Государство по-прежнему является крупнейшим собственником в стране, и текущая экономическая политика открыто демонстрирует, что в ближайшее время изменений не предвидится. Приватизационные планы Беларуси первой половины 90-хх не реализованы до сих пор, хотя члены правительства, не говоря уж об экономистах (и отечественных, и международных), признают, что в частных кампаниях управление более эффективно в сравнении с государственными.
Белорусская бюрократия имеет свои причины не проводить приватизацию. Этими интересами в частности обусловлена определенная информационная политика в отношении приватизации. За страхами белорусов, связанных с приватизацией, стоят манипуляции массовым сознанием.
К самым популярным страхам населения можно отнести: «воровскую» природу приватизации, появление олигархов, захват экономики страны иностранным инвестором, выкуп иностранцем предприятия с целью его немедленной ликвидации, вера в то, что белорусы пока еще не доросли до рынка и частной собственности и т. д. Постоянное акцентирование внимания на воровском, варварском и коррупционном характере процесса приватизации привело к тому, что для населения Беларуси возможные характеристики приватизации превратились в ее постоянные и неотъемлемые свойства.
Но, сообщая о подобных изъянах приватизации, белорусские власти и госпропаганда не договаривают один очень важный момент: необходимость безусловного верховенства закона. Только строгое соблюдение понятных и прозрачных правовых процедур позволяет провести честную и открытую приватизацию. И бюрократия несет ответственность за соответствующую законодательную базу и процесс реализации прописанных ей же норм. Нечистые на руку люди найдутся во все времена, тем более, когда есть перспектива быстрого обогащения — но «спасать» народ от воровской и варварской приватизации чиновник должен не отказом от нее, а через строгое соблюдение исполнительной властью положений правовой системы, базирующейся на принципах гуманизма, равноправия и справедливости.
Тезис о том, что приватизация неизбежно порождает олигархов, также своими корнями уходит в размытую законодательную базу и ненадлежащее выполнение чиновниками своих прямых обязанностей. Только при коррумпированной системе, при отсутствии открытости, прозрачности и всеобщей доступности обеспечивается передел собственности в пользу финансовых и политических элит страны. Разумеется, предприятия покупаются теми, кто имеет соответствующие финансовые возможности. Однако, если чиновники ограничены надлежащими нормативно-правовыми актами (при соответствующей практике их применения), то против олигархов и коррумпированных бюрократов работает закон.
Страх белорусов перед скупкой иностранцами всей экономики берет свое начало от чиновничьего тезиса о финансовой неспособности самого населения Беларуси выкупать государственные активы. И за 25 лет независимости страны (из них — 20 лет «особого» пути развития) власти так и не смогли подготовить население к тому, чтобы оно смогло стать полноценным собственником малого и среднего бизнеса. Если бы белорусская бюрократия действительна была за проведение нормальной приватизации, то ее не волновала бы проблема скупки всего государственного сектора именно белорусами. В таком случае чиновники сосредоточили свое внимание на той части предприятий, которую белорусский бизнес и шире — белорусские граждане — все-таки в состоянии выкупить. И это было бы замечательное начало, но его в Беларуси не было.
Таким образом, дело вовсе не в финансовой обеспеченности и культурном наследии (моральной готовности населения к приватизации), а в искренности стремления проведения приватизации у представителей государства. Ведь государственная собственность должна олицетворять собственность народную. Значит, если у народа не хватает средств купить народную же собственность, то можно раздать ее тем, кто хотя бы теоретически ее хозяином. Если у властей были бы искренние намерения относительно проведения приватизации, то часть государственных активов они могли бы просто раздать трудовым коллективам предприятий. Мы не говорим обо всех государственных активах, но некоторая их часть могла бы получить нового собственника именно таким путем. Да, это был бы и не самый эффективный вариант в смысле управления, но со стратегической точки зрение важнее сам свершившийся акт перехода собственности, который в последующем приведет к более эффективному управленцу при соответствующей гарантии прав собственности и низким административным издержкам (см. теорема Р. Коуза).
От тезиса о невозможности продать предприятия населению страны власти переключают внимание на иностранный капитал и спекулируют на страхах скупки национального добра иностранцами. О том, что эти иностранцы нанимают белорусских граждан, ведь они производят отчисления в бюджет страны и поставляют продукцию, в том числе и на местный рынок, пропаганда не особенно распространяется. Да, таких собственников исполком не сможет заставиться взять на обеспечение дом отдыха, спонсировать очередную уборочную кампанию, выписывать по 10 экземпляров местной и общенациональных газет и пр. С приходом иностранцев власти гипотетически теряют подобный ресурс «добровольной» помощи белорусскому государству. С другой стороны, в современной рыночной экономике корпоративный частный бизнес может быть в высокой степени социально активным, но об этом также ничего не говорится.
Плохую репутацию приватизации создает также такой весьма популярный тезис, как появление иностранца, который купит белорусское предприятие и закроет его с целью улучшения своих конкурентных позиций. Однако для того, чтобы возникла необходимость использования таких приемов в Беларуси, должны быть не просто локальные, а серьезные игроки регионального масштаба. Но в Беларуси это единицы, и их исключительная малочисленность — заслуга государства. Во-вторых, если иностранцу проще купить компанию, обанкротить и закрыть ее, то это снова вопрос к белорусской бюрократии: почему в стране такое экономико-правовое поле, что лучшим стратегическим решением собственника касательно работы в данном регионе (что намного шире рынка одной страны) является закрытие местного производства? В-третьих, опыт стран бывшего советского лагеря позволяет говорить лишь о возможных единичных случаях. Гораздо чаще происходит так, что иностранец, купивший предприятие, начинает выпускать товары по иным технологиям и более высокого качества именно под тем брендом, заводы которого стояли на грани банкротства до приватизации. В-четвертых, если такие примеры в Беларуси возможно, то есть если предприятие покупается с целью устранения конкурента, то, значит, к нему должен был быть соответствующий коммерческий интерес и у иных покупателей — и предприятие должно уйти, как минимум, по рыночной цене. А это значит, что бюджет должен был получить определенную сумму для финансирования постприватизационных мер, предусмотренных для смягчения социальной напряженности. Более того, с закрытием организации и прекращением трудовых контрактов наниматель обязан выплатить работникам компенсационные пособия (согласно Трудовому кодексу Республики Беларусь, при прекращении трудового договора в связи с ликвидацией организации выплачивается выходное пособие в размере не менее трехкратного среднемесячного заработка). Но даже при таких единичных сценариях вопрос все тот же: неспособность или нежелание чиновников создать условия для открытой конкурентной среды. Почему в стране такие условия ведения бизнеса, что к данному предприятию проявляет интерес только его конкурент?
Попытки белорусских чиновников высокого ранга убедить население в том, что продать государственную собственность — значит предать трудовой коллектив и народ в целом, — также пример манипуляций сознанием. Преднамеренное разжигание страстей под предлогом отцовской заботы о населении не имеет под собой экономических обоснований. К слову, если это забота истинная, то почему из года в год белорусские чиновники абсолютно не обращают внимания на то, что государство предает и грабит население за счет высокой инфляции (за период 2005–2014 гг. произошло более чем 6-ти кратное увеличение цен на товары, что включены в состав потребительской корзины для определения инфляции) и девальвации (на 1 января 2005 г. один американский доллар стоил 2170 белорусских рублей, на 12 июня 2015 г. — 15400, т. е. обесценивание более чем в 7 раз)?
Чиновничий посыл о том, что белорусы еще не доросли до рыночных отношений и частной собственности и вовсе является примером прямого оскорбления народа. Данный тезис является «самым лучшим» предлогом бюрократии не проводить рыночные реформы и не выстраивать прозрачную систему госуправления и правовую основу рыночной экономики. Разумеется, не каждый человек по натуре предприниматель, но приватизация не должна вести к тому, что каждый гражданин должен стать таковым.
После приведенных нами пояснений еще раз отметим, что большинство страхов белорусов относительно приватизации является следствием многолетних манипуляций властей убеждениями своей аудитории. Подобная антиприватизационная политика не только сдерживает развитие страны, но — с учетом государственной поддержки убыточных и низкоэффективных предприятий — также увеличивает долговое бремя и снижает уровень благосостояния населения.
Основная задача приватизации — установление института частной собственности и рыночных отношений. При этом для Беларуси важна также реализация социально-политической функции приватизации: демократизация общественно-политической жизни. Напоследок добавим, что теоретически можно было обойтись и без приватизации, если бы в Беларуси работал такой рыночный инструмент санации экономики, как банкротство, вместе с честной конкуренцией вне зависимости от форм собственности и таким качеством бизнес-климата, который обеспечивал бы постоянный приток инвестиций в экономику страны. В таком случае неконкурентоспособные государственные предприятия ушли бы с рынка, а их место заняли предприятия с частным капиталом, способные лучше удовлетворять запросы потребителей. Но такой вариант требует большего временного отрезка.