На пленарном заседании, посвященном торжественному открытию 26-й ежегодной сессии ПА ОБСЕ, белорусский президент предложил развернуть дискуссию о необходимости организации нового Хельсинского процесса. Тем самым он придал вес инициативе, зародившейся в ходе неформального взаимодействия между независимыми экспертами и белорусским МИД. Впоследствии идея получила некоторое оформление в виде комментариев,аналитических записок и инициатив представителей внешнеполитического ведомства.
Подвижники идеи запуска «Минского процесса» в режиме «Хельсинки 2.0» в пользу ее приводят следующие аргументы. Во-первых, со времени последних «сильных» международных соглашений прошло много времени, и многое изменилось: в частности, СССР развалился, а Европа объединилась (хотя потом немного разъединилась), новые страны присоединялись к старым договоренностям в качестве новых участников. Сегодня новые участники уже получили определенный опыт независимого государственного развития и готовы к перераспределению ответственности в сфере безопасности и других актуальных политик (миграция, экология, контроль наркотрафика и пр.). Во-вторых, в последние годы манифестировалась группа общих угроз — в частности силовой пересмотр Россией границ сопредельных государств, сирийский кризис. Если первая угроза продемонстрировала уязвимость системы безопасности в Европе, то вторая вскрыла уязвимость европейской миграционной политики и фактически поставила под вопрос прочность Европейского договора. Следовательно, необходим новый Хельсинский процесс, в ходе которого можно искать совместный выход из сложившейся ситуации.
Официальный Минск надеется стать участником и бенефициаром такого большого «пересмотра» в силу своей «нейтральности» и того простого обстоятельства, что из восточноевропейских стран, не входящих в ЕС, Беларусь — единственная, на территории которой нет вооруженных конфликтов. В результате реализации «Минского процесса» подвижники и сторонники этой инициативы рассчитывают — помимо разнообразных имиджевых приращений — на целый букет полезных эффектов включая активизацию диалога с Западом, улучшение инвестиционных кондиций, в идеале — на получение дополнительных международных гарантий независимости и суверенитета.
Критики новой роли Беларуси как фасилитатора миротворческих процессов строят аргументацию также по нескольким направлениям. Во-первых, международная репутация Беларуси, сложившаяся за годы правления Лукашенко, работает прямо против такой роли. Репрессии против оппозиции, регулярное наличие политических заключенных, отсутствие демократических выборов, ущемление независимой прессы, — вот это вот все — в глазах международного сообщества закрепило Беларусь в другом амплуа. Во-вторых, стараниями белорусского руководства извне страна воспринимается вовсе не как не нейтральная, а как сателлит России и участник ряда постсоветских объединений включая ЕАЭС. В-третьих, и представители части правящего класса Беларуси, и политические элиты сопредельных стран попросту не верят, что Россия всерьез позволит Беларуси искать гранатов свой независимости на международных площадках.
Имеются и другие критические аргументы, однако перечисленных уже достаточно для того, чтобы отдавать себе отчет в том, что Минск — не Хельсинки и вряд ли им станет в ближайшее время. Тем не менее, некоторые иллюзии лучше других. Например, враждебно настроенная по отношению к Беларуси Европа «двойных стандартов» и рассадник «цветных революций» — это паранойяльная иллюзия, являвшаяся составной частью внешнеполитической доктрины. Внутриполитическое наполнение этой иллюзии было соответствующим: здесь вам и политзаключенные, и дубины. Дискурс о мире, диалоге и партнерстве — даже если он является постановочным и неискренним — намного продуктивней, чем миф об островке благополучия во враждебном мире. Плохой дискурс формирует плохую реальность, хороший не всесилен, но его «результирующая» реальность может оказаться приемлемой.