Политические потрясения в Евразии лета и осени 2020 года демонстрируют, что многие процессы по-прежнему носят транзитный характер. Несмотря на то что Советский Союз распался почти 30 лет назад, переходный период продолжается. Вопрос заключается в том, от чего к чему. Нестабильность политической системы Кыргызстана, которая подтверждается уже третьей революцией, с одной стороны, и массовые протесты в стабильной авторитарной Беларуси — с другой. Являются ли эти знаковые политические события схожими?

По своей политической природе Кыргызстан и Беларусь как государства являются полной противоположностью друг другу. Кыргызстан — парламентско-президентская республика в Центральной Азии, где почти каждые пять лет случаются «революции». Беларусь — авторитарная президентская республика с несменяемым лидером на протяжении 26 лет, не характерная форма правления для Восточной Европы. Поэтому сравнение может быть только «условным» — когда изучаются условия возникновения протестов в обоих случаях.

Контекстуально электоральные циклы совпали с пандемией COVID-19. Действия правительств Кыргызстана и Беларуси вызвали серьезную критику в обществах этих стран. Если в Беларуси это было связано с нежеланием президента Лукашенко признавать проблему серьезной, и при этом антипандемическая политика государства вызвала страх и возмущение общества, то в случае с Кыргызстаном — с невозможностью адекватно реагировать по причине отсутствия ресурсов, из-за коррупции и слабой системы здравоохранения. Показатели смертности в Кыргызстане стали одними из самых высоких в мире по итогам первой волны пандемии. В Беларуси статистика тщательно скрывается от общества или предоставляется информация, которая не вызывает доверия. На этом сопоставление белорусского и кыргызского кейса кейсов можно завершить.

В Кыргызстане фактически произошла электоральная революция. В парламентской кампании текущего года впервые приняла активное участие молодежь.

Итоги политического кризиса в Кыргызстане уже видны. Напомню, что 5 октября в стране проводились парламентские выборы. Центральная избирательная комиссия объявила результаты, в соответствии с которыми в парламент прошли две проправительственные партии и две центристские. Но на самом деле, учитывая специфику политического ландшафта Кыргызстана, можно говорить, что три из четырех партий состояли из сторонников бывшего президента Сооронбая Жээнбекова. При этом некоторые из них обладали настолько дурной репутацией, связанной с откровенной коррумпированной деятельностью, что их победа вызвала взрыв протеста у избирателей.

Особенностью этой кампании стало участие в избирательном процессе гастарбайтеров, которые из-за пандемии были вынуждены вернуться с заработков из России и Казахстана. Их участие повлияло на весь электоральный цикл. Известно, что из страны ежегодно на работу выезжает более 1 млн из 7 млн всех жителей. Если учесть, что 30% населения — это дети, а людей трудоспособного возраста в стране всего 2,6 млн, то на самом деле в 2020 году фактически произошла электоральная революция. В парламентской кампании текущего года впервые приняла активное участие молодежь, но все остальные характерные черты выборов в Кыргызстане остаются прежними. Предположительно сегодня мы наблюдаем столкновение уже сложившегося паттерна электорального процесса с новыми представлениями. В чем именно это столкновение будет выражено, покажут ближайшие месяцы.

Сложившиеся паттерны

К сожалению, пока мы видим в Кыргызстане повторение сценария 2005 и 2010 годов. Выборы выступают триггером политического кризиса. Результаты не признаются политически активной частью населения, начинается кризис, и в результате смещается с поста действующий президент. Аскар Акаев — в 2005 году, Курманбек Бакиев — в 2010 году, и теперь Сооронбай Жээнбеков. Почему так происходит? Разделение страны на северную и южную части дает первый приближенный ответ: дело в региональных кланах. Но далеко не всегда региональная идентичность имеет значение. Садыр Жапаров, нынешний премьер-министр и очевидный лидер текущей революции, начал свою политическую карьеру как советник Бакиева. Тем не менее этот паттерн «северянин — южанин» пока формально сохраняется. На смену Жээнбекову (южанин) к власти пришел Жапаров (северянин).

Но все же гораздо большее значение имеет не региональная идентичность, а вопрос принадлежности или близости к криминальным группам, которые контролируют, делят и оспаривают главные активы Кыргызстана. Таковыми являются транзит грузов из Китая на север, золотые прииски и добыча других полезных ископаемых, а также наркотрафик.

Если внимательно изучить карьеру Жапарова, то становится очевидным его интерес к золотым приискам. В 2012 и 2013 годах он и его сторонники требовали национализации части рудников. Благодаря этим требованиям его популярность среди земляков иссыккульцев значительно выросла.

Революция является частью политической борьбы кланов за активы, но теперь с очевидной попыткой централизации власти

Второй паттерн. Почти каждая смена власти в Бишкеке отдается «эхом» на юге страны, где компактно проживает узбекское этническое меньшинство (14% населения). Межэтнические столкновения, которые происходят здесь в результате ослабления власти и дестабилизации, могут выливаться в масштабное насилие. Подобные события происходили в 2010 году, когда погибло 900 человек, преимущественно этнических узбеков. Садыр Жапаров играл в них далеко не однозначную роль.

Третий паттерн. В результате переворотов 2005 и 2010 годов принимались новые конституции. В частности, после 2010-го было инициировано создание парламентско-президентской республики. Конституционные реформы вносили свою долю политической неопределенности в управлении страной. Тем не менее благодаря укреплению принципа многопартийности и сильного парламента демократические процедуры становились частью политической культуры кыргызского общества. Главными проблемами и вызовами для демократии в стране продолжали оставаться бедность, безработица, коррупция, доминирование криминальных групп и зависимость от внешних игроков.

Как стало известно из последних заявлений Садыра Жапарова, он намерен инициировать новую конституционную реформу с целью централизации управления страной. В частности, он предлагает ввести новый государственный институт — курултай, перед которым ежегодно будут отчитываться парламент и правительство. По мнению Жапарова, Кыргызстан не готова к парламентской демократии. Еще одно важное предложение — это введение одномандатных округов. Исходя из первых заявлений, можно предположить, что нынешний лидер кыргызской революции склонен к пересмотру основ политической системы в пользу ее централизации, если не авторитарности.

Таким образом, можно утверждать, что революция 2020 года является частью политической борьбы кланов за активы, но теперь с очевидной попыткой к централизации власти. Насколько этот проект Жапарова будет реализован, станет ясно по новому составу парламента. Также в ближайшее время необходимо пристально следить за событиями на юге страны. Какой будет архитектура новой власти, станет понятно к весне-лету 2021 года. Во внешнеполитической сфере последние годы Кыргызстан была вынуждена все чаще выбирать между двумя глобальными игроками в регионе — Китаем и Россией, и ожидать серьезных колебаний до лета 2021 года не стоит, когда после конституционной реформы пройдут президентские и парламентские выборы. Если Жапарову удастся укрепить свою власть, то возможен медленный дрейф от России.