Тунеядцы и дауншифтеры: культура вопреки очевидности
Максим Жбанков
Резюме
В 2016 году беларуская культура подтвердила свой статус вспомогательного (0.52% от суммы годового бюджета)1 ресурса государственной власти и заложника экономических обстоятельств. Два ведущих тренда наличного состояния социума – растущее отчуждение от восточного соседа и дальнейшее падение уровня жизни – вынесли культурный процесс за рамки актуальной повестки дня. Аполитичная культура престижного досуга и декоративный боевой андеграунд оказались одинаково несущественными и слабо способными влиять на ход событий. Официальное объявление 2016-го «Годом культуры» ничего в этом раскладе не изменило, лишь подтвердив полный паралич державной культурной политики.
В отсутствие реальных перспектив смены культурной матрицы формируются тактики «мягкой» работы с режимом, осторожной легализации, смысловых интервенций в рамках дозволенного. Это расширяет круг возможных потребителей и создаёт определённые предпосылки для оформления национального мейнстрима. Но в условиях политической стагнации и сокращения внешней поддержки такая новая «культура середины» имеет все шансы превратиться в конформистскую культуру посредственности.
Тенденции:
- новая стадия беларускасти light: от активной штамповки пейзанского бульбашизма к производству национализма комнатной температуры;
- полевой партизанинг как нормальная форма авторского присутствия: движение внутри чужих схем и маршрутов;
- децентровка культурного процесса, его целенаправленное очищение от столичной ауры.
Игра на понижение: парти-zаны и тунеядцы
Если 2015 год зафиксировал ряд серьёзных конфликтов властных структур и неформатных культур-активистов (от запретов на концерты до суда над издательством «Логвинов»), то 2016 год прошёл относительно спокойно и почти безмятежно. Как-то вдруг оказалось возможным обсуждать с властями гастроли боевой бригады BRUTTO. Вдогонку росписи заводских корпусов на минской Октябрьской заезжие мастера создали ряд масштабных граффити в разных районах столицы.
«Макдоналдс» затеял торговать беларуским с рекламой на мове. «Черносписочные» Лявон Вольский и Змитер Вайтюшкевич заиграли то в столичных переходах, то в частных заведениях. БРСМ затеял «День вышиванки» и презентировал новую линейку вышемаечной продукции. Сам главнокомандующий явился публично в эксклюзивной вышемайке с васильковым узором. А национальная футбольная сборная примерила образ «Каманды пад белымі крыламі». Однако принять всё это за давно назревшую «либерализацию» мешают два обстоятельства: сохранение решающей роли вертикали власти в судьбе любой культурной инициативы и смысловая девальвация допущенного державой к распространению культурного продукта.
Подписанный президентом 25 июля 2017 года «Кодэкс Рэспублікі Беларусь аб культуры»2 заявлен как «уникальный» и «первый в мире». Но так и остался компиляцией предыдущих державных решений, трактующих культуру как отрасль народного хозяйства, требующую строгого госучёта и контроля вышестоящих инстанций. Так, для выяснения того, может ли конкретный культур-активист считаться творческим работником, созданы государственные экспертные комиссии Минкульта. В течение года они выдали 26 (из 47 поступивших заявок) сертификатов творческого работника, освобождающих от налога на «тунеядство» (согласно декрету №3 «О предупреждении социального иждивенчества» от 2 апреля 2015 года). Лидер популярной группы AKUTE Роман Жигарев так и не смог убедить экспертов в своей культурной значимости.3
Провозгласив 2016-й «Годом культуры», державные культур-менеджеры смогли предложить народу лишь очередную пачку шумовых «мероприятий» – концертов, конкурсов и торжественных заседаний. В число особых достижений национальной культуры за отчётный год, согласно версии БелТА,4 попали: съёмки мультфильма по сценарию председателя Белтелерадиокомпании Геннадия Давыдько, обсуждение подготовки сериала о советском дипломате Андрее Громыко и… выездные концерты в Москве.
Кризис культуры борьбы очистил место в топах массовых интересов для текстов нового качества – как бы проблемных, но не резких. Беларускасць light перешла в очередную стадию: от активной штамповки пейзанского бульбашизма к производству национализма комнатной температуры. Игрушечный фолк (группа NAVI), картонное инди-кино («Парти-zан фильм» Андрея Курейчика), софт-беллетристика на грани японской манги и «Унесённых ветром» (Возера радасці Виктора Мартиновича), коллективные бдения «Мова Нанова» органично ложатся в общую матрицу тихой жизни в рамках дозволенного.
Самый внятный противник здесь – неправильный телевизор: руководитель «Мова Нанова» Глеб Лабаденко устроил резонансный скандал из-за показа на заправке российского канала. Самый резкий шаг – официальный запрос по этому поводу в вышестоящие инстанции. Самое смелое экранное обличение – рассказ о продажном директоре мелкого производства (Сергей Красовский, фильм-победитель Bulbamovie-2016 «Души мёртвые»). Лучший саундтрек – мягкие акустические распевы (NAVI). Одна на всех беларуская киномечта – срубить денег по быстрому (А.Курейчик). Лучшая книжная героиня – меланхоличная little girl blue, вечная заложница чужих раскладов (В.Мартинович). «Новые тихие» с их осторожным полётом ниже радаров по сути тиражируют и умножают стагнационную тутэйшасць.
Налицо новая генерация трендсеттеров, куда входят столь разные персонажи, как бэнд NAVI, Виктор Мартинович, Андрей Курейчик, Глеб Лабаденко, лидер «Арт-сядзібы» Павел Белоус, кураторка беларуско-бразильского фестиваля VULICA BRASIL Мила Котка и новый культурный герой, задумчивый дауншифтер Андрусь Горват. Их объединяет общий статус внесистемных активистов постпротестного формата. Опыты вирусных трансформаций системы, мягкого редизайна «тутэйшага» ментального ландшафта.
Такие практики (развивая термин А.Курейчика «парти-zан фильм») можно обозначить как партизанинг – тактические альянсы для разблокировки культурного процесса изнутри стагнационного строя. Вынужденный взаимный шаг навстречу, неспособный принести решающее преимущество ни одной из сторон.
Реальный ресурс партизанинга – новые герои: слабая власть и слабая альтернатива. Первые хотят меняться, особо не меняясь. Вторые готовы менять, особо не меняя. Новая культурная ситуация по сути девальвирует политическую конфронтацию и снимает с повестки дня смену матрицы. Как и саму идею победы в идейном противостоянии.
Жизнь других: миксы и отклонения
Ситуация затянувшейся культурной стагнации превращает обе стороны прежнего идейного противостояния в единую массовку глобального спектакля. И делает возможными странные альянсы, периодически совмещая слабо совместимое. Яростный поп-партизан и критик режима Сергей Михалок официально обратился к местным властям за разрешением выступить в стране. Альтернативный музыкант и радиоведущий Александр Помидоров пошёл работать в беларуский филиал российского пропутинского ресурса SPUTNIK. (Авто)биографический нон-фикшн Саши Романовой Марцев показал одного из героев независимой культуры 1990-х, бизнесмена и издателя Петра Марцева наивным политическим стратегом, пытавшимся сотрудничать то с авторитарной властью, то с восточным соседом.
Юбилейный показ золотого «Народнаго альбома» в беластоцком оперном театре превратил коллекцию лирико-драматичных зонгов в разухабистое костюмированное кабаре. Так увидела материал принимающая польская сторона.5 А заявленный как независимый кинопроект «Парти-zaн фильм» продемонстрировал весь букет «национальных» штампов официальной культуры: упоение декоративным пейзанством, БРСМ-овский задор, пляски с вышиванками, агрессивный продукт-плейсмент водки «Сябры» и одержимость войной с показушными батальными упражнениями на «Линии Сталина».
Наметившаяся в течение года трансформация «мягкой беларусизации» в перманентный застой актуализировала прежние форматы культурного диссидентства – от уже обозначившегося в прошлом году тренда «партизан-рок» (BRUTTO, Лявон Вольский, Dzecyuki) до интеллигентских посиделок разговорного жанра (интеллектуальный клуб Светланы Алексиевич) и прямых интервенций в чужие тексты (работа с провластным стрит-артом). Точный знак времени – колючая проволока, вписанная дерзким анонимом в официально одобренное граффити про российско-беларускую дружбу: не можешь убрать – поправь месседж. Заставь противника работать на себя. Присвой интервенцию.6
Снова работает язык метафор и аллюзий. Киевский беларус-экспат Сергей Прилуцкий выпустил книжку Патрыятызм для чайнікаў – (как бы) переводы (как бы) северокорейского автора Ким Чжун Хо. Лучшая песня нового альбома Лявона Вольского «Псіхасаматыка» – нервный зонг «Жорны»: “Круцяцца жорны, мір і спакой. Трушчыцца зерне і будзе мукой”. Семейный инди-поп-проект артистов минских театров Zui записал трек с ироничным рефреном «Танцуем для Кейджиби».
Отсутствие реальных стимулов для апгрейда культурной вертикали стимулирует расширение низового поля творческого действия. Сергей Пукст, продолжив игры с уличным постшансоном, записал под новой маркой True Litwin Beat альбом «Ненужная правда о беларусах» – обойму пластиковых песенок со злыми и точными текстами. Эффектную точку в истории с «Годом культуры» поставил радикальный артист Руслан Вашкевич, пригласив минскую публику на выездной арт-банкет посреди столичной мусорной свалки.7
Литератор и блогер Владимир Садовский выпустил первый беларуский зомби-хоррор «1813» – про борьбу Михала Клеофаса Агинского с живыми мёртвыми солдатами Наполеона. Книгу Садовского издавали через активно заработавший в 2016 году краудфандинг – народное финансирование культурных проектов, сделавшее возможным также последний альбом Вольского, дебютную книжку Горвата, сборник рок-каверов от «Старога Ольсы» и того же «Марцева».
Встреча промышленных пустот и продвинутых активистов привела к настоящему взрыву креативных пространств: только в Минске к привычным «ЦЭХу» и IMAGURU добавились «Корпус», «Верх», «Сталоўка XYZ» плюс ряд проектов помельче. Естественным следствием создания новой среды стали внутренние конфликты, столкновение интересов и борьба за влияние – что, пожалуй, впервые за годы независимости позволило говорить о запуске конкурентных механизмов культурной работы (чего не наблюдалось прежде как в официальной, так и в альтернативной культурной среде).
Наряду с державным кинофестивалем «Лістапад», беларуско-польским Bulbamovie и радикальным Cinema Perpetuum Mobile в 2016-м состоялись дебютные КinoSmena и персональный проект кинорежиссёра Ивана Маслюкова «Фестиваль имени Тотошки» – с пропиской в столице и серией фестивальных показов в регионах.
Очередным элементом новой топографии явился ряд заметных культурных «побегов»: арт-зона из беларуско-литовского пограничья Каптаруны, литературные записки Альгерда Бахаревича Бэзавы і чорны. Парыж праз акуляры беларускай літаратуры, выездной коллективный кинопроект Андрея Кудиненко «Хронотопь», серия региональных арт-проектов Руслана Вашкевича и сетевые зарисовки Андруся Горвата. Фактически происходит децентровка культурного процесса, его целенаправленное очищение от столичной минской ауры. Спонтанные опыты команды Кудиненко, поэтичная авторская аналитика Бахаревича, арт-интервенции Вашкевича, самоуглубленный и тонкий лиризм Горвата сходны в главном: они дают шанс сбиться с привычных дорог и ощутить вкус непарадной и некнижной национальной идентичности.
Заключение
Динамика культурной ситуации 2016 в целом соответствовала обозначенным нами в предыдущих обзорах тенденциям.
Государство продолжает рассматривать культуру в качестве объекта контроля и управления, предпочитая вкладываться не в креативные новации, а в очередные своды инструкций и циркуляров. Резкое снижение уровня жизни и доходов населения в комплекте с общей идейно-стилистической растерянностью и оттоком из государственного сектора наиболее продуктивных персонажей позволяют отметить как конфликт дотационного культурпроизводства с реальными потребностями гипотетического потребителя, так и невозможность его разрешения в рамках наличной культурной политики. Сервильный культурный порядок значит всё меньше – но то же самое происходит и с альтернативной культурой, всё чаще использующей приёмы профанного массового развлечения.
Естественной формой авторского высказывания в шумовом стагнационном пространстве становятся коллажи и ремиксы – опыты партизанских интервенций в легитимное поле смыслов. Последнее превращает прежнюю «войну культур» в глобальный спектакль с облегчённым идейным посылом и ставкой на разовые эмоциональные эффекты.
Новые значимые сюжеты – уже не про свободу и мову. Реальное противостояние разворачивается не между культурой власти и культурой протеста, а между двумя формами национальной самоидентификации – комиксово-вышиваночной (неявно легитимирующей социально-политический status quo) и проблемно-нонконформистской (конструирующей новые смысловые матрицы).
Осторожный запуск механизмов конкуренции и самофинансирования делает негосударственный культуркреатив более ярким и динамичным. Прежний андеграунд постепенно становится рыночным предложением. Но именно это в наших условиях лишает его цельности и осмысленности.
Идёт первоначальное накопление символического капитала постполитической культуры – что неизбежно означает внимание к низовым диалектам и профанным приёмам, активное захламление культурной среды, размен глобальных мифологий на частные эффекты и хаотичное оформление новых креативных сообществ.