Оставаться сегодня в стороне от политических событий, происходящих в стране, или рассматривать их исключительно с узкопрофессиональной позиции, достаточно сложно. Полагаю, что сегодня мы переживаем если не судьбоносный, то, по крайней мере, очень важный период для будущих перспектив развития страны.
В своих рассуждениях оттолкнусь от разделяемых мною выводов белорусских философов, культурологов, политологов (Татьяны Щитцовой, Максима Жбанкова, Владимира Мацкевича, Юлии Чернявской, Виталия Силицкого) о метаморфозах белорусской реальности последних 30 лет.
Социальная динамика этого периода была в первую очередь обусловлена дезориентированным состоянием белорусского общества, что напрямую было связано со слабостью и раздробленностью гражданского общества.
Многочисленные причины этого можно свести к двум фундаментальным.
Первая — эта поляризация созидательных концептов идентичности и связанных с ними проектов развития страны. Иногда этот феномен характеризуют как политико-лингвистический дуализм, подчеркивая поляризацию в Беларуси национального и проевропейского дискурса.
На этом фоне доминирующим стал безликий, эклектичный концепт идентификации страны, который с трудом может сформулировать какие-то цели развития, кроме сохранения самого себя.
Вторая — это превентивное лишение гражданского общества политической субъектности. Использование многочисленных практик превентивного авторитаризма в еще большей мере дробит и глушит голос гражданского общества, которое в Беларуси изначально разнородно по своим ценностным основаниям и представлениям об идентичности.
В результате получился вроде бы монолит. Концепт Беларуси без лица и стиля стал доминирующим, вытеснив альтернативы на периферию или вовсе в маргинальные измерения. Те, кто претендует на выражении гражданской позиции, вынужден либо уйти на периферию общественной жизни, либо в той или иной форме становиться частью доминирующего дискурса.
Для общества в широком понимании выбор лишь несколько более широк. Либо ты часть системы, и выполняешь возложенные на тебя ею функции, возможно, до определенной границы абстрагируясь от системы в своей собственной реальности (что часто классифицируют как внутреннюю эмиграцию), либо по сути становишься диссидентом.
Еще одной все более распространенной в последняя время опцией является полноценная (внешняя) миграция.
Еще два-три месяца назад я бы классифицировал эту ситуацию как актуальную, хоть и с усиливающимися противоречиями. Сегодня же берусь предположить, что противоречия многократно усилились, и монолит уже не является монолитом.
Что изменилось?
Первое и самое важное — изменилось (этот процесс начался еще примерно в 2014 г.) и быстро продолжает меняться состояние общества. И сегодня этот стало перерастать в качественную трансформацию.
Ряды гражданского общества — то есть тех, кто формулирует для себя какую-либо гражданскую и/или политическую, идеологическую позицию — сегодня массово прирастают. Преимущественно они прирастают за счет людей, которые долгое время в той или иной мере были частью существующей системы, абстрагируясь от нее по мере возможностей.
Возможно, отчасти резонно, мне возразят, что это лишь типичная фаза всплеска общественной энергии на фоне политических событий и ухудшения экономического фона. Мол, как эта волна поднялась, так и угаснет. Сильно сомневаюсь, что это так, и предполагаю, что сейчас мы переживаем именно качественный сдвиг в состоянии общества.
К такой диагностике меня подталкивают причины, которые обусловливают тенденцию численного роста людей с гражданской позицией. Как мне представляется, у большого количества людей задеты глубокие чувства, заставляющие переосмыслить себя, свой внутренний мир, свое место во внешнем мире и, в конечном итоге, свой взгляд на внешний мир.
Первое и наиболее очевидное — это прогрессирующая усталость от стагнации. Усталость от опостылевшей обыденности — частый феномен для стран и обществ, в которых время замерло. Второе — чувство безнадежности. Все большее количество людей приходят к выводу о том, что страна при нынешнем статус-кво зашла в тупик.
Опостылевшая обыденность при надежде на лучшее будущее придает силы и подсказывает терпеть. Она же при оценке будущего как бесперспективного — мощный стимул к тому, что нужно предпринимать действия для изменения ситуации.
Третье и, полагаю, самое важное в последние месяцы — это чувства униженности, оскорбленности, несправедливости. Мощным спусковым крючком для этих чувств выступила ситуация с коронавирусом. Причем дело тут не столько в ответе на вопрос о том, какая тактика борьбы с коронавирусом была бы оптимальна. У большого количества людей отторжение вызвала позиция властей, в рамках которой важность индивидуальной человеческой жизни и здоровья не стали хотя бы декларируемыми приоритетами.
Схожие чувства вызвал и стиль коммуникаций на фоне эпидемии. В последние месяцы мне часто приходилось слышать возмущение, сводящееся к тому, что человек рассматривается, прежде всего, как набор функций для государства. То есть, в первую очередь, люди должны выполнить свою роль для системы — работать и производить, тратить и потреблять, а их жизнь, здоровье, человеческое достоинство — их собственная забота после выполнения этих функций.
И такой ход рассуждения, на мой взгляд, вскрывает и приводит людей к отторжению одного из наиболее значимых механизмов функционирования сегодняшней модели Беларуси.
Но массовый бунт сознания против статуса человека-функции не может быть принят системой, поскольку человек-функция — ее неотъемлемый элемент. Поэтому человек, чье сознание не приемлет больше статуса человека-функции, начинает противиться системе и становится ее явным оппонентом. Он начинает искать гражданские, политические, идеологические, ценностные ориентиры для своей позиции, то есть становится частью гражданского общества.
В последние два месяца к этому добавляется демонстративное, целенаправленное силовое подавление протестных настроений. Возможно, оно может несколько скрыть надводную часть айсберга. Но оно лишь увеличивает его подводную часть: чувства униженности, оскорбленности и несправедливости многократно усиливаются. Это, в свою очередь, запускает новые итерации роста гражданского общества.
Означает ли численный рост людей, заявляющих о своей гражданской позиции и правах, автоматический качественный сдвиг в дееспособности гражданского общества и общества в целом?
С одной стороны, это лишь усиливает раздробленность гражданского общества в представлениях об идентичности и ценностях, парализуя его. Кроме того, по-прежнему актуальна проблема отсутствия политической субъектности. То есть инструментов для конвертации энергии гражданского общества в политическую трансформацию пока вроде бы нет.
С другой стороны, у растущего гражданского общества есть мощное объединяющее начало — неприятие существующего порядка вещей. И внутри поля гражданского общества существенно возрастает готовность к кооперации и сотрудничеству даже с ценностно отличающимися контрагентами.
И пускай эта кооперация, зачастую порожденная отрицанием текущего статус-кво, иногда выглядит даже наивно, она запускает новые этапы развития гражданской активности.
Например, я вижу активно растущий интерес и спрос на альтернативные концепты и проекты Беларуси. Люди начинают мыслить о новой Беларуси и пытаются сформулировать для себя, какой она может и должна быть.
Поэтому, отвечая на сформулированный выше вопрос, я склоняюсь к ответу да, это означает качественный сдвиг, хотя и поэтапный.
Спрос на новые социальные концепты и проекты, а также стремление к политической субъектности получили мощный импульс к росту. И нейтрализовать их методами превентивного авторитаризма будет все сложнее.
Второе, ухудшились социальные и экономические перспективы страны при сохранении политического статус-кво. Еще в начале этого года (а тем более год назад) представлялось, что вялотекущая стагнация может продолжаться достаточно долго. Более того, можно было даже надеяться на период несколько усиленного роста, который позволил бы как минимум сохранять неизменным уровень благосостояния по сравнению со странами-соседями.
На это можно было надеяться, например, в связи с гипотетическим новым этапом тюнинга экономической модели и/или периодом активизации оазисов роста (ПВТ, Великий камень и т. п.). Однако изменившаяся вследствие коронавируса глобальная экономическая среда и сохраняющиеся фундаментальные противоречия с Россией оставляют мало шансов на значимое ускорение роста в ближайшие годы.
Сохранение стагнационной среды представляется все более вероятным, а предпосылок для выхода из нее все меньше. Более того, множатся предпосылки и возрастает вероятность негативного сценария, то есть деградации в экономической сфере и снижения социальных стандартов. Это является мощным катализатором для прочих общественных процессов.
Третье, происходящие трансформации начинают влиять на состав, структуру и поведение тех, кого часто называют элитой.
Многие политологи, говоря о вероятности политических изменений в стране, указывают на раскол элит как важную предпосылку, и констатируют отсутствие такой ситуации в Беларуси.
На мой взгляд, сам по себе этот посыл в отношении Беларуси должен рассматриваться с существенными оговорками.
Возьмусь утверждать, что в Беларуси практически отсутствует элита в том смысле, как она понимается в большинстве социальных теорий. Наиболее важная функция, отводимая элите — формулирование смыслов, идей, концепций развития, а также их реализация. Де-факто у нас в стране этому критерию соответствует очень небольшое количество людей. Те же, кто занимается реализацией этих концепций — те, кого любят называть управленческой элитой, являются лишь исполнителями.
Да, по факту занятия руководящих должностей в политологическом смысле их можно назвать элитой. Также как можно отнести к элите, например, ряд представителей бизнеса и т. п. Но в более широком смысле это лишь элита по должности и положению, но не по функциям и содержанию. Думаю, более корректно тут будет использовать термин квазиэлита.
Квазиэлита — мало отличный от остальных кластер общества. Они не могут всерьез влиять на разрабатываемые и реализуемые смыслы и идеи. Более того, зачастую они становятся исполнителями проектов и концептов, которые не разделяют сами.
С позиции квазиэлиты такое положение было относительно приемлемым, пока модель выглядела монолитно и обеспечивала относительно приемлемые результаты. Более того, можно было пытаться точечно повлиять на модель. Поэтому за отчасти привилегированное положение приемлемым выглядело принятие на себя части ответственности за ситуацию в стране.
Однако сегодня для большей части квазиэлиты очевидна бесперспективность консервации сложившегося статус-кво. Новые попытки точечно изменить систему и добавить ей лоска, наиболее вероятно, будут все менее эффективными.
Если раньше их можно было обосновать тезисом mind setting, то сейчас эта цель во многом достигнута. Общество стало намного более продвинутым, чем власть. Власть же все более отвергает этот чужеродный для нее лоск. Если ранее ответственность приходилось разделять лишь за экономические неудачи, то сейчас на кону сопричастность к глубокой нравственной и моральной девальвации.
На другой же чаше весов — возможность претендовать на место в настоящее элите обновленной Беларуси.
В такой ситуации, полагаю, неизбежен и уже начался процесс переструктурирования квазиэлиты. Свои позиции в ней будут усиливать апологеты замораживания ситуации. Те же, кто пытался найти хрупкий баланс между своими представлениями и сферой допустимого в системе, либо уйдут сами на обочину квазиэлиты, либо будут туда выдавлены.
В сумме для Беларуси складывается новая большая картина. Изменилось общество: большое количество людей не хотят жить в орбите тех человеко-функций, которые возлагает на них система. Общество все больше требует альтернативных конструктов и концепций развития. И такие продукты в стране есть, только ранее они были мало востребованы.
Квазиэлита, на которой отчасти держится система, преимущественно осознает исчерпанность возможностей развития последней. Более того, ее представители, вероятно, осознают, что становятся вольными или невольными заложниками попытки сохранить эту систему, не имея возможности на нее сколь-нибудь значимо повлиять. Стимулы, влияющие на их поведение, существенно меняются.
Если данные гипотезы верны, то именно они становятся ключевыми факторами социальной динамики. Они делают уязвимой систему, которая еще недавно казалась монолитной и устойчивой. Более того, эта уязвимость еще более возрастает на фоне большого количества актуальных для страны внешних угроз и вызовов.
Означает ли это, что в стране неизбежны ощутимые изменения? Считаю, что да. Именно поэтому и заявляю о том, что в этот раз будет иначе. Но как именно иначе, какого рода будут эти изменения?
Тут возможны многочисленные и принципиально отличающиеся между собой сценарии развития.
Власти пытаются прямолинейными силовыми мерами заморозить статус-кво вопреки происходящим качественным изменениям. Это фактически единственный ресурс, в полной мере оставшийся в распоряжении власти. Вдобавок к нему используются годами наработанные «избирательные» технологии из арсенала превентивного авторитаризма. По логике властей этого должно хватить до «выборов».
И если все так и сработает, то после «выборов» последует ослабление гаек и попытки заполнения новым содержанием зияющих пустот идеологического остова системы. Таковым может стать видимость капитальной перестройки системы (а-ля новая Конституция) сверху. Но при новом состоянии общества, полагаю, что шансы на какую-либо отдачу и успех даже нового витка «либерализации» малы.
В обществе утвердится новый статус-кво, и социальная энергия будет искать свой выход в других формах и в привязке к другим поводам. Поэтому если даже в ближайший месяц ситуация в целом будет развиваться по сценарию власти, то это будет иметь отсроченные последствия.
В стране будет ощущаться социальная напряженность, а общество будет готово взорватьсяв любой момент. На фоне внешних и внутренних угроз велика вероятность, что поводов для этого будет много.
Адепты жесткого подавления новых тенденций в обществе в последнее время все более открыто указывают на еще один с их позиции стабилизирующий ситуацию в обществе механизм — массовую эмиграцию. Но даже если «эмигрантские пароходы» и поплывут из Беларуси, то не думаю, что в таких масштабах, что это могло бы принципиально поменять новый статус-кво в обществе.
Кроме того, эмигрантские пароходы — это удар не только по гражданскому обществу, но и по функциональности системы. Ведь большая часть палуб таких пароходов будет заполнена теми, чью функции чрезвычайно важны для системы — врачи, учителя, программисты, молодежь.
Возможно ли избежать таких сценариев? На мой взгляд, да, вполне вероятно. Более того, не просто избежать плохих сценариев, а даже обеспечить рывок в развитии.
Это может произойти, если сформировавшаяся созидательная энергия большого количества людей окажется направленной в конструктивное русло. Именно созидательная энергия людей — их идеи, умения, профессиональное мастерство, личные качества — ключ к развитию страны. Сложившийся порядок не дает возможностей для ее использования.
Как он может смениться, через какие механизмы и инструменты?
Сегодня, думаю, в обществе сложилось убеждение, что через процесс, называемый выборами, это сделать невозможно. Поэтому этот вопрос пока завис в воздухе. Но в новой социальной динамике, думаю, ответ (ы) на него могут возникнуть быстро, неожиданно, спонтанно.
И что очень важно: если этот порядок сменится именно вследствие желаний и чаяний людей, а не в результате каких-то геополитических раскладов и гамбитов, то именно люди станут новым ключевым игроком в обустройстве страны.
Это не означает, что мы придем к какому-либо золотому веку прямой демократии. Никуда не исчезнут разные ценности и противоречия между отдельными группами и кластерами общества. Последняя проблема будет актуальна для страны еще очень долгие годы. Но люди получат неоценимый опыт построения страны, ее политической системы с чистого листа: без диктата и превознесение мифического большинства, с полифонией смыслов и образов жизни.
Вместо очередной попытки насильно слить ставшие легендарными две души Беларуси (Беларусь и Белоруссия, БНР и БССР, Менск и Минск, бел-чырвона-белыя и красно-зеленые, частный и государственный), это путь к их сосуществованию. Сосуществованию по принципу Максима Жбанкова — не вместе, а рядом.
Именно такой путь может дать бурный позитивный выход той созидательной энергии, которая сегодня скопилась в белорусах. Это выход из идеологического тупика по разным тоннелям к разному, но совместному будущему.
Ну и наконец, этот путь, без преувеличения, станет самой надежной страховкой от угроз независимости страны. Люди, хоть на миг ставшие де-факто хозяевами страны, становятся политическим субъектом. В отношении независимости их страны больше нельзя вести торг.