Если предположить — накануне Дня единения Беларуси и России — что на протяжении последних 26 лет базовой мечтой российского и белорусского народов остается надежда на воссоединении в единую славянскую массу, то незачем эту мечту убивать ее реализацией. Пусть процесс довлеет над результатом, и Союзное государство России и Беларуси, «наиболее продвинутый интеграционный проект на постсоветском пространстве» (как охарактеризовал его российский посол Александр Суриков), является показательным воплощением этого принципа.
Союзное государство, договор о создании которого был подписан в 1999 году и являлся более «сильной» версией подписанного 2 апреля 1996 года Договора о создании Сообщества России и Беларуси, — эта подлинная витрина интеграции. СГ прекрасно тем, что является не столько функционирующим институтом, сколько идеей такого института (впрочем, с одной поправкой: эта идея финансируется и располагает собственным бюджетом). Поскольку реальный объект обычно вызывает больше вопросов, чем ментальный, по поводу СГ официальные лица высказываются обычно в конструктивном, позитивном и перспективном ключе. Но когда речь заходит о каких-то конкретных достижениях — они переходят к критике — конструктивной, конечно, критике, но критике.
В частности, А. Суриков косвенно признает, что затраты не окупают конечную выдачу: «мы хотим от Союзного Государства иногда больше, чем ему дали. Комиссии по правам человека, к примеру, так и не создали. А возникающие проблемы могли бы быть купированы. Не принят и Конституционный акт — готовится много лет, но проблема в неготовности передачи части национальных полномочий интеграционному органу».
Помимо несостоявшегося Конституционного акта, имелось еще два важнейших интеграционных проекта, пристегнутых к СГ, — единая валюта (белорусской стороне она заранее не очень нравилась) и единая электронефтегазовая система (российской стороне она заранее не очень нравилась). К этим нереализованным инициативам добавились другие неурегулированные вопросы включая единую политику ценообразования и налогообложения и в целом — проблематику равных условий хозяйствования (о чем А. Суриков также упомянул).
Весь этот комплекс вопросов — за исключением Конституционного акта и единой валюты, о которых на данном этапе стороны не рассуждают, сконцентрировавшись на более практичных вещах, — постепенно был изъят из повестки Союзного государства и перемещен на другую площадку. И хотя Евразийский экономический союз в сравнении с СГ является, по-видимому, менее продвинутым интеграционным проектом, все важнейшие хозяйственно-политические споры, включая актуальный нефтегазовый, решаются именно там. В то время как в ведении СГ остаются задачи по стыковке некоторых вопросов социальной политики.
Одним из значимых аспектов существования СГ до сих по было отсутствие внутренних границ. В Договоре о Союзном государстве его территория фигурирует как состоящая из территорий стран-участниц, но строго территории эти не были определены и маркированы. Но кое-что меняется и в этом отношении: с 7 февраля на границе Беларуси и России введена пограничная зона — первый шаг в аспекте территориального размежевания. Будут и следующие шаги: в апреле будут рассматриваться вопросы паспортного контроля на первом заседании специальной комиссии, которая создана сторонами для урегулирования данных вопросов. В перспективе будут также решаться и вопросы собственности имущества в рамках Союзного государства. Это необходимо, поскольку, по словам А. Сурикова, что-то финансируется из бюджета Союза, «а потом объект как-то повисает».
Таким образом, вопреки целевым интенциям договором о создании Сообщества, впоследствии Союзного государства РФ и РБ (формирование политически и экономически интегрированного сообщества в целях объединения материального и интеллектуального потенциала двух государств), подлинным содержанием российско-белорусской интеграции остается обособление и размежевание политических и экономических систем России и Беларуси.
И все же, несмотря на эту констатацию, СГ выполняет определенные полезные функции, которые очевидны в том случае, если рассматривать эту структуру не как интегративную, а как, во-первых, перформативную и, во-вторых, амортизирующую. В первом случае это синоним знака, отсылающего к чему-то общему (частично общей истории и культуре, соседству и пр.). Во втором случае это площадка, на которой можно обсуждать некоторые вопросы прав собственности. А поскольку такие вопросы нередко бывают острыми, их можно годами удерживать именно в таком отложенном и нерешенном состоянии или же решать постепенно и не напряженно. Собственно говоря, т. н. буферные структуры как раз и существуют для того, чтобы буферизировать потенциально конфликтные вопросы.
Более того: как показывает опыт ряда постсоветских стран, форсированный выход из буферных объединений (Грузия, Украина) чреват обострениями проблематики «общего наследства» и вооруженными конфликтами (кейс Крыма и восточной Украины). Некоторые вопросы невозможно решить быстро. Требуется время, чтобы подойти к их решению.