденций, существуют и сдерживающие силы. В России к таким можно отнести крупные бизнес-структуры и региональные кланы, заинтересованные в сохранении единого экономического пространства. Гигантские госкорпорации и финансовые потоки сейчас связывают регионы с центром — им есть что терять при полном распаде. Региональные элиты за постсоветские десятилетия встроились в вертикаль и привыкли получать ренту от центра — у них тоже высокие стимулы удержать единство страны. Национально-освободительных движений в российских регионах практически нет — вместо них лишь местные кланы, чьи интересы в — федеральных связях. Поэтому прогнозируется, что даже если РФ войдёт в фазу дезинтеграции, довольно скоро какие-то новые конфигурации контроля возникнут. В качестве гипотезы назывался сценарий конфедерации: регионы получат большую самостоятельность, а центральная власть трансформируется во что-то вроде координационного центра союза регионов. В таком случае Беларусь оказывается уникальным элементом — она уже сейчас де-факто член Союзного государства, сохраняя при этом собственную валюту, банк и суверенитет в определённой степени. То есть Беларусь по сути может послужить моделью для «конфедерализации» России, если до этого дойдёт.

Что касается Беларуси, там хаос тоже вряд ли длится долго: белорусы «одержимы порядком» и постараются быстро его восстановить даже после серьёзной встряски. Национальная политическая культура избегания жёстких конфликтов сыграет стабилизирующую роль — после любой заварухи беларусы первым делом наведут порядок, как отметили эксперты.

Таким образом, неуправляемый хаос в случае обеих стран видится скорее переходным этапом, стартовой точкой, а не конечным состоянием систем. «Если элиты договорятся — хаос будет коротким и перейдёт в оттепель; если кто-то из силовиков захватит власть — будет диктатура; а если неопределённость затянется, то хаос продлится», — говорилось в одном из выступлений. То есть дальше сценарий разветвляется на уже обсуждённые: оттепель или диктатура, либо, возможно, конфедеративное переустройство. Сам хаос можно понимать не только как уличные беспорядки или гражданскую войну, но шире — как потерю управляемости систем. Это включает дисфункции на всех уровнях: от центрального правительства (которое может потерять рычаги контроля), до повседневной жизни (когда нарушаются привычные сервисы, снабжение и безопасность).

В частности, указывали, что экономическая дезинтеграция может стать и причиной, и следствием хаоса. Разрыв финансовых связей, прекращение межбюджетных трансфертов, появление параллельных валют — всё это вероятно при крахе центра, и всё это ударит по простым людям ростом цен, дефицитом, безработицей. В таких условиях протесты или, наоборот, всплеск бандитизма (мародёрства) вполне реальны. Один из экспертов обратил внимание на «милитаризованные массы» — сотни тысяч мобилизованных и добровольцев, прошедших через войну и привыкших получать доход силовым путём (грабежом). В случае хаоса они могут создать военизированные банды, терроризирующие целые территории в поисках наживы. Это добавит элемент криминального насилия, усугубляя общую картину.

Тем не менее, большинство участников склонилось к мнению, что «война всех против всех» — неустойчивое состояние. Либо найдётся «сильная рука», которая наведёт порядок (не обязательно хороший порядок, но хоть какой-то), либо элиты договорятся о перераспределении власти, либо регионы отстроят новую систему отношений. Даже в худшем случае полного распада России — а такой вариант считали маловероятным в обозримой перспективе — возникнет не вакуум, а новые центры власти. Государства могут сохраниться географически, но исчезнуть как вертикально устроенные организации. Появится феномен «перекрёстного суверенитета», когда на одной территории пересекаются несколько властей (региональные, локальные, корпоративные) без единого центра. Подобное мир уже видел в эпохи феодальной раздробленности или, например, при конфликтах в Африке. Но даже тогда, рано или поздно, на обломках складывается новая структура.

Таким образом, эксперты признают возможность реализации сценария неуправляемого хаоса, особенно в качестве первой фазы пострежимного периода. Но гораздо важнее вопрос — что придёт ему на смену. Все склоняются к тому, что хаос открывает не только дорогу ужасов, но и коробочку шансов.

«Хаос хаосу рознь», — отмечали участники: кратковременная хаотизация может стать «окном возможностей» для переформатирования страны на более демократических принципах. Чтобы воспользоваться этим окном и не дать ему захлопнуться, нужны скоординированные действия здоровых сил, причём подготовленные заблаговременно. В заключительной части отчёта как раз и приводятся предложения экспертов на этот счёт.

Продолжение следует