С переходом российско-украинского кризиса в затяжной режим патриотическая и мобилизационная эйфория в России медленно идет на спад, хотя нельзя исключать острых рецидивов. На этом фоне становятся все более очевидны противоречия, раздирающие новую идеологическую доктрину России [1]. В частности это касается двух ключевых идеологем — «многополярности» и «русского мира». Первая идеологема отсылает к идее конца биполярного мира (также монополярного мира и доминирования США), и начало мира многополярного, в котором Россия играет роль одного из ключевых игроков. Однако подложкой доктрины является геополитический цинизм России, отличающийся от специфически понятого цинизма США лишь своей реактивной направленностью. В свою очередь идеология «русского мира» — в контексте других «миров» — представляет собой угрозу для самой Российской Федерации и сегодня ассоциируется с аннексией «русскомирных» провинций и воспринимается как один из источников нестабильности в регионе и мире.

Одно из этих противоречий связано с чрезвычайно популярной в политических кругах РФ идеологемой конца биполярного мира (США-СССР) и начала мира многополярного. Несмотря на достаточно долгую историю своего существования [2], эта идеологема стала доминировать в медиа-пространстве РФ совсем недавно — в связи с аннексией Крыма и российско-украинским военным конфликтом. При этом события в Украине можно понимать не только как катализатор, симптом, но и как наиболее яркий пример действительных, а не спекулятивных следствий, проистекающих из попыток РФ утвердить новый, многополярный мировой порядок. В целом многополярность является прямым продолжением либерализма в глобальном масштабе (т.н. «демократическая многополярность»).

Поэтому создается впечатление, будто в этом требовании перехода от би- (и тем более моно-) полярности к многополярности глава РФ В. Путин и политические элиты России выступают в качестве более последовательных либералов, защищающих плюрализм как одну из ключевых демократических ценностей на самом высоком — международном и глобальном — уровне. Эта установка на «защиту» либеральных ценностей от самих либералов (прежде всего, США, цинично попирающих международные конвенции и развязывающих региональные войны), призвана создавать позитивный имидж России как страны, отстаивающей не на словах, а на деле главное достижение демократии — верховенство международного права, имеющего фундаментальное значение для обеспечения устойчивого мира во всем мире. Однако, этой высокой миссии противоречат принятые Государственной Думой нормативно-правовые акты [3] и политические решения властей РФ, которые имеют подчёркнуто антидемократический, ретроградный и агрессивный характер.

Аннексия Крыма и российско-украинская гибридная война красноречиво свидетельствуют о той действительной (а не воображаемой) реальности, которая стоит за реализацией идеи многополярного мира «по-русски»: она освобождает тех, кто выдвигает притязание на высокую геополитическую миссию утверждения нового мирового порядка от этических и документально засвидетельствованных международных обязательств и договоренностей во имя эгоистических национальных интересов, поощряет сепаратизм и развязывает военные конфликты. Иными словами, вопреки благодушным заявлениям, власти РФ нам предлагают все тот же геополитический цинизм, но «в другой упаковке». Геополитический цинизм России отличается от геополитического цинизма США лишь своей ре-активностью: он объявляется в качестве адекватного ответа на военные интервенции США в Югославию, Ирак, на Гаити, в Ливию и Сирию. Однако ре-активный ответ цинизмом на цинизм новый мировой порядок не утверждается, но лишь усугубляется и разрушается старый. И если наивно взять эти действия РФ в качестве примера для подражания в глобальных масштабах (с целью утверждения нового, более справедливого и устойчивого мирового порядка), то не трудно понять, чем такой многополярный мир может закончиться: глобальным международным военным конфликтом с применением ядерного оружия и, возможно, гибелью человечества.

Более адекватной действительным, а не просто декларируемым «высшим ценностям» и интересам РФ, является националистическая доктрина экспансии русского мира, транслируемая представителями власти, экспертами, политическими и общественными деятелями, артистами, спортсменами, журналистами и «просто сознательными гражданами» на всех официальных российских телеканалах. Идея русского мира выступает в роли долгожданного эрзаца устаревшей объединительной советской идеи интернационализма. Однако, в отличие от советского интернационализма, нарочито отрекающегося от национализма — и особенно «великорусского шовинизма» (Сталин), представляющего, по убеждению отцов-основателей СССР, наибольшую угрозу для государства — идеологема «русского мира» имеет подчеркнуто великорусский, националистический характер. Попытки смягчить националистический ригоризм ссылками на культурную и цивилизационную идентичность (русскими можно называть всех, кто разделяет культурные и религиозные ценности русскоязычного пространства) не убедительны, поскольку за расширительным толкованием «русского мира» неизбежно стоят его властители, свято придерживающиеся другой советской максимы: «кто не с нами, тот против нас». Однако, если в сочетании с транснациональным советским интернационализмом эта максима вполне непротиворечиво и гармонично сочеталась (кто будет спорить с тем, что общечеловеческие ценности выше узконациональных?) и эффективно работала (свидетельство тому — глобальное распространение коммунистической идеологии в 20-м веке), то в сочетании с великорусским «русским миром» она придает некогда действительно привлекательному русскоязычному культурному пространству угрожающий и отталкивающий характер.

После аннексии Крыма и военных действий на юго-востоке Украины заявление о принадлежности к «русскому миру» равносильно призыву к аннексии русскими того жизненного пространства, которое занимает (или претендует занять) тот или иной субъект, делающий это заявление (регион, государство, часть государства, общность, группа людей или отдельно взятый индивид). Таким образом, выражение «русский мир», вполне нейтрально и миролюбиво звучащее для несведущего, содержит в себе тот геополитически взрывоопасный потенциал, который может привести к региональному и глобальному переделу границ всех национальных государств, где имеются «носители» русского мира, путем гибридных войн и/или гибридных референдумов. При этом защита и приватизация «русскомирных» провинций во всем мире дарит провинциям не свободу на самоопределение, но более жесткую зависимость от московской метрополии, ведь собственником «русского мира» является не абстрактный «русский народ», но Москва, Кремль.

Парадоксально, но сам собственник «русскомирных провинций» едва ли сможет «конвертировать» провинциальный символический капитал в твердую валюту, геополитический вес и влияние, поскольку без аннексий установить полноценный контроль (в понимании нынешнего политического класса России, мыслящего в категориях геополитики XIX — начала XX века) невозможно. Скорее, речь может идти о создании глобального пояса напряженности «русскомирных анклавов и провинций», который инициирует повышенный контроль и ограничение свобод в тех национальных государствах, где эти анклавы и провинции находятся. Эскалация напряженности и контроля — таковы реальные, а не мнимые следствия глобального утверждения идеологии «русского мира».

Более того, последовательная зеркальная реализация идеологии «русского мира» в глобальных масштабах и других национальных контекстах («китайский мир», «индийский мир», «бразильский мир» и др.) представляет реальную угрозу уже для самой метрополии. Занимающий три четверти российской суши малозаселенный Сибирский федеральный округ (19 млн. человек по состоянию на 2014 г.) имеет границу с перенаселенным Китаем (1,351 млрд. человек) протяженностью в 4 300 км, «нерушимость» которой скреплена давно устаревшим Пекинским договором от 1860 года и ядерным потенциалом РФ. Если апплицировать идею «русского мира» и многополярности на китайскую почву, то, по заверению многих российских экспертов, уже в ближайшем будущем «разность демографических потенциалов» может привести к серьезным геополитическим проблемам России на Дальнем Востоке. В этом смысле идеология русского мира и многополярности — мина замедленного действия, прежде всего, для самой Российской Федерации. Это заставляет сомневаться в способности «русского мира» быть одним из ключевых гарантов глобального равновесия в условиях объективно более неустойчивого и беспокойного многополярного мира.

Подводя предварительный итог, обратим внимание на то, что две ключевых идеологемы — многополярность и «русский мир» — содержат в себе неразрешимые противоречия и тот взрывоопасный, деконструктивный потенциал, который может погрузить мир в состояние глобальной феодальной раздробленности и войны национальных миров, способной разрушить, безусловно, не совершенный, но существующий, институционально закрепленный и, пусть недостаточно эффективно, но действующий либерально-демократический миропорядок. В формирующейся на наших глазах новой русской идеологии мы видим гораздо больше негативного, рессентиментного, агрессивного, и гораздо меньше конструктивного, умиротворяющего и обнадеживающего. Неугасающая война в Украине — драматическое и назидательное тому свидетельство.

[1] См. Лаврухин А. Элементы новой российской идеологии; Русское vs советское. Трещина в фундаменте идеологии // НМ

[2] Считается, что идея многополярного мира появилась между I и II мировыми войнами, актуализировалась с распадом СССР и получила свою легитимацию благодаря заключенной между РФ и КНР в апреле 1997 г. декларации о содействии развитию многополярного мира и установлению нового мирового порядка.

[3] Например, «Основы государственной культурной политики РФ».