Вопросысексуальности и репродукции чаще всегосвязываются в официальной риторике (в нормативных документах или официальных СМИ) с некими национальными белорусскими традициями. При этом подчеркивается, что данные вопросы несут в себе важное значение для национальной безопасности и развития нации. Доминирующей на уровне официальной риторики остается (нео)консервативная идеология, апеллирующая к значимости функции «воспроизводства рода» для существования нации, социальных структур, иерархий[1].
Украинская исследовательница Ирина Жеребкина [2] отмечает, что критика взаимоотношений «женщины и национального государства» включает несколько элементов: во-первых, женщины исключены из традиционного понятия гражданства; во-вторых, женщины являются биологическим ресурсом для государственного воспроизводства, на основании чего, в-третьих, осуществляется редукция женской сексуальности к репродуктивной способности. С одной стороны, женщины являются действительными членами социальных групп и институций в структуре государства, участницами социальных процессов; с другой стороны, отношение государства к ним сфокусировано как на особой социальной категории со специфической ролью в обществе — ролью и функцией воспроизводства населения.
Закономерно концепция «нации» в официальной риторике наполняется теми содержательными характеристиками и идеологемами, которые определяют положение женщины в обществе, также как и демографическую политику в стране. Женщина по отношению к нации, государству воспринимается как «репродуктивный потенциал» и «демографической резерв». Такая официальная идеология нивелирует значение для женщины чего-либо кроме материнства и семьи. Так, Лидия Ермошина, председатель Центризбиркома, комментируя в очередной раз участие женщин в политической акции протеста 19 декабря 2010 года, отметила:
«Я ужасно разочарована женской частью молодого поколения — они отвратительные матери, они скверные жены, они недобрые, немилосердные люди. Поэтому — надо их быстрее призывать к борщу, детям, книгам и так далее. Я считаю так, а борщ — это то, что попало на язык, символ домашнего уюта. Не обязательно борщ — можно торт печь. А еще лучше — книжку своему ребенку почитать. Давно эти дамочки, которые блуждали по этой площади, книжки своим детям читали? Я — фанатичная мать. Я считаю, что если ты становишься матерью, для тебя не существует ничего, кроме твоего ребенка. Все остальное может существовать, но где-то на втором месте <…> Ты женщина и мать. Нельзя доводить эмансипацию до абсурда. Если человечество погибнет, то — по вине женщин. Ведь они забывают свое предназначение женщины и матери».
Президент страны также регулярно в своих выступлениях подчеркивает роль материнства в существовании нации: «Материнство — самая главная миссия женщины, от которой зависит будущее стран и народов, само развитие цивилизации» [3]; «Нет важнее и почетнее для женщин миссии, чем материнство, рождение и воспитание детей, бережное отношение к семейным ценностям. Крепкая семья, здоровые дети — это не только счастье родителей, но и основа благополучия страны, ее надежного будущего» [4].
Еще одна украинская исследовательница Оксана Кись отмечает, что практически каждый народ на этапе консолидации нации, в годы борьбы за независимость или в период национального возрождения обращается к женско-материнской символике, а идея родины и патриотизма воплощается в образе женщины-Матери [5].
Официальный дискурс в отношении репродукции и сексуальности постоянно апеллирует к моральной риторике и морально-оценочным категориям. Именно моральная риторика становится легитимным оправданием вмешательства государства в сферу репродуктивного и сексуального здоровья, путем транслирования нормативных концепций. Так, например, в Законе о демографической безопасности 2002 года в качестве одной из демографических угроз выступает — «деградация института семьи». Соответственно одной из целей демографической безопасности становится «формирование высоких духовно-нравственных стандартов граждан в области семейных отношений, повышения престижа семьи в обществе».
Именно поэтому с одной стороны, в центр социальной политики выводится непосредственная помощь «традиционной семье» (например, льготное строительство для молодых семей, многодетных семей), с другой стороны, осуществляется всемерная дискурсивная поддержка такого типа семьи, наделения ее категориями социальной значимости и желательности.
«Сейчас очень часто говорят об „испарении морали“. Едва ли можно представить, что такое произойдет в мусульманских странах или впишется в японские семейные устои с установкой „один — это часть целого“. Не было такого кошмара и в дореволюционной России, когда большинство семей были многодетными. Тогда супруги поддерживали друг друга в совместной жизни, а не кивали на государство, церковь или какой–либо общественный институт. Сейчас супружеские обязанности размыты. И до такой степени, что, кажется, никто ни за что не отвечает» [6].
Данная моральная риторика определенным образом переоценивает сферу сексуальности. Акцентируются проблемы раннего начала сексуальной жизни, подростковых абортов, распространения ИППП среди несовершеннолетних. При этом решение данных проблем видится не в сексуальном просвещении, но морально-нравственном, нацеленном на ориентацию детей на традиционные семейные ценности (семейное воспитание).
Из пособия «Консультирование подростков и молодежи по вопросам репродуктивного здоровья»: «Вне контекста нравственности никакого воспитания, в том числе и психосексуального, не существует и существовать не может. Главные задачи психосексуального воспитания — прежде всего помощь развивающейся личности ребенка в осознании себя представителем своего пола, развитие телесной идентичности, с которой тесно связан психосоматический потенциал. Сказанное неотрывно от социальных отношений, вне которых развитие ребенка невозможно, и уже здесь плавно переходит в то, что вернее всего называть подготовкой к ответственному партнерству, супружеству и родительству» [7].
Из пособия «О том, чего женщины не знают о себе»: «Сексуальная норма в широком смысле — потенциальная способность выполнять все три основные функции сексуальности — биологическую (оплодотворение), психологическую (наслаждение), и социальную (реализация потребности в межчеловеческих контактах). Затруднения или невозможность реализации человеком любой из этих функций определяют выраженность у него отклонений от нормы в сторону сексуальной патологии» [8].
Подобного рода нормативные концепции оказывают влияние на построение модели социальной политики и охраны репродуктивного здоровья. Так, например в последние годы в Беларуси вносились изменения в законодательство относительно вопросов репродуктивного здоровья.
Так, с 1 июля 2012 года вступило в силу Постановление Министерства здравоохранения № 15 о внесении изменений в перечень лекарственных средств, реализуемых без рецепта врача. Согласно этому документу, оральные контрацептивы попали в число лекарств, которые могут отпускаться только по рецепту врача. Хотя формально введение «ограничений» на контрацепцию призвано служить заботе о здоровье женщины, так как противозачаточные таблетки имеют, как и любые лекарственные средства, определенные показания и противопоказания. Однако данная мера игнорирует проблему медицинской системы, уровень обслуживания которой имеет много проблемных мест. Женщины часто испытывают недоверие к врачам и вообще системе государственного здравоохранения. Это недоверие является не столько результатом оценки их профессиональной деятельности, сколько негативным опытом взаимодействия с медицинскими институтами. Бесконечные очереди, отсутствие внимательного отношения, грубость, дефицит информации — все это лишь часть тех трудностей, с которыми сталкиваются женщины при посещении женской консультации. Можно с уверенностью сказать, что большая часть женщин старается по возможности реже посещать государственную поликлинику. Кроме того, такая мера принимаются в условиях дефицита доступа к контрацепции, которые составляет по республике 7%, то есть в среднем 7 из 100 женщин указали, что испытывают трудности доступа к контрацепции (по данным многоиндикаторного кластерного обследования положения женщин и детей в 2013 году).
Также в Закон о здравоохранении внесены поправки, позволяющие врачам отказываться от проведения аборта по личным убеждениям, а также ограничивающие применение операций добровольной стерилизации. Такие операции теперь доступны только после 35 лет или после рождения двоих детей. Также необходимо письменное согласие супруга/супруги. Введение ограничения на стерилизацию, по сути, призвано поддерживать институт «материнства» где деторождение для женщины воспринимается как долг и обязанность, а не как вопрос свободного выбора.
В отношении репродуктивных технологий также были введены определенные ограничения. Развитие данного типа технологий в Беларуси сопровождалось разного вида дискуссиями от осуждения в начале 90-х («Этот нарождающийся бизнес — торговля детьми — мне кажется особенно разрушительным и страшным» [9]), до признания важности развития этой сферы с целью помочь женщине исполнить ее «предназначение»: «… примерно каждый четвертый брак бесплоден. И по этой причине супруги — на грани развода. Скажем откровенно: в некоторых случаях медики бессильны. Единственный выход — суррогатное материнство, которое можно сравнить с соломинкой для утопающего»[10]. Такая амбивалентность проявилась и в новом Законе о вспомогательных репродуктивных технологиях (ВРТ), который, с одной стороны, легитимировал искусственную инсеминацию, ЭКО, суррогатное материнство, но, с другой стороны, внес определенные ограничения по использованию этих технологий.
Например, в свое время разработчики Закона предлагали внести ограничение на проведение ВРТ только для людей, состоящих в браке. Это было связано с дискуссиями о необходимости поддержки именно полной семьи и зарегистрированного брака. К счастью, данная норма так и не была принята. На сегодняшний день ВРТ могут использовать как женщины в браке, так и незамужние. Не смотря на это, Закон о ВРТ содержит ряд ограничений, например, возрастные ограничения на использование ЭКО и искусственной инсеминации. Данные процедуры не используются в отношении женщин старше 50 лет (ст. 6). Однако данное ограничение излишне на фоне того, что в любом случае использование ВРТ требует медицинского обследования. Возрастные ограничения появляются и в отношении суррогатного материнства. Согласно статье 22, суррогатной матерью может быть только женщина, состоящая в браке, в возрасте от 20 до 35 лет и имеющая ребенка. Подобное ограничение увязывает социальные нормы с биологическим воспроизводством. Такой же фактор появляется в отношении донорства. Так, согласно, статье 9, «донором сперматозоидов может быть мужчина в возрасте от 18 до 40 лет, не имеющий медицинских противопоказаний к донорству сперматозоидов и прошедший медицинский осмотр». А вот донором яйцеклеток может быть женщина в возрасте от 18 до 35 лет, имеющая ребенка, не имеющая медицинских противопоказаний к донорству яйцеклеток и прошедшая медицинский осмотр». Однако если для донорства сперматозоидов наличие детей не обязательно, то в отношении женщины — это основное условие.
Следовательно, с одной стороны, в стране предпринимаются попытки определенным образом регламентировать репродуктивные права женщин, практику использования ими репродуктивных технологий. Законодательные нормы создают более комфортные условия для пользователей услуг новых технологий, гарантирует защиту их прав. Однако, с другой стороны, эти репродуктивные технологии развиваются в рамках дискурса возвращения традиционных ценностей и нормирования строго определенного образа жизни. В официальной риторике границы «нации» прокладываются через описание материнства как основного гаранта «национальной безопасности». Подобная установка становится основанием создания институциональных и дискурсивных барьеров на пути преодоления гендерного неравенства. Усиление консервативных тенденций и национального дискурса препятствует адекватному восприятию женщин в общественно-политическом секторе.
Примечания
[1] Название статьи было вдохновлено цитатой из пособия Сидоренко В. Н. Профилактика нарушений репродуктивного здоровья у современной молодежи. Мн.: БГУ, 2009.
«Девушки-подростки — это тот основной потенциал страны, который обеспечивает стабильность демографии, генофонд нации и, в конечном счете, будущее государства» (с.140).
[2] Жеребкина И. Женское политическое бессознательное. СПб: Алетейя, 2002. С. 56-57
[3] Советская Белоруссия, 13.10.2007.
[4] СБ, 06.03.2012.
[5] Кись О. Материнство и детство в украинской традиции: деконструкция мифа // Социальная история. Ежегодник 2003. Женская и гендерная история / под ред. Н. Л. Пушкаревой. М.: Российская политическая энциклопедия, 2003. С. 156-172.
[6] Семейный «Титаник» идет ко дну / СБ, 10.07.2012.
[7] Консультирование подростков и молодежи по вопросам репродуктивного здоровья. Мн.: Альтиора — Живые краски, 2011. С. 215.
[8] Березовская Н.О. О том, чего женщины не знают о себе. Мн.: Изд. центр БГУ, 2009. С 24.
[9] Рожу ребенка. Хотите купить? / СБ, 08.07.1999.
[10] Интересное положение / СБ, 18.10.2007.