? 31 мая в Астане состоялось заседание Высшего евразийского экономического совета, в котором приняли участие главы России, Беларуси, Казахстана, Кыргызстана и Армении. Каковы главные итоги этого мероприятия?
Валерия Костюгова. Главным в этом юбилейном мероприятии (на днях исполнилось два года с подписания соглашения об учреждении ЕАЭС) следует считать не итоги собственно встречи президентов, а условия, в которых встреча происходила.
Вообще говоря, встречи глав государств любых интеграционных объединений — будь то СНГ, Союзное государство или предшественники ЕАЭС, — исключительно редко нацелены на достижение каких-либо результатов; их целевое назначение — демонстрация взаимной поддержки. В конце мая 2016 года более других в такой демонстрации нуждались главы Казахстана и Армении. Армении требовалась поддержка союзниц в ситуации обострения проблемы Нагорного Карабаха. Ереван рассчитывал, что ЕАЭС некоторым образом стабилизирует «внутриармянский» статус НКАО, но, не получив ни реальной, ни вербальной поддержки, вынужден был удовлетвориться «проговариванием проблемы». В ответ на критику со стороны оппозиции по поводу ошибочности вступления в ЕАЭС.
В Казахстане уже более месяца длятся социально-экономические протесты против т. н. «земельной реформы», причем протесты столь неожиданно упорные, что президент Казахстана Нурсултан Назарбаев был вынужден приостановить реформу и уволить двух министров правительства. Однако аналитики отмечают, что собственно «земельная реформа», вызвавшая опасения казахстанских граждан относительно продажи земли китайцам, — скорее повод выплеснуть недовольство из-за снижения уровня жизни, сопровождающее весь период существования ЕАЭС.
История ЕАЭС злополучным образом совпала со стагнацией политических и экономических систем постсоветских стран. Союз не только не оправдал наивных расчетов его архитекторов, что расширение рынка сбыта до 240 млн человек само по себе станет локомотивом экономического развития, но постепенно все более ассоциируется со стагнацией и спадом. В лучшем случае ЕАЭС критикуют за его имитационную природу. Конфликты России с западным миром, Украиной и Турцией без уведомления партнеров (не говоря уже о согласовании с ними), падение цен на нефть, продемонстрировавшее ресурсную зависимость экономик ЕАЭС, девальвации национальных валют стран-союзниц ускорили сокращение взаимного оборота и увеличили число торговых барьеров в Евразийском союзе.
Но поскольку альтернативных экономических (кроме выжидания лучших времен), социальных (кроме сокращения ответственности государства в отношении граждан) и внутренних политик (кроме укрепления внутренних кругов обороны правящих в государствах ЕАЭС классов) ни у кого не имеется, главным мотивом встреч становится не решение проблем, а демонстрация общности. Как говорится, а кому легко? Сопроводительные мотивы: пытаться протащить через ЕАЭС свой небольшой частный интерес. Например, Казахстан подверстывает к ЕАЭС китайский Шелковый путь, в котором из всех государств ЕАЭС собственно только Казахстану и отводится значимая роль.
А. Лукашенко также проговаривал собственные проблемы — закрытость российского рынка для белорусских товаров и все остальное. Но в сравнении с коллегами должен был ощущать себя неплохо. Белорусские граждане все еще демонстрируют лояльность и осторожность — по-видимому, в расчете на встречную осторожность властей. Однако, данные последних опросов НИСЭПИ о желательности изменений в стране должны служить предостережением и белорусскому президенту.