Тезисы выступления на конференции «Беларусь: перемены в политике и новые возможности влияния» Информационного бюро Солидарности с Беларусью и сайта экспертного сообщества «Наше мнение».
Наблюдатели затрудняются с оценками изменений, происходящих в политической жизни Беларуси. Если допустить, что Беларусь последние три года сдает экзамен за право называться демократической и европейской страной, то изменения малы и несущественны, страна все еще очень далека от этого. Если же оценивать изменения из позиций не экзаменаторов, но политических субъектов, то можно говорить о том, что произошедшие изменения существенно расширяют их возможности.
Мы переживаем самый долгий период смягчения внутренней политики и нормализации внешней без существенных откатов, т. е. фактически происходит изменение маятникового характера белорусской политики, именуемой экспертами Института приватизации и менеджмента «политико-деловым» циклом.
При оценке изменений белорусской политики часто говорят, что эти изменения ни к чему не ведут, поскольку носят имитационный характер, и главная задача властей — самосохранение. Зафиксируемся на этом моменте. Да, самосохранение — сверхзадача властей. Но если для исполнения этой сверхзадачи требуются «голубиные» тактики в отношении внутренних политических оппонентов и европейских соседей, если для самосохранения требуется реализовывать меры, направленные на укрепление доверия к финансовой системе и облегчение выхода бизнеса на рынок, то сами условия в глазах белорусских властей сильно изменились, и самосохранения прежними методами добиться уже невозможно.
Давайте посмотрим какие именно вводные изменились.
Во-первых, украинский кейс: Майдан. Исключить масштабный социальный бунт в Беларуси нельзя, особенно учитывая, что основа белорусской экономической модели — крупные промышленные предприятия и агросектор — не способны продолжать функционировать без постоянного кредитования.
Во-вторых, опять же украинский кейс: военное вмешательство России, утрата Украиной контроля над частью территории страны. Вероятность вмешательства России — не нулевая, несмотря на старательную минимизацию белорусским руководством поводов для такого вмешательства. Над множеством факторов, включая региональную или внутрироссийскую динамику, белорусские власти не властны.
В-третьих, время: несмотря на все меры властей по предотвращению вступления Беларуси в современность, современность проникает и сквозь границы, и сквозь декреты. Имеется четыре основных направления вызова времени — это рынок труда, это информационные технологии, это возраст элит и это общественная мораль.
Изменение структуры рынка труда
Эксперты «Беларусь в фокусе» год назад проводил мини-исследование перетоков рабочей силы между предприятиями «старой» экономики, промышленно-чиновничьей, и «новой» — банки, строительство, извоз, ритэйл, общепит и т. д. Динамика найма и увольнений за последний год подчеркивает основной тренд: все старые отрасли теряют работников, все новые нанимают больше, чем увольняют. Уже сегодня в Минске «новая» экономика — главный работодатель, а Минск — это минимум четверть (если не треть) рынка труда страны, в регионах мобилизационная экономика все еще доминирует, но ее преобладание требует все больше и больше невозвратных кредитов. Это означает, что мобилизационные меры по предупреждению социального бунта и организации электорального поведения все менее эффективны и нужно внедрять дополнительные.
Информационные технологии
Пока телевизор все еще доминирует в информационном пространстве, но он уступает свои позиции смартфону, и этот процесс необратим. Все, что люди считают необходимым видеть и знать, они видят и знают. О «дармоедских» протестах люди знали все задолго до подключения к освещению этих событий государственными СМИ. Беларусь — лидер региона по использованию и приобретению мобильных устройств, при этом рост проникновения и использования интернет «защищен» ставкой государства на развитие ИТ. Иными словами, государство все меньше способно контролировать информационное пространство и безальтернативно навязывать избирателям модели мышления и поведения.
Возраст элит
Семь лет назад средний возраст правительства был на два года меньше, чем у президента, а теперь правительство младше президента на четыре года. Учитывая, что в нынешнем правительстве пять членов пенсионного и предпенсионного возраста, между президентом и его правительством в ближайшие годы образуется поколенческий разрыв. Уже сейчас большинство руководящих постов, включая высшие государственные, в Беларуси занимают люди, которым в любом случае придется жить, работать и растить детей в эпоху «после первого президента». Жизненные горизонты этих людей поневоле простираются на более отдаленные времена, нежели это предусмотрено программами социально-экономического развития.
Общественная мораль
Здесь изменения тоже более или менее очевидны. Люди склонны больше уважать себя, ждут большего для своих детей, нетерпимей относятся к жестокости.
Именно в этих изменившихся условиях властям приходится думать о самосохранении. И посмотрите к чему приводят эти думы на новых основаниях.
Первое. Мы фиксируем начало раскола элит. Пока еще это не раскол, но мировоззренческий разрыв, однако не только он — сегодня это еще и публично артикулированное различие интересов. Находящиеся под давлением взаимоисключающих требований представители правительства, а в последний год и региональных элит, стали публично отстаивать свои позиции, вести публичные дискуссии о приемлемых путях решения проблем, атаковать позиции противостоящих элитных групп. В пример можно привести публичную дискуссию о монетарной политике с участием бывшего помощника президента С. Ткачева, нынешнего замглавы администрации президента Н. Снопкова, газеты «Советская Беларусь», Минэкономики и Минфина. Или нынешнюю дискуссию о подгонке зарплаты к 500-долларовой планке: представители экономического блока правительства открыто говорят, что это возможно только за счет роста цен и обвала рубля. Т.е. формируются группы влияния, которые действуют более или менее скоординированно.
Формирование разных групп влияния увеличивает пространство возможностей для всех. Так, например, продвижением темы самозанятости населения занимались Минэкономики в негласном союзе с региональными властями при участии «Говори правду»: потому что местным властям нужно было снизить давление на рынок труда в ситуации дефицита рабочих мест в регионах. Президент потребовал всех трудоустроить, но финансирования новых рабочих мест в госсекторе нет, налоговый план тоже выполнить невозможно без бюджетных ассигнований, и после неудачи реализации Декрета № 3 приемлемых решений не предлагалось, поэтому тема самозанятости принесла первые результаты уже за несколько месяцев переговоров.
Второе. Увеличение публичной роли парламента. Кандидаты в депутаты впервые имитировали настоящую борьбу за мандаты: выступали в прессе, участвовали в дебатах. Но и став депутатами, они не ушли целиком в кабинеты и залы заседаний. Они дают интервью, в том числе и независимым медиа, ведут работу в соцсетях, учатся дискутировать с несогласными, участвуют в круглых столах политических сил и экспертов, на международных площадках. Два альтернативных депутата в парламенте не слишком многое изменили в том смысле, что голосования по-прежнему почти единогласные. Но эти две депутатки повлияли на поведенческие паттерны, «корпоративную культуру» парламента, что, может быть, даже важнее, поскольку тот или иной закон зачастую — это формальное закрепление изменившихся правил игры. Я считаю, что с ростом публичной роли неизбежен и рост политической роли парламента. Вот сейчас Канопацкая опубликовала проект бюджета в FB и попросила комментариев и предложений, и ее не наказали за это. Она это сделает и в следующий раз, но в следующий раз этого уже будут ждать. И резонно ожидать что предварительное публичное обсуждение бюджета вскоре станет обычной практикой.
Третье. Начало формирования «политического класса», как в свое время выразилась Л. Ермошина. Речь идет о формирование класса людей, способных публично отстаивать свои взгляды, имитировать политическую борьбу, предвыборные кампании, стараться понравиться избирателям. «Белая Русь» постепенно накапливает опыт участия в выборах: прогресс с 2004 по 2016 год огромен — и в плане рекламы, и технологий, и аргументации. К местным выборам они поставили себе задачу выставить 70% людей моложе 45. Если они эту задачу выполнят, мировоззренческий, поколенческий разрыв элит вырастет еще больше, а навыки имитации политической борьбы станут основой в случае участия в настоящей политической игре.
Четвертое. Все эти разговоры — о формировании партии «Белая Русь», о формировании конкурентоспособного политического класса, об изменении избирательной системы будто бы ни к чему не ведут, поскольку подлинных изменений политической системы не происходит. Но все же налицо попытки артикуляция интересов, усилия по созданию островков безопасности для правящего класса, попытки заручиться опорами вне и помимо Лукашенко. И как результат: уже два года элиты спокойно и публично обсуждают то, как они будут жить после Лукашенко. Да, говорят, что это только через 10-15 лет, но сам факт обсуждения примечателен.
Пятое. Укрепление имитационных институтов в целом — не только парламента, но разнообразных координационных советов, депутатских групп, ГоНГО, экспертных площадок. Эти имитационные механизмы не просто усложняют политический дизайн, что, я считаю, хорошо само по себе. Эти механизмы при должном наполнении могут стать реальными инструментами перемен. Имитационными они будут оставаться до тех пор, пока все, кто в них входит, согласны играть отведенную им роль. Но, как показывает, опыт парламента, даже если всего двое из 110 не играют по заданному сценарию, меняется поведение и всех остальных.
Шестое. В совокупности все эти изменения уже побуждают элиты искать союзов вне самой элиты — с целью противостояния альтернативным группам. С экспертами, гражданскими активистами, политорганизациями. Так, МИД охотно опирается на «Минский диалог». Так, Минэкономики в случае лоббировании своих внутриаппаратных интересов ссылается на давление бизнес-союзов. Так, местные власти опираются на гражданских активистов против центральных ведомств — как, например, в случае с застройками, и вот буквально на днях гражданские инициативы публично презентовали альтернативные варианты застройки столичного района Осмоловка. Я уже приводила пример с самозанятостью, регионалами, «ГП» и Минэкономики. Есть примеры с экологами, правозащитниками и БХД.
И последнее — но не по степени важности. Это сущностные изменения в самой оппозиции. Сегодня большая часть оппозиции (за исключением БНК Статкевича) вынуждена действовать исходя из того, что нынешняя власть имеет влияние и опору вне и помимо Лукашенко, что это не оккупанты, не случайные люди, которых легко заменить, что эти люди действительно выражают интересы значительных сил — пускай ретроградных, неразумных и каких еще угодно, но от них так просто не отмахнуться. Идет постепенное признание права властей на существование со стороны оппозиции, особенно молодой, и оппозиции — со стороны властей, опять же молодых ее представителей. Мы в каждой партии (кроме БНК) видим группы, которые понимают, что успехов, скорее всего, им придется достигать в действующей системе.
Это сущностное изменение подходов ведет к тому, что оппозиция перестала претендовать на представительство от имени всего народа, и теперь все больше политорганизаций определяются с тем меньшинством, интересы которого они представляет. Да, говорят они, у нас всего в потенциале 15% (БНФ) или 7% (БХД), но они ничем хуже остальных, они имеют те же права, что и другие группы, и они должны получить их.
Это ведет к притоку новых людей в политику и изменению мотивации новоприбывших. В каждой политической партии и общественном движении появились новые люди и новые симпатизанты, причем зачастую это люди с устойчивым социальным положением. Если раньше оппозиция прирастала в основном за счет обиженных властью людей, которые и приходили для того, чтобы разделить эту обиду с другими, то теперь люди приходят с желанием что-то изменить, на что-то повлиять, и даже зачастую — уже с позитивным опытом влияния на уровне локальных инициатив. Они готовы к долгосрочной активности, и они не верят в немедленную и окончательную победу. Изменение мотивации актива требует и соответствующего поведения со стороны лидеров. Если раньше лидеры фактически соревновались, меряясь обидами, потерями и жертвами, то теперь им приходится демонстрировать достижения, способность к продвижению интересов доверителей и конкурировать в этом с другими лидерами.
Изменение подходов в оппозиции ведет к другому уровню коммуникации с властью. Игнорировать требования конкретной группы интересов с конкретными аргументами значительно сложней, чем требования от имени «народа» с бесконечно амбициозной повесткой. Поэтому раньше все коммуникации с властями осуществлялись по принципу «власть в очередной раз не справилась с экзаменом» и «в очередной раз доказала свой антинародный характер».
И тут круг замыкается. В том смысле, что изменение коммуникации с оппозиционными группами со стороны властей углубляет раскол элит, усиливает необходимость опираться на группы вне элиты, ведет к большей публичности и технологичности элитных групп. Фактически мы наблюдаем процесс рождения политики.