Пандемия COVID-19 выявила многие недостатки в развитых экономиках— и не в последнюю очередь тот факт, что неравенство может быть смертельным. Доводы в пользу предоставления всем гражданамдоступа к капиталу, отражающего как их неотъемлемое достоинство, так и отдачу общества от его государственных инвестиций, никогда не были более убедительными.

Далеко не ясно, будет ли постпандемическое восстановление длительным и приведет ли оно к более устойчивой и справедливой экономике. Искушение попытаться вернуться в недавнее прошлое очень велико, а корыстные интересы, поддерживающие такой курс, устойчивы.

Но многие сегодня признают, что «либеральный меритократический капитализм», как именует его экономист Бранко Миланович, должен существенно измениться для того, чтобы решить системные проблемы: связанные не только с изменением климата, но и с растущим неравенством доходов, богатства, благополучия и власти — особенно в Соединенных Штатах. Крайнее неравенство и низкая мобильность поколений представляют собой экзистенциальную угрозу рыночному капитализму, а недавние массовые протесты в городах США против системного расизма усилили ощущение того, что изменения должны быть быстрыми.

Как отмечает Дэни Родрик из Гарварда, правительства могут бороться с неравенством на трех этапах экономического процесса. Предпроизводственная политика может влиять на такие ресурсы, как образование, здравоохранение и благосостояние. Интервенции на стадии производства могут влиять на создание и структуру рабочих мест, направление технологических изменений и переговорную силу капитала и рабочей силы. А постпроизводственная политика, такая как налоги и трансферты, может перераспределить доходы от труда и капитала.

Хотя политики обычно решали проблему неравенства в основном через перераспределение ex post, многие теперь понимают, что выживание капитализма требует смены парадигмы.

Правда, правительства могли бы делать больший упор на производственную политику, которая требует более тесного сотрудничества между государственным и частным секторами для обеспечения того, чтобы фирмы могли интернализировать негативные внешние эффекты своих решений в области занятости, инвестиций и инноваций. Такие меры могут включать промышленную и инновационную политику, направленную на стимулирование развития технологий, которые дополняют, а не замещают труд. Кроме того, трудовое законодательство, минимальная заработная плата и совместное определение политики могут повысить переговорную силу работников, в то время как торговая политика могут помочь оптимизировать условия для создания хороших рабочих мест.

Но хотя такие интервенции, несомненно, могли бы значительно улучшить статус-кво, они все равно не смогли бы устранить самый явно несправедливый источник неравенства: удачу при рождении.

Исследования Раджа Четти и других ученых из Гарвардского университета показывают, что в США тип семьи, в которой человек родился — включая расовую принадлежность, структуру семьи, географическую локализацию, а также богатство, доход и образование родителей, — в значительной степени определяет качество жизни человека и даже ее продолжительность. Унаследованное неравенство возможностей предшествует участию людей в работе рынков и усугубляется на протяжении всей жизни.

Как общество, мы должны рассматривать широко распространенное наследственное неравенство как недопустимое. Лучше всего это сформулировал политический философ Джон Роулз: стал бы разумный человек жить в обществе, допускающем такое неравенство, если бы не знал, кем он родился? За этой «завесой неведения» каждый, вероятно, выбрал бы социальный контракт, который обеспечивал бы равные условия игры.

Государственная политика не может изменить расу, пол, семью или место рождения человека. Но меры по выравниванию унаследованного богатства могут в значительной степени — хотя и не полностью–противодействовать унаследованному неравенству возможностей.

Например, Дэррик Гамильтон из Университета штата Огайо и Сэнди Дарити из Университета Дьюка предлагают федеральному правительству США наделить каждого новорожденного трастовым фондом, размер которого обратно пропорционален богатству домохозяйства. Эти «детские облигации» будут пассивно расти, объединяться и становиться погашаемыми к 18 годам их обладателя. Учитывая перекрестный характер расового и классового неравенства, такая схема может в значительной степени устранить унаследованный разрыв в расовом богатстве в США при умеренных немедленных затратах — хотя и через много лет.

Это ни единственное предложение такого рода. В 2015 году Энтони Аткинсон из Лондонской школы экономики призвал повысить налоги на наследство, чтобы финансировать капитальное пожертвование или минимальное наследство, выплачиваемое всем гражданам при достижении ими совершеннолетия — идея, также одобренная Милановичем.

Другие предложения отражают замечание Марианы Маццукато о том, что государство часто является инвестором как первой, так и последней инстанции. Например, Янис Варуфакис выступает за универсальный базовый дивиденд, финансируемый за счет потока доходов от инвестиций общества в капитал частных фирм.

Точно так же известный менеджер хедж-фондов Рэй Далио и Джозеф Стиглиц из Колумбийского университета недавно предложили объединить принадлежащие налогоплательщикам акции компаний, спасенных во время кризиса COVID-19, в суверенный фонд благосостояния, который будет периодически распределять дивиденды всем гражданам. А Родрик предложил создать финансируемые за счет долга государственные венчурные фонды, которые приобретали бы доли в ключевых секторах и технологиях и распределяли бы прибыль в виде дивидендов от социальных инноваций.

Очевидно, что существует веская причина для предоставления гражданам капитала, который отражает как их неотъемлемое достоинство, так и отдачу общества от его государственных инвестиций. Но общество должно будет сделать выбор в отношении наделения таким наследством, а также его масштаба, прогрессивности, финансирования и ограничений использования.

Детские облигации, например, потребовали бы гораздо меньше авансовых ресурсов, чем капитальные гранты молодым взрослым, но потребовалось бы гораздо больше времени, чтобы изменить распределение богатства. Кроме того, большинство предложений запрещают немедленное погашение пожертвований и ограничивают их использование такими целями, как образование и жилье. Проверка средств позволила бы снизить финансовые издержки такой политики, но повлекла бы за собой административные, социальные, политические и стимулирующие издержки. Достижение надлежащего баланса между этими критериями потребует компромисса между затратами и выгодами.

Всеобщее наделение капиталом помогло бы смягчить явно несправедливые последствия удачи при рождении. Но для осуществления реальных изменений она должна быть достаточно большой, чтобы существенно сократить существующий разрыв в богатстве и деконцентрировать владение капиталом и политическую власть. Такая программа потребует значительного первоначального перераспределения богатства, что представляется политически труднодостижимым даже при наилучших сценариях восстановления. Но, как предупреждал Стиглиц, менее амбициозная политика может в конечном итоге закрепить перформативный «народный капитализм», который увековечивает концентрацию богатства, обманывая общественность поддержкой политики, благоприятствующей капиталу.

Стратегия восстановления, направленная на более справедливое распределение доходов, богатства и власти, должна использовать все возможные инструменты. Важным элементом такого плана могло бы стать обеспечение всеобщего капитального наследства для молодых людей, если бы оно сочеталось с активной политикой укрепления справедливости на других стадиях производства. В борьбе за создание более справедливого общества нет серебряных пуль, но предоставление гражданам равного доступа к возможностям, предоставляемым капиталом, было бы преобразующим шагом.

Источник: Project-syndicate

Перевод: Наше мнение