Вооруженный конфликт на Украине при всех различиях с вооруженным конфликтом в Южной Осетии 2008 г. имеет ряд существенных сходств как по характеру участия Российской Федерации, так и по публичным его интерпретациям официальными лицами. И в том, и в другом случае происходила латентная интервенция, объясняемая необходимостью защиты российских граждан, проживающих на территории соседнего государства. Учитывая неоднократное повторение одного и того же сценария, совершенно очевидно, что вооруженный конфликт все больше превращается в инструмент политического воздействия как на окружающие РФ страны, так и на более крупных игроков глобальной политики (см. заявление К. Лаврова о «переформатировании всей мировой системы»). Возникает вопрос, какова природа этого инструмента, в чем состоит его мотивационная структура, и что из этого следует? Не претендуя на исчерпывающий ответ, попробуем разобраться в некоторых аспектах этого сложного вопроса.
Фантомные государства или фантомные боли?
Один из ключевых моментов мотивационной структуры — «неизживаемая» травма распада СССР и проистекающее отсюда неверие властей и рядовых граждан РФ в возможность существования бывших советских республик в качестве самостоятельных государств даже спустя более 20 лет после их основания. Стоит, правда, отметить, что уровень государственности многих постсоветских стран дает основания для таких умонастроений.
До роковых событий в Украине мы наблюдали провалы государственности Таджикистана и Молдовы. Более устойчивые Армения и Азербайджан мечутся в поисках стратегического выбора и переживают глубокий кризис идентичности. Туркмения пошла путем построения диковинной государственности по образцу Северной Кореи. Беларусь, квалифицируемая рядом российских экспертов как пример одного из успешных и стабильных государств, обязана своим успехом щедрой донорской поддержке РФ. Лишь Казахстан представляет собой более независимое и самостоятельное государство. Но и здесь мы имеем дело с авторитарной личностью Назарбаева, чей уход может стать закатом казахского «золотого века». Несостоятельность новообразованных государств является благодатной питательной почвой для властей и довольно большой части российского общества, ностальгирующей по миссии РФ как «собирательницы земель» и рассматривающей окружающие ее страны в качестве псевдо-государств, готовых — при благоприятных условиях — «прирасти обратно» к России, прежде всего, своим советско-русским (по ментальности и языку) населением. Такой «прирост обратно» может произойти путем формирования сателлита (Абхазия, Южная Осетия) или даже нового субъекта федерации в составе РФ (Крым). Причем, чем слабее (фантомнее) суверенные государства вокруг РФ, тем реалистичнее возможность «прироста утраченных земель». И, напротив, чем реалистичнее суверенное государство, тем «фантомнее» боли РФ по «утраченным землям». Кризис государственности в Украине как нельзя лучше демонстрирует эту закономерность.
Мировая держава минералов и ядерных боеголовок?
Второй фактор, подталкивающий власти РФ к выбору силового инструмента состоит в диспропорции между притязаниями России на статус мировой державы и возможностями его реального подтверждения. Этот факт признают даже официальные российские эксперты: «сегодняшний статус России как мировой (великой) державы обеспечивается главным образом двумя взаимосвязанными факторами: наличием у России ядерного оружия и ее постоянным членством в Совете безопасности ООН» [1]. На мировых рынках Россия позиционирует себя преимущественно как поставщик сырья и энергоносителей и как экспортер оружия. По данным за январь–сентябрь 2013 г. в товарной структуре экспорта РФ 71,8% приходится на минеральные продукты [2], а доля России в мировом экспорте оружия по итогам 2009–2013 гг. составила 27% (2-е место после США с долей в 29%) [3]. В то же время, удельный вес РФ на мировых рынках высокотехнологичной продукции составляет менее 0,3%, что в 130 меньше, чем у ее имперского визави США. Эти данные красноречиво свидетельствуют о том, что за 20 лет России так и не удалось модернизировать экономику и сделать ее конкурентноспособной на мировом рынке. Учитывая относительно небольшую численность населения (143 млн. человек) и несопоставимые с ключевыми глобальными игроками финансовые возможности, у России остаются два инструмента глобального геополитического влияния: минеральные ресурсы и ядерное оружие. Для реализации притязаний на статус мировой державы в условиях инновационной гиперконкуренции в системе глобальной информационной экономики этого явно недостаточно. Более того, как показывает опыт интеграционных проектов на пространстве бывшего СССР, данных инструментов недостаточно даже для установления регионального лидерства.
Интеграция: не умом, так силой?
Между тем, в современных условиях мировое лидерство невозможно без регионального. На рубеже 80-х — 90-х гг. 20-го века процесс глобализации стал сопровождаться двумя тесно связанными между собой эффектами: ослаблением национальных государств как субъектов на мировой арене, с одной стороны, и появлением наднациональных региональных объединений, с другой. Уже к середине 80-х гг. стало совершенно очевидно, что выдержать конкуренцию в борьбе за мировые рынки в одиночку не в состоянии даже очень большие и влиятельные национальные государства (такие как Германия, Великобритания, США, Япония). Сделать это можно лишь путем создания более крупных, наднациональных образований, имеющих свой внутренний, относительно автономный региональный рынок.
Сегодняшний мир без всякого преувеличения можно назвать миром глобальной регионализации: в Западной Европе, Северной и Южной Америке, Африке и Юго-Восточной Азии, на постсоветском пространстве появились региональные объединения, блоки и союзы, связанные территориальной близостью, экономическими и геополитическими интересами. В настоящий момент в мире существует более 200 таких региональных образований, но лишь некоторые из них являются эффективными, успешными и узнаваемыми на мировой арене. По данным экспертов, одним из ключевых условий успеха интеграции является численность населения регионального образования: она должна составлять не менее 250-300 млн. человек. Другой не менее важный показатель — глубина интеграции, в которой эксперты выделяют пять уровней (форм): зона свободной торговли, общий рынок, экономический союз, валютный союз и полная интеграция. Самыми масштабными, глубокими и успешными интеграционными образованиями являются Европейский союз (ЕС) с населением более 500 млн. чел (7,2% от населения планеты), который производит 20% мирового ВВП и Североамериканская зона свободной торговли (НАФТА) с населением 470 млн. человек (6,7% от населения планеты), которая производит 22% мирового ВВП. Менее успешной, но достаточно влиятельной является Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) с населением 600 млн. человек (8,6% от населения планеты), которая производит 4,2% мирового ВВП. Замыкают пятерку крупнейших интеграционных образований Содружество независимых государств (СНГ) с населением 279.млн человек (до выхода Украины из СНГ — 3,9% от населения планеты), которое производит 4,3% мирового ВВП и Южноамериканский общий рынок (МЕРКОСУР) с населением в 247 млн. человек (3,6% от населения планеты), производящий 3,9% мирового ВВП.
Несмотря на то, что во многих аналитических отчетах российских и зарубежных экспертов СНГ фигурирует в качестве одного из самых крупных региональных объединений, его будущее покрыто мраком неизвестности. С самого начала в Содружестве, обремененном негативной историей «сожительства» в рамках СССР, доминировали центробежные тенденции. В дальнейшем это усугубилось множеством разногласий в торгово-экономических отношениях, а также разным уровнем развития экономик стран-участниц. Во всех странах СНГ возрастала переориентация внешней торговли в целом и экспорта в частности на рынки за пределы СНГ. В результате интеграция сперва застопорилась, а затем постепенно стала превращаться в квази- и дезинтеграцию. Так, если в 1993 г. Протокол к Соглашению о создании СНГ подписали 12 государств, то в 2011 г. Договор о создании зоны свободной торговли, к которому страны-участницы шли с 1993 г. (!), лишь 8 стран (Азербайджан и Туркменистан не присоединились к нему, Грузия вышла из СНГ в 2009 г.). На второй уровень интеграции (создание Таможенного союза) смогли выйти только три страны — Беларусь, Казахстан и Россия. Сегодня, по оценкам экспертов, более 90% соглашений, подписанных странами-участницами СНГ, не соблюдаются, а саммиты глав государств и правительств все больше проходят в формате двусторонних встреч. Южно-Осетинский военный конфликт выбил из СНГ Грузию. Армения и Азербайджан находятся в состоянии латентной войны. О провале интеграционного проекта СНГ свидетельствует множество появившихся более узких интеграционных объединений: ЕврАзЭС, союзное государство РФ и РБ, ГУАМ, Центрально-Азиатское сообщество, ОДКБ. Нынешняя военная интервенция на территорию Украины, спровоцировавшая ее выход из СНГ, ставит окончательную точку в истории этого интеграционного объединения: с выходом Украины из СНГ численность его населения сократится до 230 млн. человек, что существенно снизит его конкурентоспособность на глобальном рынке.
Видимо, осознание перспективы усугубляющейся маргинализации на глобальном рынке, а также тщетности растраченных сил, времени и денег на интеграционные проекты в регионе постсоветских стран (одно удержание Беларуси на протяжении 20 лет в зоне своего влияния стоило РФ более 60 млрд. USD) подтолкнуло власти РФ к выбору силовых инструментов интеграции. Однако, попытка компенсировать экономические и политические неудачи силой оружия лишь усугубили ситуацию: отныне под вопрос поставлена сама способность РФ, по меньшей мере, в ближайшем будущем, быть договороспособным и вызывающим доверие партнером в каких бы то ни было интеграционных проектах.
Региональный интегратор или региональный жандарм?
Неспособность российского руководства подтвердить притязания политических элит и общества РФ на статус региональной и мировой державы адекватными способами (прежде всего, путем построения диверсифицированной, конкурентоспособной, высокотехнологичной экономики) является главной причиной выбора силового инструмента политического воздействия — «маленькой победоносной войны», которая позволяет отвлечь внимание граждан от реальности внутренних проблем и переключить его на конструируемую идеологами геополитическую медиа-«реальность». В настоящий момент этот политический трюк — стоит признать — работает довольно успешно: рейтинг Путина взлетел, а подавляющее большинство граждан РФ оправдывают военную интервенцию на Украину. Однако, как показывает исторический опыт (в том числе самой России), за кратковременным успехом «маленькой победоносной войны» следуют долгие и болезненные негативные следствия, прежде всего, для имиджа России в регионе и на международной арене. Властям, политическим элитам и гражданскому обществу стоит задуматься об этом. Если, конечно, они видят для России иную перспективу помимо той, что вырисовывается сейчас, — превратиться из регионального лидера, вызывающего уважение, в регионального жандарма, внушающего отвращение и страх.
[1] Национальная идея России. М., 2012. Ст. 2102-2103.
[2] Портал внешнеэкономической информации Министерства экономического развития Российской Федерации. Режим доступа: http://www.ved.gov.ru/monitoring/foreign_trade_statistics/monthly_trade_russia/
[3] Мировой рынок вооружений. Успешная экспансия России. Режим доступа: http://www.vestifinance.ru/articles/40723