Вопрос о том, как авторитарные режимы отвечают на кризисные ситуации, неплохо изучен в мировой политологии. В целом, существующие исследования отмечают две стороны во влиянии кризисов на авторитарные режимы.
С одной стороны, такие режимы используют кризисные ситуации для консолидации населения вокруг себя, дальнейшего ограничения гражданских и политических свобод, подавления оппонентов и укрепления власти. Многие авторитарные режимы (включая и белорусский) возникли и укрепились во многом благодаря кризисам.
С другой стороны, те ответы, которые предпринимает авторитарный режим, типичны, независимо от страны, и чаще всего демонстрируют наибольшую эффективность на этапе становления. В период же зрелости авторитарного режима кризисные ситуации могут превратиться в «черного лебедя», особенно если привычные механизмы ответа не привели к желаемым результатам.
В современной политологии особое внимание приковано к тем мерам, которые принимает КНР в ответ на нестандартные угрозы. Так, на примере Сычаньского землетрясения в 2008 г., Д. Стокманн и П. Ландри показали, что, хотя на первом этапе население и сплотилось вокруг правительства, кумулятивный эффект последствий от землетрясения, а также несбывшиеся ожидания от правительства привели к тому, что критика по отношению к властям привели к ослаблению их легитимности [1]. Все это происходило на фоне значительной информационной открытости (или имитации открытости) китайских властей и их активному сотрудничеству с НГО.
Обобщая различные кейсы, можно отметить следующие последствия чрезвычайных кризисов для авторитарных режимов:
· удар по социальному контракту между государством и гражданами;
· возрастание рисков социальных конфликтов;
· рассогласованные действия бюрократии.
Считается, что особый удар по легитимности наносит факт жертв среди населения, которые ставятся в вину действиям / бездействиям правительства.
Внимание исследователей к различным формам реакций на кризисы / чрезвычайные ситуации со стороны властней КНР понятно и объяснимо. Вызывает удивление, что несмотря на длительный период развития «аналитики» и «экспертизы» внутренней политики Беларуси, в белорусском экспертном сообществе так и не появилось полноценного исследования, в котором были бы систематизированы реакции белорусских властей на кризисные ситуации. В результате данная статья не опирается на базовую систему координат, а является ситуативным описанием действий властей в ответ на распространение пандемии коронавируса в Республике Беларусь. Автор данной статьи не является врачом-инфекционистом, поэтому в работе не будет дана та или иная оценка действиям медицинских работников.
Различные государства, столкнувшись с эпидемией коронавируса, выработали разные стратегии противодействия. Одной из наиболее распространенных форм стала введение более или менее жесткого карантина, эффективность которого в различных публикациях оценивается по-разному, но ни в одной известной автору работе карантин не был признан неэффективным. Скорее, речь идет о соотношении costandbenefits (издержек и выгод). Такой метод оценки широко распространен в политологии / государственном управлении. Одним из его недостатков является различное понимание издержек и выгод разными субъектами. В контексте пандемии коронавируса это соотношение можно переформулировать как соотношение между ценностями жизни наиболее уязвимых для инфекции лиц (в основном, старше 70 лет) и стоимостью карантинных мероприятий в денежном выражении.
Конечно, помимо строгого карантина можно обратиться к опыту Республики Корея, где ставка была сделана на использование новейших технологий для выявления заболевших, абсолютную открытость и прозрачность предпринимаемых мер, активное сотрудничество между гражданами и властями. Можно долго дискутировать о том, насколько белорусские власти готовы к активному сотрудничеству с собственными гражданами, включая НГО, а также до какой степени они приемлют открытость и публичность, но одно можно утверждать с интуитивной точностью: ни технологически, ни финансово Беларусь, с точки зрения белорусских властей, не в состоянии себе позволить те меры, которые продемонстрировали ту или иную эффективность в противодействии распространению коронавируса в других странах.
Попутно, несмотря на все рассуждения о суверенитете, независимости, защите границ ЕС от разного вида угроз и т. д., нынешняя ситуация четко показала, кто в большей степени заинтересован в открытой белорусско-российской границе — Минск или Москва.
К сожалению, пока нет релевантных данных об экономических потерях в результате противодействию распространения коронавируса, но очевидно, что речь идет о десятках миллиардов долларов. Еще очевиднее, что у Беларуси таких средств нет [2]. В этих условиях, выбирая между рисками смертей среди уязвимых к инфекции слоев населения (особенно в контексте стареющего населения и всех проблем с ФСЗН) и финансово-экономическими рисками белорусские власти предсказуемо сделали выбор в пользу первых.
Для внешнего наблюдателя очевидно, что к приходу коронавируса белорусские власти оказались не готовы. Точнее, более-менее готовой оказалась только система здравоохранения, сохранившая частично советское наследие в виде системы Н. А. Семашко, как раз и ориентированной преимущественно на борьбу с эпидемиями.
Кратко перечислим лишь некоторые признаки того, что белорусские власти не имели никакой четкой и внятной стратегии по противодействию коронавирусу.
(1) Отсутствие последовательности в вопросе о введении карантина / иных ограничительных мероприятий в учреждениях высшего и среднего образования (включая позорный перенос и тут же отмену сроков начала весенних каникул в школах) и других местах массового скопления людей;
(2) невнятная и непоследовательная информационная политика, начиная от противоречивых заявлений главы государства, и становящимися все более туманными заявлениями и пресс-релизами Министерства здравоохранения;
(3) неготовность к закрытию границ соседей и большинства стран ЕС;
(4) неготовность к повышенному спросу на ряд изделий медицинского назначения, включая данное 19 марта поручение А. Лукашенко в течение недели наладить в Беларуси производство респираторов.
Очевидно, что неготовность властей нельзя объяснить дефицитом информации и релевантных прогнозов. Можно выдвинуть следующие предположения о том, чем руководствовались белорусские власти, не предпринимая адекватных подготовительных мер к приходу коронавируса в страну:
1) уверенность руководства страны в том, что его бездействие не приведет к значительным протестам. Представляется, что эта уверенность основана на опыте 2011 г., когда даже трехкратная девальвация белорусского рубля не привела к знаковым политическим потрясениям, а также на том факте, что у белорусской модели даже в ее нынешнем виде слишком много бенефициаров (или считающих себя бенефициарами);
2) уверенность в контролируемости информационного пространства. Новые медиа популярны преимущественно в молодежной среде, которая и так, в целом, менее лояльна по отношению к властям, чем люди старшего поколения;
3) уверенность в возможности корректировать общественное мнение о реальных масштабах и последствиях распространения коронавирусной инфекции в стране;
4) уверенность в эффективности репрессивного аппарата [3]. Так, 21 марта выяснилось, что телеграмм-каналами, распространяющими новости о коронавирусе, должен заняться КГБ. Вопрос о том, почему люди в большей степени верят телеграмм-каналам, а не Министерству здравоохранения и щедро оплачиваемой идеологической вертикали, традиционно остался открытым;
5) уверенность в подконтрольности внутриполитической ситуации;
6) уверенность в получении помощи и поддержки от России.
Белорусские власти имеют надежные и отработанные, с их точки зрения, механизмы удержания контроля. Если даже в условиях приближения пандемии стратегическое видение каких-то изменений и минимальной подготовки к борьбе с заболеванием отсутствует, то можно только посочувствовать тем, кто считает, что А. Лукашенко готов к каким-то стратегическим реформам, к экспериментам в проведении избирательной кампании, к построению партийной системы, отказу от российской ресурсной поддержки и т. д. Ручное ситуативное управление продолжает доминировать в системе государственного управления Беларуси.
[1] Crisis Management in an Authoritarian Regime: Media Effects During the Sichuan Earthquaketps://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm? abstract_id=1463796.
[2] Более того, при возможности белорусские власти оказались не прочь подзаработать. Сложно пока оценить, кто является бенефициаром от резкого роста цен на ряд товаров, востребованных в период эпидемий, но точно известно, во сколько эвакуируемым из Москвы белорусам обошлась «помощь» по эвакуации — около 130 долларов, почти в два раза дороже обычной цены за перелет (https://naviny.by/article/20200320/1584718465-belorusy-vo-vnukovo-bez-vody-i-edy-v-tualet-pod-konvoem).
[3] Вполне предсказуемо, дополнительная нагрузка по помощи пожилым людям была возложена на социальных работников, а МВД подключилось к этому только на словах.