Ать-два, левой, ать-два, правой!
Мы ребята бравые!
«Народны альбом»
Танкисты — лучшие парни нашей страны!
А еще мы знаем: у них добрые сердца!
Из телерекламы
Максим: Такое чувство, что об очередном повороте нашей системы мы узнаём исключительно из телешоу. Не так давно мы видели замечательное хоровое исполнение гимна «Наша Белараша», потом чудесным образом преображённую купаловскую «Павлинку», а совсем недавно экран выходного дня порадовал невиданным прежде парадом военной песни.
В советской стране всегда пели и плясали упитанные рядовые в парадной форме и девочки-припевочки в коротких юбочках. Но здесь произошло нечто совершенно невероятное. Мы увидели не просто военное шоу, а милитаристский поп-парад. Само соединение военной риторики и гиперлёгкого стиля весьма показательно. По крайней мере, ни у кого из соседей я точно ничего подобного не наблюдал.
Андрэй: Найперш, я параўнаў бы мілітарны попс зь лёгкім фашызмам. Менавіта Гёбэльс дадумаўся спалучаць мілітарнасьць і папсовыя сьпевы: ягонае міністэрства — стваральнік сучасных поп-станцый. Так што адбываецца вяртаньне да каранёў. Другі момант — прысабечваньне адраджэнскай ідэалёгіі на карысьць нэасавецкага рэжыму. І атрымліваецца неверагодны гібрыд. Сама паказальны, акрамя канцэрту, яшчэ апошні фільм «Шчыт Айчыны» з (рэдкімі) кампутарнымі эфэктамі, сталінскім сюжэтам (пра заходніх шпегаў), брэжнеўскай вяласьцю — і глямурным лукашызмам.
М.: Употребляя термин «фашизм», мы сгущаем краски. В своё время спикер Шарецкий благополучно ушёл в политическое небытие, издав напоследок истошный крик о белорусском фашизме…
А.: …дык я ня столькі гэта маю на ўвазе, колькі мэдыйныя вытокі…
М.: Мне вспомнились театральные спектакли, которые очень любят в Китае и Северной Корее. Массовые действа с правильным военным уклоном. Но с какой радости вдруг у нас начинают петь невероятно пафосную и в то же время абсолютно вульгарную хвалу человеку в мундире? С чего вдруг появляется «Щит Отечества», где на протяжении финальных пятнадцати минут летают самолёты, грохочут танки и стреляет спецназ? К чему, вообще, активная пропаганда местной военной доблести? Никто, вроде, не нападает, да и особо хвалиться тем, что есть, как-то не приходится.
А.: Натуральна, што для рэжыму аўтарытарнага тыпу мілітарны патас звыклы. Але, тое, што адбываецца сёньня — гэта нешта новае. Не кананічнае. Такое адчуваньне, што Беларускай вайсковай акрузе (дасюль каляніяльнай) далі загад распрацоўваць эпас беларускай дзяржавы, якую сама вайсковая адміністрацыя і ня бачыць. Загад ёсьць — і прыходзіцца.
М.: А можно ли вообще говорить тут об идеологии? Когда по сцене скачет круглолицый мужичок из группы «Механика» и радостно голосит «Люблю страну! Я ей горжусь! Пусть процветает Беларусь!» — это вызывает обратные чувства. Когда на сцену за сладкоголосым Андреем Кунцом выходит рота почётного караула и бодро маршируя, подпевает мальчику насчет того, что дедушка был артиллеристом, папа был лётчиком, я хочу быть космонавтом, а ещё лучше быть связистом, чтобы всё время разговаривать с мамой — возникает эффект фантасмагорический. А девочки в мини-бикини из защитной ткани? Десантники с аксельбантами, пляшущие с девушками в национальных костюмах? Коктейль Молотова, от которого мозги плавятся!
А.: Але пасланьне дастаткова празрыстае. Ідзе скасаваньне шлюбу з Расеяй. І трэба на штосьці абаперціся. Абапірацца на калясальны гістарычны пласт беларушчыны вельмі праблематычна. Што натуральнае для рэжыму? Мілітарнасьць новага, але савецкага тыпу — з заклікамі пра патрыятызм. Бо з 1994 году ў нас «суцэльнае шчасьце, росквіт арміі, флёту і касьмічных сілаў».
М.: Но почему здесь и почему сейчас? Такое впечатление, что польские войска стоят на Западной границе, а мирное белорусское небо перечёркивают немецкие истребители. Нас, мол, активно хотят захватить, а мы не даёмся и героически противостоим. Но ничего же подобного нет! Тогда к чему этот милитаристский цирк?
А.: Дык мілітарная рыторыка й раней была. Яна нікуды не зьнікала. Сьвяточныя прамовы Лукашэнкі традыцыйна былі мілітарнымі. Заўжды гаварылася, што мы мірная стабільная краіна, а калі хто палезе, атрымае ў пысу.
М.: Но тут-то не просто «тихая и стабильная». Тут мы активны и воинственны. Можно вспомнить замечательный эпизод с открытием «Еврофеста»: первым номером концерта был торжественный выход роты почётного караула, прямо в зрительном зале Дворца спорта исполнившей ряд манипуляций с карабинами с примкнутыми штыками. Вот тебе очень чётко читаемый первый такт. Мне кажется, что это всё — стратегии одурманивания и запугивания. Довести человека до состояния полного бреда, а потом запугать крутыми молодцами. Не «свои», а шоу-парад интервентов. Которые пришли, как в старых вестернах, в мирный посёлок. И размахивают пистолетами, доказывая свою крутизну.
А.: Чым далей у лес, тым таўсьцейшыя партызаны — спрабуюць паўтарыць гэта ў розных варыянтах. Што яшчэ скарыстаць? Маглі бы пайсьці ў даўнейшую гісторыю, узяць там старыя бітвы й князёў. Хапае там аўтарытарных прыкладаў. Але, мазгоў для гэтага няма, адмыслоўцаў. І да таго ж — гэта небясьпечная чужая тэрыторыя. Яна ўсё роўна ўспрымаецца, як чужая.
М.: Существует официальная трактовка Великой Отечественной. Существует официальное отношение к армии. Существует стандартное «патриотическое воспитание молодёжи». Которую нужно, во-первых, идеологически программировать, а во-вторых — публично воспитывать штыком и сапёрной лопаткой. Что, собственно, и происходит. Идёт эксплуатация (в форме самодеятельности 80-х годов) привычных форматов, привычного декоративного оформления и привычных материалов.
А.: Дарэчы, пры гэтым не ўдакладняецца, а якая радзіма маецца на ўвазе. Радзіма гэтая вельмі дзіўная. Цэнтар — Масква, а Менск, хаця і збоку — самы актыўны й важны. Дарэчы, чаму яшчэ зварот да арміі. Давер да арміі ў грамадзтве традыцыйна высокі. Рэйтынг куды вышэйшы за псэўдапарлямэнты, суды, чыноўнікаў. А пра міліцыю я й маўчу…
М.: Срабатывает классический образ защитника Родины. Это тот, кто здесь, кто за нас — и, к слову, в подавлении инакомыслящих армия участия, кажется, пока не принимала.
А.: На шчасьце…
М.: Представь себе подобное шоу, посвящённое боевым отрядам господина Павлюченко. Или ОМОНу. Думаю, ничего бы не вышло. Потому что сам материал сопротивляется. У него есть определённый тёмный имидж. И его просто так на попсовые пляски и песни не разменять. Как и белорусскую историю. А плоские советские мифы о героических войсках, о солдате-освободителе, о нашей армии и нашем флоте — напротив, очень легко и просто разбираются на частушки и агитки. Агитпоп идёт по линии наименьшего сопротивления. Предпочитают пионерские речёвки и живые картины с участием переодетых селянок и липовых десантников.
А.: Ёсьць яшчэ й эфэкт замены. Калі бярэцца расейская і савецкая каляніяльная спадчына — і ідзе паступовая замена сваім мясцовым напаўненьнем. Як адбывалася з тэлеканаламі (АРТ — АНТ, РэнТВ — СТВ). Так і цяпер 23 лютага вылучаецца, аддзяляецца ад расейскага — нат канцэрт загадзя далі. Ціхая паўзучая нацыяналізацыя. Наколькі далёка гэта можа зайсьці? Пэўную мяжу не перакрочаць. Ці перакрочаць?
М.: Всевозможные военные шоу, новые военные фильмы, о которых мы говорили — да и та же «Павлинка» — это тексты с простым и очень внятным посланием. Мы стабильны, мы крепки, мы надёжны. Этим можно гордиться, это наше главное достижение. Вот такая культура: стоп-культура сегодняшнего дня, которой развиваться просто некуда. Развитие и стабильность — вещи, абсолютно исключающие друг друга. Система себя поймала в ловушку: обещая глобальную устойчивость и гармоничность жизни общества, она закрывает себе перспективы. И получается, что пропагандистское шоу — это реальность без будущего.
А.: І, дарэчы, без мінулага. Няма мінулага — няма прышлага. А ёсьць вечная сучасная стабільнасьць на вайсковых могілках. З бадзёрымі тварамі й бадзёрымі шыхтамі. Гэта віртуальная зьява, якая мусіць кожны раз аднаўляцца.
М.: Но, неужели это действует? Или не должно действовать?
А.: Калі тысячы разоў паўтараць адно й тое ж, то будзе дзейнічаць.
М.: Воодушевлённых лиц на этих шоу не увидеть. Но есть послушные. Есть лояльные. И этого вполне достаточно, потому что система воспроизводит именно такой образец поведения. Публика не включается в зрелище, а уж тем более, не диктует его правила, как бывает на хорошем рок-концерте. Она согласна. Она терпит культуробработку. Заметь: на любом концерте «За Беларусь!», где нет ни одного мундира, отечественная поп-культура работает по законам военной экспансии. Захватывает, подчиняет и мобилизует.
А.: Але нашая аўтарытарная культура — гэта не культура экстазу, у адрозьненьні ад фашызму й нацызму. Гэта культура кіраванай нуды. Трэба захапіць, трэба зрабіць гледачом і трэба, каб чалавек пэўны час нудзіўся ад гэтага. Але глядзеў. Гэтага дастаткова, каб кіраваць.
М.: И здесь возникает ещё один любопытный момент. Можно говорить о стратегиях экспансии, которые демонстрирует государственная поп-культура, а можно говорить о некоей идеальной модели общества. Которое при таком подходе тоже укладывается в стандарт военной боевой единицы. Где каждый выполняет свою функцию. Где все чётко выполняют указания и приказы. Где отсутствует вольнодумие и личная импровизация. Управляемое, системно выстроенное сообщество военных оказывается идеальной моделью общества, в котором точно так же работают принципы лояльности, подчинения и единоначалия. То есть вертикаль власти оказывается по сути своей полностью адекватной нормальной системе управления любым воинским подразделением.
А.: Прычым войскам, якое займаецца выключна шыхтамі, паказухай. Тое, што нам дэманструюць апошнім часам на экранах, я бы назваў war-ploitation. Як ёсьць эксплюатацыйныя трэш-фільмы sexploitation, naziploitation, так зьявіўся і новы — беларускі жанр — war-ploitation. Гэта трэшавы, эксплюатацыйны жанр. Бярэцца мілітарная тэма (узятая з галоўнага партызанска-падпольніцкага міту Вялікай Айчыннай) і абсмоктваецца па самае не магу. Без усялякай увагі да мастацкай якасьці (што характэрна для эксплюатацыйнага кіно). Але вайна ўжо забываецца. Сьведкі і ўдзельнікі проста сыходзяць, паміраюць. Фізычна не застаецца людзей, якія памяталі бы вайну. І тады проста бярэцца вайсковы мундзір — і робіцца з гэтага ваенны фэтыш.
М.: Война, как символическая фигура… Но смешно говорить, что русский народ, скажем, поголовно живёт Бородинской битвой. Или Куликовским сражением. Так и сейчас: на наших глазах Великая Отечественная уходит, вместе с её участниками. В этой ситуации система оказывается без своего базового ресурса. Она ведь ведет свой отсчет с войны, с победного 1945-го. Война блекнет, война исчезает, война перестаёт быть личным фактом жизни людей. И возникает потребность в новой войне. А её нет! И появляются шоу. Имитация войны и воинственности. Публичная демонстрация знаков силы, энергии и отваги. Причём в самом глубоком примитивном понимании: сила армии как парад качков.
А.: Але трэш, які пануе сёньня ў афіцыйнай культуры, зьвязаны ня толькі з адукацыйным «скарына-піцерскім» узроўнем вярхоў. Ён эфэктыўны ў гэтай сыстэме. Як засьмечаная прастора, што забівае камунікацыю і блякуе эмоцыі. Наўпрост.
М.: Шумовой эффект глушителя, который забивает любые более-менее внятные сообщения. И делает их абсолютно бессмысленными. В ситуации глобального зашумления культурной среды говорить нет смысла. Не услышат! Даже сам себя не услышишь.
А.: Калі параўноўваць гэтую мілітарнасьць з клясычнай рыфеншталеўскай: там мілітарнасьць чапляла, тут — не чапляе. Там таксама была нуда, але быў экстаз. Тут — нуда па абавязку.
М.: Здесь как раз я вижу опасность. Когда человек активно не принимает что-то, он пытается изменить ситуацию. Если же человек терпит и тихо соглашается, он способствует сохранению ситуации. И её воспроизводству.