На недавно прошедшей экспертной конференции «Минский диалог» бывшие и настоящий министры иностранных дел и эксперты обсудили итоги внешней политики Беларуси за 25 лет ее суверенной истории. Если верить большинству ее участников, истории безысходной и безальтернативной, обреченной на движение в русле имперской России, которая не ослабляла свои братские и порой слишком тесные объятия.

Субъект истории

Если Беларусь не имела выбора, то она не только не стала, но, похоже даже не пыталась стать субъектом истории. Из выступлений бывших министров фактически следует, что Беларусь своей истории не обрела, их же историческая роль свелась к реагированию на действия, которые предпринимались другими странами. Наш МИД не выполнил свою высокую миссию перед страной и народом из-за обстоятельств, на которые невозможно было повлиять. Например, первый министр иностранных дел в правительстве Лукашенко Владимир Сенько (1994–1997 гг.), рассказывает, что на встречах с трудовыми коллективами в 1996 году его спрашивали, когда Беларусь воссоединится с Россией. По его словам, эта идея пользовалась широчайшей поддержкой населения: «Выдвини мы тогда этот вопрос на референдум, подавляющее большинство населения высказалось бы за союз».

Можно согласиться с г-ном Сенько: включение этого вопроса в референдум-96 имело бы очевидный результат. Ведь предвыборная программа Лукашенко привлекла электорат именно интеграционными (воссоединительными) обещаниями, которые были специально усилены на упомянутом референдуме, что позволило Лукашенко в апреле 1996 года подписать с Ельциным Договор об образовании Сообщества Беларуси и России (названного журналистами «мини-СССР»). Теоретически это позволяло сторонам очень быстро воссоединиться — правда, этой сделке не хватало искренности. Рыночная реформа в России в самом своем начале не принесла населению обещанных улучшений, подорвала авторитет Ельцина, и усилила позиции реставраторов. Поэтому в Минске собирались «объединяться» не с демократической, а с зюгановской национал-коммунистической Россией.

У Зюганова были очень высокие шансы победить на президентских выборах, и это позволяло ему приобретать сторонников и союзников во всех странах СНГ. Каждому из них в случае успеха обещалось достойное вознаграждение. Причем самый главный куш обещался именно Лукашенко. Поэтому, соблазнившись посылами, белорусский президент посредством референдума-96 вернул Беларуси «модернизированные» советские герб и флаг как обещание восстановить в будущем прошлое.

Но так не получилось. Данная альтернатива оказалась ложной, ставка на Зюганова не сработала, а другие варианты, похоже, не рассматривались вовсе. Как заявил во время конференции министр иностранных дел (1997–1998 гг.) Иван Антонович, «специфика белорусской ситуации заключалась в том, что она полностью зависела от Российской Федерации в энергоресурсах, ее промышленность обеспечивалась комплектующими из российских промышленных центров, белорусская товарная продукция в основной своей массе находила сбыт на российском рынке».

Это только часть правды, другая ее часть состоит в том, что экономики у независимой Беларуси не было, ее следовало создавать, как и всем другим бывшим советским республикам. Не с нуля, но на развалинах народнохозяйственного комплекса СССР, поскольку он сам тоже развалился. Беларусь была в равных условиях с Прибалтикой, Молдовой, Украиной и новыми странами Кавказа и Средней Азии.

Кто хотел, тот с выбором определился

Правительства этих республик готовились к переходу к самостоятельности и заранее подыскивали партнеров на будущее, неизменно ограничивая свое участие в народнохозяйственных союзных делах. В Средней Азии хорошо понимали, что отмена монополии внешней торговли, с одной стороны, позволит им продавать свой хлопок на мировых рынках за валюту, но повлечет потерю бывших союзных потребителей, которые теперь могут покупать лучшее сырье за рубежом. Грузия и Молдова благоденствовали, поскольку они являлись монополистами в производстве вина и фруктов: сколько их не произведи — они неизменно потреблялись Центром.

Все в основном понимали, что к новой ситуации надо и приспосабливаться, и, с другой стороны, формировать ее. Требовалось проводить многовекторную политику, выбирая адекватных партнеров, создавая условия для их прихода в страну, а для этого утверждать экономический порядок, который существует в Европе.

В Беларуси же все говорили о союзном «сборочном цехе», который не имеет иных поставщиков ресурсов и потребителей продукции, кроме России. Отсюда заклинание — на века вместе! Мол, скованы мы одной цепью: Россия остается сырьевым придатком индустриально развитой (относительно) Беларуси. Маниловщина, безграмотность, леность мысли, отсутствие способности к продуктивной деятельности. Ведь большинство стран мира успешно живут за счет покупных ресурсов, очень многие имеют диверсифицированные рынки сбыта, и лишь некоторые ограничиваются несколькими рынками, которые гарантируют сбыт их продукции.

Наша же экономика, которая по мнению бывших министров не позволяет стране дышать полной грудью, рассматривается руководством страны как заведомо неконкурентоспособная. Например, в сельское хозяйство ежегодно вкачиваются огромные деньги без ожидания отдачи. Для удержания отрасли на плаву требуются новые, постоянно увеличивающиеся вложения. Поэтому цены на продукцию отрасли постоянно растут, становятся недоступными для значительного числа населения, то есть в мирное время не обеспечивает продовольственную безопасность страны, которая определяется доступностью продовольствия для всех слоев населения.

Сельское хозяйство поступательно теряет конкурентоспособность на российском рынке, хотя он считается приоритетным с позиций правительства. Это снижение запрограммировано изначально, поскольку ни с кем из стран-соседей белорусский АПК конкурировать не может. Ни с Литвой, которой он проигрывал еще в советские времена, ни с Польшей, ни с Украиной. По объективным обстоятельствам, а главное — по своей экономической природе. Колхозам никогда не удавалось конкурировать на равных с фермерами, а именно фермерство определяет агроэкономику. Следовательно, ожидать принципиально улучшения ситуации можно только от земельной реформы, на которую «безальтернативное» руководство Беларуси никогда не согласится.

По календарю Кравченко

Реальной альтернативой Беларуси была и остается рыночная реформа. В начале 1990-х годов правительство с трудом сдерживало ее ход, поскольку существовала «форточка возможностей» для этого, перемен ожидали и люди. Но теперь правительству очень трудно сохранить установленный им экономический порядок, поскольку для этого требуется много денег, которых нет. Следует реформировать экономику сверху, или она будет реформирована снизу.

Первый глава МИД РБ Петр Кравченко (1990–1994 гг.) сказал, что теоретически у Беларуси была альтернатива для интеграции в европейское экономическое пространство. Но, как следует из его слов, сами европейцы признавали наличие капкана союзной кооперации, в который попала Беларусь. В частности, они утверждали, что из-за этого у Беларуси «нет никаких шансов в ближайшие пятнадцать лет оказаться в Евросоюзе». Что на это сказать? Очень часто бывает, что процесс достижения цели иногда приятнее обладание ею.

Пятнадцать лет ожидания — если бы мы пошли к этой цели, были бы насыщены интересными событиями, интенсивной, продуктивной, конкретной работой, которая принесли бы конкретные результаты. Многие из нас бывали в Польше, когда она работала над евроинтеграцией. И завидовали полякам, наблюдая как расцветает страна. К слову, Польша, вместе с Эстонией, Венгрией, Латвией, Литвой, Словакией, Словенией, Мальтой и Кипром вступила в ЕС 1 мая 2004 года. Если согласиться с календарем г-на Кравченко, Беларусь — при наличии политической воли и упорной работы — уже подходила бы к цели. Пусть на 5-10 лет и позже бывших сотоварок по соцлагерю.

А теперь и на восточном направлении успеха нет, неудачи давно стали хроническими. И выходит, что альтернативы нет ни там, ни здесь. А она всегда есть. Только не для тех, кто ее не желает видеть.