В последнее время в медиа-пространстве развернулась дискуссия на тему введет ли ЕС санкции против Минска после очередной волны репрессий, или же «реал политик» восторжествует, то есть дело будет «спущено на тормозах». Соответственно разделились и мнения — и внутри страны, и среди европолитиков. Одни предлагают закрыть глаза на происходящее и продолжить сотрудничество «как ни в чем ни бывало», другие призывают к активным и самым масштабным санкциям против «тирана», поскольку репрессии показали, что все разговоры о том, что «он изменился», были чистой воды обманом. Третьи, коих меньшинство, обращают внимание на то, что ни санкции, ни их последующая отмена никак на сущность режима не повлияли. И это, как мне кажется, важный тезис, на который стоит обратить внимание и поговорить об этом подробнее.
Дело в том, что суть проблем Беларуси — не в санкциях или их отсутствии, не в цене на российский газ или происках главы Россельхознадзора Данкверта. Суть наших проблем внутри нас самих и, в первую очередь — в нашей власти. Дело вовсе не в том, что кто-то с Востока или Запада не дает нам денег и нефти и тем самым обрекает на нищету. Дело лишь в том, что наша власть не дает нам их свободно и спокойно зарабатывать. И дело не в том, что ЕС настаивает на либеральных реформах и соблюдения прав человека, а Путин всё это блокирует. Дело в том, что любые реальные преобразования в стране блокирует власть. Причем блокирует совершенно вне зависимости от действий Данкверта или Туска, хотя и часто ссылается на них и им подобных.
Словом, главное препятствие для развития страны — внутри самой страны. Санкции или, напротив, кредиты на ситуацию, конечно, влияние оказывают, но это влияние вторично. Проблемы генерирует тот, кто просит, а не тот, кто дает деньги или же не дает. Это как в случае с деньгами на лечение человека, который в этом нуждается. Вроде бы, стоит их дать, поскольку человек серьезно болен, но в ряде случаев проблема состоит в том, что собранные деньги неизменно пропиваются, а не идут на лечение. Так что можно и дальше финансировать «лечение» — сугубо для успокоения собственной совести, можно и не финансировать, но на реальное здоровье пациента это особо не влияет. Поскольку деньги всё равно будут использованы отнюдь не на лечение, а другие цели. Скажем, на усиление ОМОНа, закупку дополнительных бронированных водометов и пр.
Таким образом, аргумент, согласно которому если не дать денег, то пострадают простые люди, тут не работает. До простых людей эти деньги и раньше не доходили, и потом доходить не будут. Часть денег будет потрачена на латание каких-нибудь «дыр» в экономике, но не более того. Однозначно, что на либерализацию и рыночные реформы выделенные средства не пойдут. К таким преобразованиям наша власть уже неспособна.
Я полагаю, что «точку невозврата» белорусская власть прошла 19 декабря 2010 года. Тогда это было почти очевидно, но впоследствии как-то забылось. Однако события весны 2017 года (и, в частности, 25 марта), напомнили о том, что «точка невозврата» все же пройдена. Причем эту границу перешла белорусская власть, а вовсе не Европа. ЕС может менять свою стратегию от санкций к деньгам и наоборот, но на суть белорусского режима это уже не повлияет.
Состояние нашей вертикали можно сравнить с Политбюро ЦК КПСС в период от позднего Брежнева до Горбачева. Понимание того, что страна потихонечку деградирует, и отставание от Запада нарастает, в верхах присутствовало. Но изменить ситуацию они уже не могли — не было на то ни политической воли, ни внятного понимания того, какие преобразования нужны. Не говоря уже о стратегии преобразований. Горбачев потом все же начал реформы, но практически наобум — опять же без стратегии и четкого осознания цели. Однако это только обрушило уже сильно ослабленную систему. Аналогичная ситуация и у нас. Своей стратегии преобразований у нашей власти нет и быть не может, а тактические действия малоэффективны и непоследовательны. Один декрет «о тунеядцах» чего стоит: его не смогли нормально ни проработать, ни воплотить, что сам глава государства и признал. А отменить декрет власти тоже не могут, поскольку окостенели и ни к каким переменам уже неспособны. Как же они смогут проработать стратегию реформ, охватывающих все сферы деятельности страны? В то же время пользоваться чужими наработками власть не желает, опасаясь, что это может привести к ослаблению ее влияния.
Надо отметить: какие-то перемены в стране все же происходят. Сама власть не меняется, («меня не переделаешь», как сказал как-то А. Лукашено), но все, что ее окружает, подвержено изменениям, причем довольно быстрым. Во-первых, изменился сам народ. Самая важная, как мне кажется, перемена в том, что большинство людей уже не верит в правильность избранного пути и власть не поддерживает. Во-вторых, практически сошло на нет влияние людей, ностальгирующих по «совку» и по «сильной руке». «Сильную руку» представители «экономически активного населения» активно на себе ощущают и видят, что «рука» эта ни работать, ни зарабатывать им никак не помогает, скорее наоборот. Так что ностальгии по тирании у нынешнего поколения нет, ему как раз хочется больше свободы, хотя бы экономической. В-третьих, и на Востоке, и на Западе, кажется, поняли, что белорусский правящий класс достиг состояния «абсолютной стабильности» — прежде всего, внутри себя. Иными словами, давай им деньги, не давай, — на установках этого класса это уже никак не скажется. Даже если ЕС и не возобновит режим санкций, лично я глубоко сомневаюсь, что после мартовских событий в Беларуси евробюрократия бросится покупать благосклонность нашей власти за большие деньги. Соответственно и России нет смысла перебивать их «ставку» еще большими деньгами. Режим стабилен и никуда окончательно «уходить» не планирует — ни на Восток, ни на Запад.
А вот ситуация в стране и вокруг нее уже нестабильна и имеется много предпосылок к переменам. И думать надо о том, что способно меняться, а не о том, что уже неспособно ни к каким переменам.