Накопление финансовых рисков во время пандемииCOVID-19 будет тормозить ВВП, перспективы производства, перспективы развития экономики. А политический кризис только усилил степень неблагоприятности-непривлекательности экономического развития. Как первая волнаCOVID-19 сказалась на белорусской экономике? Чего ждать с приходом второй волны коронавируса?
Журналист Павлюк Быковский и научный сотрудник Научного белорусского экономико-образовательного центра (BEROC) Дмитрий Крук обсудили эти проблемы в рамках совместного проекта «COVID-19 в Беларуси: ищем решение» форума Epramova и сайта «Наше мнение».
Старший научный сотрудник Белорусского экономического исследовательско-образовательного центра (BEROC) Дмитрий Крук.
Павлюк Быковский: В марте вы с Катериной Борнуковой опубликовали анализ «Предотвратить идеальный шторм», в котором оценивали влияние на белорусскую экономику целого ряда факторов, их совпадение, пандемию COVID-19, ситуацию с поставкой нефти, ситуацию на валютном рынке. А также прогнозировали проблемы во внешней торговле, разрушение глобальный цепи поставок комплектующих и сокращение внутреннего спроса в Беларуси. В какой степени оправдались ваши прогнозы? Прислушалась ли власть к вашим предложениям по спасению экономики?
Дмитрий Крук:Большая часть наших прогнозов во внешней сфере оправдалась. И внешний, и внутренний спрос сократился существенно, что поставило белорусских производителей перед новыми вызовами, на которые следовало реагировать: если ваша продукция не находит спроса, остается только одно — работать на склад. Именно это и стало главным паттерном того, что произошло, и главным ответом властей — пытаться игнорировать изменения, которые произошли в спросе. И продолжать поддерживать масштабы производства на большинстве предприятий, в большинстве сфер экономики. Снижение выпуска продукции если и произошло, то оказалось очень незначительным — значительно меньше ожидаемого и значительно меньше, чем проседание производства в других странах.
Это можно назвать главным направлением действий белорусских властей. Таким образом государство смогло предотвратить падение ВВП: вместо ожидаемого во втором квартале сокращения ВВП на 6-10% он фактически сократился только на 3%.
Но является ли этот показатель достижением? Большой вопрос, потому что создается крайне опасная ситуация, когда весь груз последствий кризиса переложили на плечи предприятий и на банковский сектор. Сегодня это большая проблема: даже если внешняя конъюнктура дальше будет улучшаться, то для нейтрализации потерь за второй квартал многим предприятиям все равно придется сокращать производство. А для нейтрализации финансовых рисков, которые чрезмерно обострились сегодня, опять-таки необходимо ограничивать производство. А с точки зрения макроэкономической политики это направление во многом придется ограничивать.
Главный вывод: власти повели себя очень необычным способом, их реакция существенно отличалась от реакции других стран на кризис. Но является ли такое поведение хорошим результатом? Мой ответ: скорее нет. Таким образом мы растягиваем проблемы во времени. Через-год два мы сможем оценить масштабы потерь других стран, но с большой долей вероятности можно утверждать, что белорусские потери были более серьезными, а рецессия — более затяжной. Это означает, что потери будут накапливаться более длительное время.
Другой важный вывод: тем самым мы фактически создали условия для финансовой напряженности, для многочисленных финансовых рынков.
П.Б. В апреле белорусские власти анонсировали пакет антикризисных мер, которые реализовывались на фоне слов Александра Лукашенко о том, что «спасение утопающих — дело рук самих утопающих», что бизнесу время залезть в кубышки, накопленные ранее. Своевременными ли оказались антикризисные меры и можно ли оценивать их эффект?
Д.К. Если вы говорите про антикризисный законодательный акт, то он не сыграл большой роли. Главное вмешательство государства заключалось в предоставлении государственной поддержки государственным предприятиям. В мае, июне оказана существенная финансовая помощь многим предприятиям, реструктуризированы существующие долги, по льготным условиям предоставлялись новые кредиты — все это можно считать главным инструментом поддержки государственного сектора.
Упомянутый вами законодательный акт мог бы в большей степени затрагивать частный сектор; действительно, некоторые положения из него использовались, но цифры использованной денежной помощи очень и очень скромные. Фокус был сделан именно на поддержку государственных предприятий, и этот уклон в сторону госпредприятий создал существенные неравные условия для частного бизнеса и государственных предприятий во время пандемии COVID-19. С этой точки зрения госпредприятия получили определенную поддержку, что вряд ли можно назвать хорошим решением, а многие представители частного бизнеса понесли убытки и вынуждены были искать спасения собственными силами.
П. Б. Можно ли сегодня оценивать (говорят, статистика по экономике опаздывает на 2-3 месяца) в полной мере, как первая волна COVID-19 повлияла на белорусскую экономику? Или эффект все еще продолжается? Кто-то проел свою кубышку и только сейчас осознал, что следовало еще весной зафиксировать свои потери и искать новые пути развития бизнеса, а кто-то надеялся весенние потери компенсировать летом. Можем ли подвести черту под последствиями первой волны COVID-19 либо ее последствия все еще ощущаются?
Д.К. Все продолжается. COVID-19 не закончился, многие страны мира накрыла другая волна пандемии, многие страны снова думают о введении карантина. История, к сожалению, не закончилась.
Но даже история первой волны COVID-19, которая пришлась в основном на 2 квартал, к сожалению, не закончилась. Почему? Я уже упомянул феномен отложенной рецессии. Чтобы стало более понятно, я приведу пример 2009 года. Когда глобальный финансовый кризис влиял на все страны, Беларусь одной из немногих стран в регионе очень гордилась тем, что в 2009 году у нас не было экономического спада: страны Балтии тогда потеряли порядка 10% ВВП, а белорусская экономика, несмотря ни на что, выросла. Но фактически последствия 2009 года мы почувствовали в 2011 году в форме валютного кризиса. Просто все диспропорции накапливались продолжительный период, все они дали знать о себе значительно позже.
Подобные вещи могут происходить и сейчас. Не в такой форме: условий именно для масштабного валютного кризиса сегодня значительно меньше. Сегодня речь идет о накоплении финансовых рисков, которые будут тормозить перспективы ВВП, перспективы производства, перспективы развития экономики.
Думаю, подводить итоги влияния коронавируса на белорусскую экономику можно будет примерно через год после того, как закончится пандемия COVID-19. Но даже о последствиях первой волны говорить преждевременно: мы накопили слишком много диспропорций и рисков, которые влияют на экономику и сейчас.
П.Б. «Бог не роўна дзеліць». Видно, часть экономики пострадала больше, часть — меньше. Обычно говорят, что больше всего потерпело HoReCo: рестораны, отели, туризм. Действительно ли стоит опасаться разрушения структуры HoReCo? А какие отрасли меньше всего пострадали от коронавируса?
Д.К. HoReCo, действительно, оказалась самой уязвимой для кризиса, эта отрасль пострадала более всего. Но и положение многих других отраслей серьезно ухудшилось.
Кто стал главным исключением? А главным исключением стало сельское хозяйство. Это феномен не только Беларуси. Мне, не большому специалисту в сфере сельского хозяйства, сложно назвать факторы, которые обусловили довольно высокий рост сельского хозяйства; но и в соседних государствах, несмотря на эпидемию COVID-19, сельское хозяйство существенно выросло.
Во втором квартале существенно отличалась динамика и в строительстве. Но это уже, вероятнее всего, исключительно белорусская история. Строительство как отрасль всегда реагирует на изменяющиеся стимулы значительно позже, как говорят экономисты, с более значительным лагом, потому что контракты в строительстве обычно имеют долгосрочный характер, контракты на строительные работы, выполняемые во 2 квартале, заключались значительно раньше. Последствия от COVID-19 в строительстве станут более явными в случае, если эпидемия затянется, в 3-4 кварталах ситуация в строительстве будет меняться в худшую сторону. Если в 2021 году в большинстве отраслей начнется восстановление, строительство будет выходить из кризиса не так быстро.
И последняя отрасль, о которой следует сказать несколько слов — сфера коммуникаций. В первую очередь речь идет об IT-компаниях. Здесь тоже произошло замедление роста, но в целом рост отрасли продолжался. Почему? Институциональный долгосрочный тренд на рост был подмыт COVID-19, но не разрушен.
Менее всего пострадали от COVID-19 три отрасли: сельское хозяйство, строительство, IT-услуги.
П. Б. Все соседи готовятся ко второй волне коронавируса, но похоже, что такого локдауна, как весной, не ожидается нигде, за исключением Израиля, наверное. А белорусские власти теперь будут гордиться тем, что выбрали правильную тактику борьбы с коронавирусом?
Д.К.Сложно ответить на такие вопросы. Даже медики не пришли к консенсусу — как правильно реагировать на эпидемию с точки зрения сохранения здоровья. Когда ситуация оказалась совершенно новой, то выходом казался карантин. Страны, где режим карантина носил менее жесткий характер или не вводился более длительное время, с точки зрения заболеваемости и смертности во втором квартале понесли большие потери, но, возможно, это замедлит потери именно во время второй волны коронавируса. Сейчас пришло понимание, что перебить вторую волну коронавируса исключительно карантином не получится. Еще один раунд дополнительных потерь (ВВП, зарплаты, доходы населения) будет более чувствителен. Многие страны нашего региона во 2 квартале сократили ВВП на 6-10%, а если таким окажется и 4 квартал — по итогам года получатся очень урезанные зарплаты, доходы, а восстановление займет более длительное время.
Исходя из понимания, что карантинные меры не настолько эффективны, как казалось в самом начале, а экономические потери получились большими, сейчас пытаются найти более гибкий баланс между ограничениями и реакцией на другую волну коронавируса.
Важно отметить, что медицина нашла больше эффективных методов в противостоянии COVID-19: смертей стало меньше (этот фактор надо поставить на первое место). Поэтому востребованность локдауна пока не очень высокая. Но значительное увеличение смертности от коронавируса может вызвать новую волну локдаунов: в большинстве стран человеческая жизнь все-таки стоит на первом месте, а экономические факторы в такой ситуации — вторичны.
П.Б. И последнее: что нас ждет в ближайшей перспективе? Попробуем заглянуть? Мировая экономика не слишком хорошо себя чувствует, торговые связи не восстановились, туризма нет. Разве что с нефтью ситуация более-менее нормализовалась. Есть хоть какой-то повод для оптимизма?
Д.К. Последствия COVID-19 на экономику отошли на второй план, создали негативный фон. Но главными сегодня являются последствия политической ситуации, с нелегитимностью власти, с политическим кризисом, который развивается уже несколько месяцев. Это дополняет уже перечисленные отрицательные последствия коронавируса новыми механизмами, накладывает новые паттерны на поведение экономических агентов, которые только ухудшают отрицательный экономический фон. И склоняют маятник возможных сценариев в отрицательную сторону. Поэтому, если бы после COVID-19 наши перспективы выглядели бы как достаточно неблагоприятно-непривлекательными, то с политическим кризисом степень неблагоприятности-непривлекательности только увеличилась.
Видео дикуссии: https://www.facebook.com/epramovaorg/videos/2678606112388383