45 дней страна жила без министра труда. И ей приходилось трудно. Дело дошло до социальных протестов: «тунеядцы» и не только они вышли на центральные площади белорусских городов. Наконец, подходящего кандидата на министерский пост нашли и назначили. Шефом главного социального ведомства стала профессиональный экономист Ирина Костевич.
Лидер государства, напутствуя нового министра, поставил перед ней сложные задачи. Как всегда, амбициозные, как всегда, уже неоднократно озвученные. В текущем году предстоит создать 70 тыс. новых рабочих мест. Современных, качественных, эффективных и, надо понимать, «зарплатоемких», поскольку средняя заработная плата в стране должна увеличиться минимум до BYN1000. То есть должна вырасти в 1,4 раза. При этом уровень пенсий должен составлять 40% от среднемесячной зарплаты, т. е. увеличиться до BYN 400 против нынешних BYN300. Отмечу, впрочем, что в настоящий момент средняя пенсия составляет 41,6% от средней зарплаты.
Рублевая конвертация
Понятно, что декларируемые рублевые зарплаты (и пенсии) несколько отличаются от ранее обещанных лидером государство USD500, поскольку прогнозируемая годовая инфляция в 9% от каждой BYN1000 зарплаты отнимет 90. Так что задача упрощается (такой способ ее решения часто практикуется правительством). При этом совершенно не сложно выдержать обещанное соотношение зарплаты и пенсии, поскольку оно практически не зависит от темпов инфляции.
Экономический подход к делу г-жи Костевич проявляется уже в конвертации обещанной долларовой заработной платы в рублевую. Эта виртуальная операция позволяет оценивать результаты решения задачи по повышению начисленной среднемесячной заработной платы очень просто. В стиле известного финансиста Попандопуло: возьми все, я себе еще нарисую. Удивительно, что сам Лукашенко постоянно попадал впросак со своими обещаниями. Удивительно и то, что только сейчас нашелся министр, который отказался от валютной оценки доходов населения. Пускай конвертацией займутся те, кому это интересно.
Это — мера, которая освобождает ведомство по труду и социальной защиты от обвинений в том, что, допустим, вопреки предположениям, заработная плата не растет, а падает. Ведь Минтруд проводит анализ ситуацию в сфере оплаты труда, контролирует выполнение стандартов, но сами эти стандарты утверждаются правительством. В то же время Минтруда не должен заниматься вопросами производительности труда, эффективности производства, созданием новых рабочих мест. Рабочие места создает бизнес. А у Минтруда ресурсов для этого нет.
Когда экономический эффект расходится с коммерческим
Но в нашем социальном государстве проводится активная политика занятости, поэтому создаются государственные программы, которые курируются Минтрудом. Новые рабочие места создаются по программам технического перевооружения или модернизации предприятий. Эффективность этих мест оценивается техническими специалистами, инженерами-экономистами или инженерами-конструкторами-экономистами, одной из которых в свое время была Ирина Костевич в ЦНИИТУ. Там просчитывался экономический эффект инноваций, которые очень часто не имел коммерческого эффекта.
Насколько я помню, все тогдашние отраслевые институты только тем и занимались, что гарантировали экономический эффект любой одобренной начальством инновации, а народное хозяйстве на деле деградировало. А когда страна раскрылась для внешних рынков, оказалось, что продавать на них, в общем, почти нечего. Но при этом любой директор института постоянно подчеркивал, что задачи эти хоть и сложные, но выполнимые. Кто же признает, что они не выполнимые? Новый министр труда в этом отношении ничем не отличается от бывшего советского директора.
Еще в конце 80-х годов, когда Ирина Костевич еще училась в институте, в обществе развернулась широкая и глубокая дискуссия по экономике, в результате которой общество достигло «консенсуса» по ряду принципиальных вопросов. Часть этих решений вошла в практику хозяйствование, еще большая часть была подготовлена в качестве законопроектов. Так, 6 апреля 1990 года в правительственную комиссию по реформе поступил проект Закона СССР о занятости, подготовленный Госкомтруда, предшественником нынешнего нашего Минтруда. Положения законопроекта показывали, чем должны заниматься органы по труду в рыночной экономике, к которой готовилось народное хозяйство.
Советские трудовики исходили из факта наличия в стране безработицы и считали, что законная легализация безработицы в условиях рынка резко повысит ее уровень, поэтому следует подготовиться к социальной защите безработных. В частности, были определены виды компенсаций, условия выплаты пособий по безработице, права безработного. Признавалась необходимость возобновление деятельности бирж труда. Специалисты считали, что на тот момент в СССР насчитывалось 2 млн. безработных, а после перехода к рынку могут быть уволены до 25% работников ведущих предприятий и организаций. В результате численность безработных составит 20 млн. человек, или 15% трудоспособного населения.
Подсчитывали по самому пессимистическому варианту. Отдельно подготовили данные по так называемой криминальной незанятости (лица без определенных занятий, заключенные), численность которых составляла 6 млн. человек. В итоге насчитали 29 млн. человек, которых надо поддержать, помочь найти работу и т. д.
В то же время специалисты признавали, что при безусловно негативных социальных последствиях безработицы, она может иметь положительное значение для рыночных структур, для новых производств. Они считали, что конкуренция за рабочее место позволит повысить сильно упавшие за годы советской власти интенсивность и качество труда работников. Кроме того, ожидалось, что возникновение такой конкуренции позволит снизить сильной возросший за последнее время уровень зарплаты неквалифицированного персонал. Как следствие — повысятся зарплаты квалифицированных и умелых работников, что создаст предпосылки для повышения качества рабочей силы. Словом, следует обеспечить защиту неконкурентоспособных работников, остальных примет рынок труда.
В Беларуси за два последних десятилетия проблему пересмотрели кардинально. Что такое, например, полная занятость, мизерные заработные платы, безработица регистрируемая, безработица скрытая, безработица, характеризуемая неофициальной занятостью? Каждый на эти вопросы отвечает по-своему, в зависимости от должности, от многочисленных обстоятельств.
А тем временем ситуация постоянно ухудшается. Это подтверждается статистикой. В ходе реализации декрета № 3 оказалось, что из 470 тыс. человек, обязанных к выплате сбора на финансирование государственных программа, 440 тыс. де факто отказались его выплачивать. Многие из них — просто потому, что не могут его выплатить. И становится ясно, что в белорусском социальном государстве сотни тысячи людей живут в бедности, возможно, в нищете. А государство самым последних социальных аутсайдеров — вместо обещанной социальной помощи и гарантированной защиты — облагает непонятным налогом на доходы, существующие только в воображении чиновников. (Отмечу, что социальными льготными и бесплатными государственными услугами пользуются в первую очередь богатые люди, среди них — чиновники.)
Юрий Андропов, который сменил Брежнева на посту генсека, через полгода сказал на пленуме ЦК: «Мы не знаем общества, в котором живем». После 20 февраля многие в Беларуси могут повторить слова генсека: «Мы не знали общества, в котором живем». Теперь знаем. Ведь, учитывая домочадцев, численность социальных аутсайдеров поднимается до 1 млн. человек, которые не имеют шансов на улучшение своего положение в ближайшей перспективе. По той простой причине, что в стране не создана здоровая, способная к саморазвитию рыночная экономика, способная умножать благосостояние людей.
О чем — опять же — свидетельствует официальная статистика. Например, в январе 2017 года розничный товарооборот составил 95,4% от уровня января 2016 года. Он начал падать еще в 2014 году, но сейчас просто рушится. Такое случалось — 20 лет назад. Впервые так низко упали располагаемые денежные доходы населения. Сокращается реальная заработная плата, еще быстрее — пенсии, а вместе с ними — сбережения, валютные заначки на черный день. Все это отчетливо проявляется в регионах, в городах и районах, где прошли «марши нетунеядцев». Например, в Бобруйске, где численность населения в экономике сократилась по сравнению с январем 2016 года на 1,6 тыс. человек.
Это значит, что экономика города потеряла 1,6 тыс. рабочих мест. Вполне объяснимо падение розничного товарооборота на 7,2%, общественного питания — на 5%. За ними стоят сокращении косвенных налогов. Состояние финансов организаций вызывает удивление. Оказывается, экономика города вместо чистой прибыли получила BYN42,5 млн чистого убытка, который увеличился по сравнению январем 2016 года на BYN 9 млн.
В Гомеле не лучше, чем в Бобруйске
Экономику Бобруйска можно считать высокоэффективной в производстве чистого убытка. У предприятий просроченная кредиторская задолженность увеличилась до BYN 116 млн, в том числе за топливно-энергетические ресурсы — BYN9 млн, по налогам и сборам, социальному страхованию — BYN5,5 млн. Очень неприятные вещи, но больше всего пугает просроченная задолженность предприятий по кредитам и займам, которая на конец года составила BYN137,4 млн увеличившись против конца 2016 года в 2,7 раза.
В Барановичах, Гомеле, Молодечно, Орше, Рогачеве положение, отличаясь в подробностях, повторяет ситуацию в Бобруйске. Быстрыми темпами растет просроченная кредиторская задолженность организаций, просроченные долги за топливно-энергетические ресурсы, задолженности в ФСЗН.
Возьмем, например, типичный для Витебской области сельский Шарковщинский район, где промышленность как таковая отсутствует. Экономику района оценивают по итогам сельскохозяйственных организаций. В январе текущего года к уровню января 2016 года объем производства составил 104,8%. По обычной человеческой логике заработная плата должна было вырасти, но она уменьшилась на 2,2%. Номинальная начисленная средняя заработная плата составила BYN420. Это значит, что, вероятно, большинство работников получает меньше BYN300 реальной средней назначенной пенсии в стране. Не следует сомневаться, что многие занятые получают на своих рабочих местах и менее BYN200 — около USD100, на которых устанавливалась черта бедности для жителей Африки к югу от Сахары. С такими капиталами местному жителю не разгуляться. Вероятно, поэтому розничный товарооборот сократился на 14,1%.
А если товарооборот так круто падает, экономическая жизнь в районе замирает. Правда, местное начальство, о чем свидетельствует статистика, в районе на новые, надо полагать, эффективные рабочие места, устроило 15 граждан. Официально безработных насчитывается 82 человека (1,3% экономически активного населения), но за год официальная занятость снизилась на 316 человек. Организации Шарковщины в прошлом году вместо прибыли произвели чистые убытки на сумму BYN1,4 млн, при этом задержались с выплатой кредиторской задолженности в BYN19,3 млн. Не заплатили за топливно-энергетические ресурсы BYN4 млн и в ФСЗН — BYN690 тыс. Просроченная задолженность банкам (по кредитам и займам) составила почти BYN2 млн.
Сам по себе возникает вопрос: «Откуда деньги, если район их не зарабатывает?» Если предприятия не доплачивают налоги на социальное страхование? Демонстративно уклоняясь от финансирования этой важнейшей позиции?
Получается, что виноваты все, и никто не виноват. По крайней мере, никто не чувствует себя виноватым, но охотно находит виновных. Например, население, как подсчитали экономисты, уже давно переплачивают за потребляемые энергоресурсы, а предприятия не вылезают из долгов. Что в такой ситуации делать правительству? Самое простое — переложить все эти затраты на население. Но ведь у него таких денег нет…