Наиболее любопытным (с точки зрения исследователя) и самым печальным (с точки зрения гражданина) в белорусской политике является ее застывшее, недотрансформированное состояние. Очевидно, что те цели и ориентиры, которые существовали до 1994 г., таковыми уже не являются, однако новые (кроме сохранения власти Лукашенко) остаются тайной, вероятно — и для самой верхушки. Многократные поползновения А. Лукашенко в направлении создания идеологии белорусского государства закончились невнятным обязательным курсом в вузах Беларуси и не менее невнятными учебниками с банальными рассуждениями об «особом пути» страны. Жалко выглядят и попытки Председателя Совета Республики А. Рубинова в недавней серии статей для «Советской Белоруссии» представить белорусскую идеологию в виде смеси из политической мысли XVIII века и популистских теорий 1930-х. Для описания идеологической основы белорусской политики куда лучше подходит формулировка В. Пелевина: «Раньше был этот коммунизм, а теперь, когда он закончился, никакой идеи нет вообще».
Таким образом, одной из основных проблем существующей в Беларуси культурной политики является отсутствие у нее прочных основ и четких целей. Даже на уровне десижн-мейкеров (и уж тем более всего общества) отсутствует консенсус (да и вообще определенность) относительно самых основных вопросов: кто мы (европейцы? русские со знаком качества? тутэйшыя?) и куда мы идем (независимый и «ненаклоняемый» центр Европы? часть Союзного государства с Россией? мировой лидер «движения неприсоединения»?). Именно это является причиной очевидных «шараханий» в культурной политике и отсутствия в госпрограмме «Культура Беларуси» глобальных приоритетов.
Тем ни менее, культурная политика в Беларуси де-факто существует и вполне поддается классификации. Такой анализ существующей культурной политики не только поможет точнее определить ее черты, но также позволит индуктивным методом понять, в какие модели возможна и необходима ее позитивная трансформация (при условии смены белорусского режима на демократический).
Используя национально-географическую типологию, белорусская культурная политика относится к этатистской (восточно-европейской) модели. Эта модель представлена в странах бывшего соцлагеря, СНГ, и характеризуется зависимостью всей культурной жизни от воли государства. Это обусловлено не только авторитарными и тоталитарными режимами, руководящими в большинстве этих стран, но также и с глубокими антидемократическими и антилиберальными традициями Советского Союза. Симптоматично, что этот национально-географический тип культурной политики характеризуется поиском оптимальной модели развития и активным реформированием всей системы культурной политики; при этом как выбор одной оптимальной модели, так и окончание реформ в рамках данного типа культурной политики невозможны в принципе, так как эти процессы служат не достижению некого результата, а являются целью и результатом сами по себе. Их окончание возможно только с изменением всей системы и, соответственно, сменой самой модели культурной политики.
Для позитивной трансформации белорусской культурной политики в рамках национально-географической типологии наиболее вероятной и подходящей (как по национально-менталитетному, так и по регионально-географическому признаку) является институциональная (германо-скандинавская) модель. В настоящий момент она наиболее выражена в странах Центральной и Северной Европы и в странах Балтии. В рамках этой модели культурной политики ведущая роль в организации социокультурной деятельности принадлежит различным общественным институтам: неправительственным организациям, частным фондам и культурным инициативам, органам местного самоуправления. Большую роль в этой модели играет инкультурация тех групп населения, которые только начинают этот процесс в новом для себя обществе. Для таких стран, как Германия и Австрия, это в первую очередь касается инкультурации эмигрантов, а для стран, переживших постсоциалистическую трансформацию (Словакии, Эстонии, Чехии, Литвы) — инкультурацию своего естественного населения в новые условия существования. Именно второй пункт будет важен для Беларуси при применении в ней в будущем этой модели культурной политики. Как показывает пример стран, упомянутых выше, институциональная (германо-скандинавская) модель способна успешно трансформировать постсоциалистические страны к новым условиям существования и адаптировать население к европейскому типу мышления, поведения и культуры в целом.
Еще одна типология культурной политики государства основывается на источниках финансирования культуры. В рамках данной модели Беларусь не только географически, но и политически находится где-то между Северной Кореей и Францией. С одной стороны, основой модели культурной политики остается тоталитарная, когда государство полностью регулирует сферу культуры, поддерживает лояльных к себе культурных акторов, а всё остальное запрещено или же существует в виде особых резерваций. К этой модели относятся многие тоталитарные африканские страны, Куба (до начавшихся реформ Рауля Кастро), Северная Корея и СССР. Однако как бы ни была плоха ситуация в Беларуси, но до Северной Кореи нам далеко, и в этом смысле культурная политика также лишь содержит в себе элементы тоталитарной, изредка проявляющей себя всплесками «черных списков» и силовыми разгонами абсолютно аполитичных культурных мероприятий.
Второй моделью культурной политики, дополняющей в Беларуси тоталитарную, является континентально-европейская (наиболее ярко выражена во Франции, Австрии, Испании и Италии). В рамках этой модели государство целиком финансирует все многочисленные культурные институции, находящиеся в госсобственности, да к тому же оставляет деньги еще и для поддержки частных инициатив. Так, например, во Франции на негосударственные культурные проекты идет около 20% всего бюджета Министерства кульутры и коммуникации, который в 2012 году составляет EUR 7.4 млрд. Что характерно, в 2012 он вырос во Франции на 0,9% — и это в условиях как самого жестко бюджета Франции с 1945 года, так и сокращения бюджетов на культуру во других странах Европы (Великобритания, Нидерланды). Естественно, при такой модели чиновниками определяются кейнсианские «точки роста» в культуре, на которые и выделяются потом упомянутые бюджеты.
Что касается позитивных трансформаций, то для Беларуси наиболее приемлема британская модель, оформившаяся с приходом к власти в этой стране Маргарет Тэтчер. Финансирование в данной модели смешанное и исходит как от государства, так и от бизнеса, для чего созданы соответствующие правовые условия. Широко распространена деятельность посреднических агентств (например, авторитетнейшего в мире «Arts & Business»), которые обеспечивают контакт между культурными организациями и инициативами, нуждающимися в финансовой помощи, и предпринимателями, желающими реализовать свои PR-потребности через спонсорскую деятельность.
Континентально-европейская модель, несмотря на свою привлекательность, для Беларуси не подходит, так как требует всё новых и новых денежных вливаний (экономические последствия для европейских стран такой неосоциалистической политики сейчас заметить несложно). При этом нельзя сказать, что эта модель плоха сама по себе: напротив, устранив основной ее недостаток (трудности с поиском денег для постоянного увеличения их вливаний в культуру) те же Объединенные Арабские Эмираты прекрасно применяют ее у себя.
Таким образом, белорусская культурная политика находится в состоянии трансформации (при сохранении существующего режима — вялотекущей и бесконечной) от тоталитарной социалистической модели к свободной частно-государственной, где ведущую роль будут играть национальный бизнес, НГО и посреднические агентства (фонды).
В процессе этой трансформации в культурной политике Беларуси присутствуют как элементы обеих вышеназванных моделей, так и другие, временные, такие как безостановочный поиск оптимальных методов работы и применение неосоциалистических европейских практик.