Несмотря на то, что пенсионный возраст у нас уже повышен, в СМИ опять стали появляться сообщения о очередном его повышении — якобы по требованию МВФ. Речь, впрочем, опять-таки идет только о повышении пенсионного возраста. При этом реальной пенсионной реформы в стране проведено не было и не ожидается в видимой перспективе. Аналогичная ситуация не только в Беларуси. Пенсионный возраст повышается во многих странах, но адекватными реформами пенсионной системы это сопровождается в меньшинстве из них. При том, что пенсионные реформы давно назрели, и у нас — особенно.
Для того, чтобы выработать эффективную стратегию преобразования пенсионной системы, недостаточно ссылок на «старение населения». Желательно еще знать историю и суть вопроса.
Во-первых, почему пенсии вообще появились? Как ни странно, именно по той причине, по которой их сейчас пытаются неявно отменить, повышая пенсионный возраст. Иными словами, пенсии появились как раз из-за старения населения, роста количества пожилых людей в развитых (на тот момент) странах. При средней продолжительности жизни в 30-40 необходимости в таких системах не было, но по мере старения населения она появилась. Да, и до того существовали «персональные» пенсии, которые назначали монархи, например, особо отличившимся гражданам или фаворитам и фавориткам. Причем чаще эти пенсии представляли собой единовременные выплаты и гораздо реже были пожизненными. Но массовых пенсий до XIX века не было даже в развитых странах.
Еще одна причина появления массовых пенсий — индустриализация, которая разрушила старую патриархальную систему, при которой несколько поколений постоянно проживали вместе на одном «наделе» и напрямую заботились друг о друге. Точнее трудоспособное поколение заботилось о нетрудоспособном — детях и стариках. Индустриализация же привела к тому, что, скажем, родители жили в деревне под Эдинбургом, их сын — в Манчестере, а их внуки разъехаться — кто в Лондон, а кто в Мумбаи или иную колонию. Соответственно государственные пенсии для нетрудоспособных стали нужны еще и по этой причине. Кстати, когда наша власть говорит, что дети должны содержать своих стариков — родителей, а иначе надо обращать жилье стариков в пользу государства, власть призывает вернуться к доиндустриальному периоду. С той разницей, что конфискацией имущества под таким надуманным предлогом даже во времена феодализма не занимались.
Если население в развитых странах стареет с начала перехода к капитализму и индустриализации, то почему пенсионный кризис возник именно сейчас? Конкретно у нас кризис с финансированием пенсионного фонда возник вовсе не из-за скачкообразного, обвального роста числа пенсионеров в стране. А из-за экономического обвала. Власть это косвенно и подтверждает, но открыто признавать не хочет. Если признать, то придется реальным реформированием экономики заниматься, чего наше руководство допустить не хочет.
Таким образом, реальная причина кризиса — в деиндустриализации, а не в старении населения. Это касается и других европейских стран. Население во всем мире, в особенности, в цивилизованных странах, стареет уже давно — примерно три века. С начала индустриализации. Но почему именно сейчас на стариков так ополчились, причем не только в Беларуси? Просто три века старение населения сопровождалось индустриальным ростом, повышением производительности и качества труда. А сейчас этот процесс практически остановился. Более того, кое-где — в Беларуси, например, — дошло до противоположного процесса. А деградирующая экономика уже не в силах содержать стариков. Более того, даже во многих развитых странах наблюдается процесс снижения уровня технологий и падения производительности труда. Высокотехнологичные производства с высокой производительностью труда перемещаются в Азию, при этом растет доля кустарных производств (небольшие ресторанчики, пошивочные мастерские «hand made» и пр.), основанных на ручном труде с низкой производительностью.
Словом, не старики являются причиной экономических проблем, но экономические проблемы — причина страданий стариков. И бороться надо с причиной, а не со следствием.
Тот факт, что пенсионный возраст должен определяться состоянием экономики, а не геронтологии, наглядно показывает пример Голландии. Выгоды, извлеченные страной из нейтралитета в Первой мировой войне, дали ей возможность не только избежать революционных потрясений, но и провести социальные реформы. К 1920 году в стране ввели 8-часовой рабочий день, 45-часовую рабочую неделю, снизили пенсионный возраст с 70 до 65 лет. Другими словами, изначально выход на пенсию в 70 лет был определен не из-за старения населения, а последующее снижение пенсионного возраста было предпринято вовсе не из-за его омоложения. Все определила экономика. Таким же образом — благодаря процессу индустрии и повышению экономической мощи индустриальных держав — возникли массовые пенсионные системы. В частности в Китае массовые пенсионные системы стали внедряться очень недавно, фактически уже в этом веке, при том, что процесс старения населения идет уже давно. До того, как Китай стал мощной индустриальной державой, платить пенсии всем старикам экономическое положение не позволяло.
Следовательно, задача нашей власти состоит не в том, чтобы пудрить людям мозги проблемой старения, а заняться оздоровлением экономики, ее повторной индустриализацией, но на новом технологическом уровне. И, конечно, не в логике «совковой» модели. Иначе такая модель будет и далее приводить к эффектам, аналогичным «модернизации деревообработки».
Теперь — еще об одном интересном эффекте, который явно не прогнозировали инициаторы повышения пенсионного возраста без реформ. Дело в том, что во многих странах повышение пенсионного возраста происходило без синхронного увеличения количества рабочих мест, а зачастую — с их сокращением. Как у нас сейчас: реальное количество рабочих мест снижается при одновременном повышении пенсионного возраста. Что приводит (и уже привело) к неоднозначным результатам.
Помимо значительного роста безработицы среди молодых людей, повышение пенсионного возраста привело и к другим интересным последствиям. Например, к использованию «пенсии», условно говоря, еще до начала трудовой деятельности. Другими словами, молодежь не работает не только потому, что не хватает рабочих мест (которые заняты людьми, дорабатывающими свой увеличившийся трудовой стаж). Молодые люди уже и не особо стремятся бороться за эти места. Если на пенсии сегодня уже вряд ли получиться нормально отдохнуть, то надо сделать это пока еще молод, до начала активной трудовой деятельности. Многие молодые люди так и делают, не особо заморачиваясь поисками работы, — путешествуют, развлекаются, в общем, наслаждаются жизнью. Где деньги берут? То же самое государство, которое не хочет платить пенсии пожилым, платит пособия неработающей молодежи.
Кроме того, первый период своей трудовой деятельности все большее число молодых людей стараются отработать вполсилы, не напрягаясь. По полгода в год, например. Или перебиваются фрилансом, блогерством и другими занятиями со свободным графиком. Свободное время используется для путешествий и отдыха. Словом, молодежь переходит на облегченный график, и многим это уже и нравится. Это своего рода жизнь «в кредит».
В большинстве стран не хватает не молодежи, а работающей молодежи. Это, согласитесь, разные вещи. И не хватает работающей молодежи потому, что для нее нет рабочих мест, которые заняты пожилыми людьми, не выходящими на пенсию из-за постоянно повышающегося пенсионного возраста. К этому стала добавляться еще одна проблема. Просидев до зрелого возраста на пособиях, грантах и фрилансе, молодежь потом, как показывает опыт, оказывается не готовой включаться в интенсивный труд «от звонка до звонка» — даже если соответствующее рабочее место освобождается. Да и квалификация тут нужна, а ее обычно или нет или уже потеряна за годы «дауншифтинга».
Таким образом, повышение пенсионного возраста приводит к весьма неоднозначным результатам. Как минимум, не к таким, на которые надеялись инициаторы повышения пенсионного возраста. В конечном итоге нужны комплексные реформы — и пенсионной системы, и экономики в целом. А к этому власти зачастую не готовы.