Вопрос касается позиции России в политическом кризисе. Кажется, Россия устала от Лукашенко, но в то же время у нее нет (по неизвестной причине) возможности превратить эту усталость в что-то действенное. Андрей Суздальцев в одной из своих статей на простой вопрос, почему Россия поддержала Лукашенко, пишет, что виновата оппозиция, которая не предложила Москве ничего дельного взамен поддержки. Аргументом является, к примеру, история о армии Краева, которая подняла восстание в Варшаве перед подходом КА к городу. Зачем было советской власти помогать освобождать Варшаву, если в конечном итоге профита от этого ей не было бы?
Кажется, официальная Москва не знает, как быть с Лукашенко. И это неудивительно.
Публичная повседневность путинского режима больше похожа на реалити-шоу, нежели на реальную политику. Активные их действия здесь и сейчас, судя по всему, связаны с необходимостью реагировать на перемены. Перемены — самое страшное, что может случиться с авторитаризмом. То, что со стороны кажется закручиванием гаек, на самом деле является попыткой перемотать пленку назад. В эпоху перемен политическая Россия вошла еще во времена президентства Медведева и каждый следующий глобальный шаг (будь то Крым или «обнуление») только подстегивает исторический процесс.
Население страны сейчас находится в спячке и до сих пор явно пребывает в идеологических иллюзиях. Однако, идеология государства Российского — это лоскутное одеяло, компиляция мифов, — задача которой сформировать лабораторное большинство через обращение к архаическим ценностям. Так, однако, не бывает. Рейтинг одобрения Путина — это шоколадная медаль.
При чём здесь Лукашенко? Он очень сильно смешал Путину карты. Поддержка откровенного мракобеса — это инерция. Кроме того, позорный уход многолетнего квазисоратника с политической арены — перемена колоссального масштаба. Значительно страшнее, чем Украина, которая никогда до конца не ассоциировалась с влиянием постсоветской России.
Очевидно, что АГЛ и ВВП — совершенно разные люди и политические ценности у них отличаются. Лукашенко одиночка, а Путин, так или иначе, командный игрок. Однако, параллели между режимами — пусть и упрощенные — очень притягательны, и вполне вероятно, в политической смерти белорусского диктатора хозяин Кремля видит свою собственную. В белорусской модели режимной трансформации альтернативные путинской, гражданские политические силы вполне могут обнаружить надежду активизацию спящего большинства на основе универсальных ценностей, в пику, как я сказал, лабораторным.
Недавно, в одной дискуссии я вынужден был изобрести метафору: бастующие во Франции железнодорожники бастуют по одной и той же причине, безотносительно того, за кого они голосовали на выборах президента.
Таким образом, Лукашенко для Путина — понятное зло, в отличие от любой другой силы, которая зло по определению, но неведомое. Никакая белорусская оппозиция не могла ничего предложить Кремлю. АГЛ на поводке, и сам же его укорачивает. Он даже солгать не может больше того диапазона лжи, которые определяется длиной поводка.
Путин окружил себя врагами, потому что обязан теперь в чужом и незнакомом видеть недружественную силу. И да, что касается аргумента Суздальцева. Он архаичен. В XX веке территория имела значение и торговать землей — суверенитетом — было технически возможно. Сегодня это просто не реализуемо, а значит, «оппозиции» нечего предложить Путину, а Путину нечего от них хотеть. Ему претит сама концепция оппозиции и плюрализма. Ведь, если мнений больше одного, твое мнение может оказаться в меньшинстве.
Политонелогия