Частная культурная ценность: моя или всё равно не моя?
Регулирование отношений частной собственности в сфере культурных ценностей носит довольно жесткий характер. Хотя, согласно ст. 79, «пры наданнi матэрыяльнымаб\`ектам i нематэрыяльным праяўленням творчасцi чалавека статусу культурнай каштоўнасцi права ўласнасцi на iх захоўваецца», однако «асобныя культурныя каштоўнасцi могуць быць аднесены законам да аб\`ектаў, якiя знаходзяцца толькi ва ўласнасцi Рэспублiкi Беларусь». Видимо, предполагается, что для особо ценных объектов госсобственность дает больше гарантий их сохранности, чем частная (что, впрочем, не всегда так). Мировой опыт также свидетельствует о другой тенденции. Так, федеральный Закон США «Об охране памятников истории, имеющих национальное значение» (1966 год) предполагает действия государства по усилению частной инициативы. Пункт 7 статьи 1 данного закона призывает власти «максимально способствовать частной охранной деятельности», а пункт 4 статьи 2 — «Содействовать сохранению памятников истории, не являющихся федеральной собственностью, и максимально способствовать деятельности организаций и отдельных лиц, ведущих охрану памятников на частных началах».
Любопытно, как ст. 80 будет сочетаться с законом об авторском праве.Согласно ей, правом создателя историко-культурной ценности (и потомка создателя до двух поколений) является лишь определение недоступности объекта на время не более своей жизни. Статья 81 фактически делает невозможной продажу культурных ценностей с аукциона, если ты являешься их совладельцем: «Пры продажы долi ў агульнай уласнасцi на культурную каштоўнасць астатнiя ўдзельнiкi долевай уласнасцi маюць пераважнае права набыцця гэтай долi па цане, за якую яна прадаецца. У выпадку iх адмовы або немагчымасцi набыць састаўную частку культурнай каштоўнасцi пры яе продажы пераважнае права яе набыцця мае дзяржава». Однако ясно, что абсолютно любая начальная цена может быть ниже той, которая сложится в итоге аукционных торгов (в чем, собственно, и смысл аукциона).
Нашел культурную ценность — или проблему на свою голову?
На обнаруживших культурную ценность сразу обрушиваются особо жесткие условия: нашли вы ее специально, в рамках научной деятельности (ст.77), или случайно (ст.78), надо в течение двух дней сообщить о ней в Министерство культуры, сохранять ее всеми силами и «безадкладна прыпынiць работы або iншую дзейнасць, якiя могуць аказваць уздзеянне на нерухомую культурную каштоўнасць», причем «работы або iншая дзейнасць, прыпыненыя ў сувязi з выяўленнем нерухомай культурнай каштоўнасці, аднаўляюцца толькi з пiсьмовага дазволу Мiнiстэрства культуры Рэспублiкi Беларусь.».
Всё это звучит излишне жестко и, при этом, беззубо: при наличии доброй воли человек и так сообщит о найденной историко-культурной ценности, а заодно постарается ее сохранить. С другой стороны, если нашедший в развитии культуры не заинтересован, он теперь скорее испугается последствий и сообщать о потенциальной культурной ценности не станет (всегда можно использовать отговорку «а я не знал, что это культурная ценность»).
Если находку всё же признают историко-культурной ценностью, то она «накiроўваецца ва ўласнасць дзяржавы, а ўласнiк зямельнага ўчастка або iншай маёмасцi, дзе быў выяўлены гэты аб\`ект, а таксама асоба, што яго выявiла, маюць права на атрыманне ўзнагароджання ў парадку i на ўмовах, вызначаных заканадаўствам». К тому же «Юрыдычнай або фiзiчнай асобе, у тым ліку індывідуальнаму прадпрымальніку, што выпадкова выявiла культурную каштоўнасць, пакрываюцца страты, прычыненыя ёй прыпыненнем работ або iншай дзейнасцi ў сувязi з выяўленнем гэтага аб\`екта, у парадку i памерах, устаноўленных Саветам Мiнiстраў Рэспублiкi Беларусь». Как и кем будут определяться награды и вычислять затраты от, например, простоя крупной фабрики или стройки, абсолютно неясно.
Купил культурную ценность — бочка дегтя с возможной ложкой меда в нагрузку!
Гипотетической ложкой меда в бочке дегтя является ст. 82, согласно которой частному владельцу могут помогать советами по сохранению объекта культуры и экспонированию (в т. ч. анонимному) и даже могут дать денег на его сохранение, если у владельца недостаточно своих средств. Впрочем, мед гипотетический — ключевое слово здесь «могут» (а могут и не дать).
А вот дальше катится настоящая бочка дегтя: по положениям ст. 83 быть владельцем культурной ценности, как говорится, «не фонтан». И если запрет на уничтожение частной культурной ценности еще можно понять, то дальше в ст. 83 идут довольно странные указания: без согласия Минкульта частной культурной ценности нельзя «мяняць месца знаходжання (захоўвання), умовы ўтрымання i выкарыстання», «адчужаць або iншым чынам перадаваць права ўласнасцi», «дапускаць прычыненне шкоды, змяненне культурнай каштоўнасцi, выконваць без дазволу Мiнiстэрства культуры Рэспублiкi Беларусь работы на гэтай культурнай каштоўнасцi i (або) у зонах аховы нерухомай матэрыяльнай культурнай каштоўнасцi». Получается, что, например, свою картину надо переносить с места на место (включая, видимо, перевешивание в другую комнату) только с согласия Минкульта.
Положения ст. 84 еще больше наполняют бочку дегтем — владелец культурной ценности обязан: «забяспечваць захаванасць культурнай каштоўнасцi; забяспечваць доступ да культурнай каштоўнасцi спецыялiстам, якiя з дазволу Мiнiстэрства культуры … маюць права на яе вывучэнне; прадастаўляць перыядычна … доступ да культурнай каштоўнасцi грамадзянам на тэрмiн не менш чым шэсць месяцаў на працягу кожных дзесяцi гадоў …».
Абсолютно неясно, как пункт про 6 месяцев доступа соотносится со ст. 80 (право сделать культурную ценность свою или своих предков недоступной для просмотра кем-либо). Что же касается доступа «специалистов», получивших разрешение Министерства культуры, то у некоторых владельцев культурных ценностей вполне могут возникнуть вопросы о квалификации этих «специалистов». По сути, эта норма предусматривает, что любой человек имеет право копаться в частных коллекциях без спроса хозяина, если Минкульт «дал добро».
Напоследок ст. 96 напоминает: «У мэтах прадухілення прыдбання культурных каштоўнасцей, якія былі незаконна вывезены за межы іншых дзяржаў, выкрадзены або нядобрасумленна набыты, … асобы, … якія жадаюць набыць права ўласнасці на культурную каштоўнасць, павінны прадпрыняць усе магчымыя дзеянні па ўстанаўленню дакладных звестак пра паходжанне культурнай каштоўнасці і яе ўласніка». Таким образом, излишние обязательства и проблемы возникают уже когда потенциальный владелец еще только заинтересовался вложением денег в белорусскую культурную ценность. Есть подозрение, что в такой ситуации человек предпочтет просто не связываться культурными ценностями Беларуси, а лучше купит что-нибудь такое, что Минкульт ценностью не признал. В итоге теряется смысл придания чему-либо статуса культурной ценности — это дает объекту не преимущества, а недостатки.
Никак не умаляя необходимости заботиться о сохранении культурных ценностей, находящихся в частной собственности, стоит задуматься о самом подходе к их владельцам. Если в КоК предлагается угрожающе-запретительный, то мировая практика аналогичных нормативно-правовых актов предполагает стиль сотрудничества и уважения прав собственности. Так, к примеру, по закону федеральной земли Гессен (Германия) «О защите памятников культуры» собственники и владельцы памятников культуры обязаны по мере возможности сохранять их и бережно с ними обращаться. При этом им содействуютземля и общины посредством оказания финансовой помощи из их бюджета. В случае, если собственники и владельцы памятников не выполняют своих обязанностей и вследствие этого происходит порча памятника, органы защиты памятников культуры могут принимать меры, необходимые для предотвращения порчи. Собственники и владельцы памятников обязаны не препятствовать этим мерам. Органы защиты памятников культуры могут требовать от собственников и владельцев памятников в рамках разумного возмещения возникших расходов. А американское законодательство предполагает заключение контрактов между властями и владельцами историко-культурных ценностей «по вопросу о защите, сохранении, содержании или об использовании в публичных целях».
Кто же решает, что культурная ценность, а что — нет?
Для этого Минкульт по ст. 102 «…арганiзуе квалiфiкаваны разгляд гэтай прапановы Беларускай навукова-метадычнай радай па пытаннях гiсторыка-культурнай спадчыны … для прыняцця рашэння аб неабходнасцi надання … статусу гiсторыка-культурнай каштоўнасцi або аб адсутнасцi неабходнасцi надання … такога статусу». Напомним, этот тот самый совет, который изначально одобрил пристройку из стекла и бетона к Купаловскому театру. После этого есть основания сомневаться в профессиональной компетентности такой структуры.
Согласно ст. 113, «для забеспячэння захавання нерухомых матэрыяльных гiсторыка-культурных каштоўнасцей i зон іх аховы» запрещается много плохого, включая «навукова не абгрунтаванае змяненне i пагаршэнне ўмоў успрымання гэтых нерухомых матэрыяльных гiсторыка-культурных каштоўнасцей i зон аховы».Что же теперь делать с жилым домом «У Троицкого» или многоэтажкой возле замка в Лиде? И хотя «парадак распрацоўкi праектаў зон аховы нерухомых матэрыяльных гiсторыка-культурных каштоўнасцей устанаўлiваецца Мiнiстэрствам культуры Рэспублiкi Беларусь» (ст.114), всем очевидно «пагаршэнне ўмоў успрымання» Троицкого предместья и Лидского замка. Даже сам Минкульт это признает по некоторым объектам — вот только неясно, что с ними можно теперь делать.
Спонсоры и меценаты: полное непонимание ситуации сохраняется
Сущностная путаница с их определением продолжается давно. Так, согласно ст. 69, «Спонсар культуры — юрыдычная асоба, індывідуальны прадпрымальнік, якія даюць арганізацыям і індывідуальным прадпрымальнікам бязвыплатную (спонсарскую) дапамогу ў мэтах аховы гісторыка-культурнай спадчыны», а по ст. 70 меценат — это по сути всё то же самое, только касающееся уже физического лица.
На самом же деле сущность этих понятий совсем другая и они принципиально различаются. Так, спонсор дает деньги в обмен на свою рекламу (на культурном мероприятии и связанных с ним материалах и событиях), а также в целях улучшения своего имиджа (т.н. «социальной ответственности бизнеса»). А вот определение мецената как раз довольно точно и приведено в КоК (однако, увы, в обеих статьях) — он заинтересован в развитии культуры как таковом, и может оказывать материальную помощь в т. ч. на условиях анонимности (что абсолютно абсурдно для спонсора).
Таким образом, налицо полное непонимание властями сути спонсорской деятельности, ее мотивов и отличий от меценатской. Между тем, спонсоры и меценаты — это часть гражданского общества, которая вместо государства поддерживает культуру (априори как раз ту, которая востребована — либо лично меценатами, либо целевой аудиторией спонсоров). Такая система, в отличие от государственных финансовых вливаний в культуру, гарантирует выживание как раз самых актуальных культурных акторов и лучших их проектов.
В связи с этим, традиционным и логичным является налоговая льгота для таких спонсоров и меценатов — ведь, по сути, они уже потратили свои налоговые взносы на напрямую не связанную с личной выгодой деятельность, к тому же это было сопряжено с дополнительными тратами (поиск акторов культуры, организация процесса помощи) и было более эффективно, чем если бы они просто перечислили налоги государству.
Это хорошо понимают в мире — меценаты и спонсоры практически везде получают различные налоговые льготы. В Австрии, например, это прописано в «Федеральном акте о поддержке искусства» (2000), а в США еще в 1917 году была принята знаменитая поправка в Закон «О федеральном подоходном налоге», согласно которой «Правительство не может облагать долю личного дохода, которая пожертвована благотворительному учреждению…». В Великобритании с 1976 года существует Ассоциация бизнес-спонсорства искусств (ABSA). Даже в соседней России сейчас в Государственную Думу внесен и рассматривается проект закона «О меценатстве и благотворительности», который должен избавить от уплаты налогов организации и частных лиц, занимающихся благотворительной деятельностью.
К сожалению, в КоК лишь в ст. 69 (т.е. только относительно юридических лиц и ИП) оговорено, что «спонсорам» «могут быць прадастаўлены індывідуальная дзяржаўная падтрымка, льготы па выплаце падаткаў, збораў (пошлін)». Формулировка подразумевает, что могут быть и не предоставлены, к тому же не очевидно, кому и по каким критериям предоставят какие привилегии и в каком объеме.
Позитивные выводы: есть чему порадоваться
Завершая анализ КоК, хотелось бы отметить большое количество положительных моментов, связанных с принятием Кодекса. Главным из них, пожалуй, следует признать сам факт проведения Министерством культуры такого общественного обсуждения. К сожалению, в современной Беларуси нормативно-правовые акты зачастую создаются и принимаются в тиши чиновничьих кабинетов, вдали от глаз заинтересованной общественности. Между тем, очевидно, что участие независимые экспертов, общественных организаций и всех активных граждан в написании нормативно-правовых актов способно положительно повлиять как непосредственно на качество этих документов, так и на развитие правовой культуры населения, гражданственности, чувства сопричастности к управлению своим государством (включая разделение ответственности за ошибки и неудачи). Таким образом, практику проведения общественных обсуждений важных нормативно-правовых актов следует признать положительной и весьма полезной; всемерно расширять ее применение.
Несмотря на то, что предыдущий анализ фокусировался в основном на недоработках и ошибках Проекта, тем ни менее стоит признать, что большинство статей КоК написаны профессионально и качественно. Особенно это заметно в главах 10, 11, 16, 18, 19, 20, 21, 23, и 24, к содержанию которых практически нет претензий. Более того: их материал не просто хорошо изложен — зачастую он исправляет те ошибки и недоработки, которые были допущены в предыдущих нормативно-правовых актах соответствующей тематики. Принятие Кодекса даже в существующем виде, без каких-либо изменений, в целом пошло бы на благо сфере культуры Беларуси, хотя и не было бы оптимальным вариантом.
Отдельно хотелось бы отметить, что принятие Кодекса о культуре с привлечением к работе над ним «представителей как государственных, так и независимых think-tank\`ов, известных деятелей культуры и искусства, руководителей учреждений культуры, продюсеров и культурных менеджеров, лидеров НГО в сфере культуры» — это первый пункт «Общественного задания новому министру культуры». Проведение общественного обсуждения КоК можно считать первым шагом в реализации этого программного предложения. Окончательно оно будет реализовано в том случае, если конструктивные предложения общественности будут приняты и в КоК будут внесены соответствующие изменения (обязательно включающие сроки и механизмы определения Президентом единой государственной политики в сфере культуры).
Также недавняя встреча министра культуры с представителями общественных организаций, заботящихся о мемориале «Куропаты», является частичным воплощением программного предложения № 3 (»… трансформации системы управления в культуре на максимально открытую для участия небезразличных граждан и общественных объединений»). Таким образом, можно отметить, что новый министр, похоже, идет на контакт с общественностью и в определенной степени прислушивается к ее голосу, что не может не радовать.
Негативные выводы: есть, о чем печалиться
К сожалению, обсуждение КоК вызывает и отрицательные впечатления.
Насколько одни главы и статьи написаны хорошо и качественно, настолько другие сделаны плохо и непрофессионально. Зачастую предложения Кодекса не решают существующие проблемы в сфере культуры, а еще больше закрепляют их либо вовсе создают новые проблемы. Отсутствие единого форматирования всего текста и низкое качество некоторых статей заставляют задуматься о том, что, похоже, некоторые из работников, ответственных за подготовку КоК, подошли к своей работе формально и выполнили ее «спустя рукава». Размышления о таком подходе к работе, оплаченной бюджетными средствами, подталкивают к мысли о том, что некоторых работников государственных организаций сферы культуры следовало бы заменить на граждански активных представителей профильных общественных объединений, которые на практике могут выполнять и выполняют за таких чиновников их работу (и при этом в своей деятельности не расходуют государственных средств).
Учитывая специфику белорусской системы общественного обсуждения, нет никаких гарантий, что необходимые поправки, предложенные гражданами, действительно будут внесены в Кодекс. Соответственно, на этапе внесения предложений в Минкульт (т.е. сейчас) сложно сказать, насколько хорошим в итоге получится Кодекс — или наоборот, насколько он ухудшит положение в сфере культуры. На основании белорусского опыта есть все причины сдерживать любой оптимизм относительно нормативно-правового акта до момента его окончательного принятия и вступления в силу, а более того — и до появления правоприменительной практики по конкретным ситуациям, описанным в нормативно-правовом акте (насколько его положения будут работать в реальности).