Продолжение.

Полная отмена смертной казни в Беларуси — единственный допустимый вариант реализации ч. 3 ст. 24 Конституции, о чем мы рассуждали в п. 1.2.частиI. И временный отказ от исполнения смертных приговоров с возможностью их возврата, при условии широкого толкования Конституции, не удовлетворит ее требованиям. Но белорусские реалии таковы, что даже мораторий на исполнение смертных приговоров станет прорывом и, возможно, тем шагом, который позволит в будущем безболезненно отменить смертную казнь навсегда.

Поэтому одним из перспективных направлений исследования правовых вопросов отмены смертной казни, является выработка «нестандартных» вариантов, позволяющих, если не полностью искоренить смертные казни в Беларуси, то хотя бы приостановить их, и тем самым создать базу для политического диалога между ООН и Европой, с одной стороны, и Беларусью, с другой. С дальнейшим развитием ситуации в русле восточной пословицы «нет ничего более постоянного, чем временное». Тем более, что инициированная Президентом в начале 2018 года тема референдума, была им же и свернута во время выступления в Парламенте с ежегодным посланием.

II. Нестандартные методы

«Временное обязательство»

2. В настоящее время, на международном уровне вопрос допустимости смертной казни сформулирован следующим образом:

а) смертная казнь допустима (если не отменена государством-участником Пакта), но при соблюдении ряда условий (процедура вынесения смертного приговора, требования к уголовному закону, субъекты подлежащие смертной казни, право ходатайствовать о помиловании и тд.) — ст. 6 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г. (далее — МПГПП)

б) смертная казнь недопустима, если государство стало участником II Факультативного Протокола и не оговорило сохранение смертной казнив военное время после признания вины в совершении наиболее тяжких преступлений военного характера, совершенных в военное время. (ст. 1, 2 Второго Факультативного протокола к Международному пакту о гражданских и политических правах, направленный на отмену смертной казни).

2.1. Действующее международное право не позволяет утверждать, что отмена смертной казни (полная или только в мирное время) является нормой общего международного права, т. е. нормой обязывающей государства, даже если они не ратифицировали II Факультативный Протокол к Международному пакту о гражданских и политических правах 1966 г. (далее — II ФП).

85 государств-участников II ФП из всех 193 против 168 государств-участников самого МПГПП не говорит о всеобъемлющем характере именно международно-правового запрета смертной казни. Что касается отмены или моратория, введенных на национальном уровне (по состоянию на 31.12.2015 г. de jure и de facto государств-аболиционистов было 139) их проблематично квалифицировать как отражение opinio juris et necessitatis (убеждение в правомерности и необходимости) на международном уровне, т. е. необходимого элемента для формирования обычной нормы общего международного права.

Отметим, что Республика Беларусь давно и последовательно отказывается принимать на международном уровне рекомендации по ратификации II ФП (или просто ввести мораторий, изменить УК), и воздерживается от голосования по поводу резолюций ГА ООН, касательно всеобъемлющей отмены смертной казни.

И, положа руку на сердце, нужно признать, что рекомендовать Беларуси ратификацию II ФП — это чересчур. Потому что данный Протокол, как и Международный пакт о гражданских и политических правах, не предусматривают возможность их денонсации: т. е. однажды присоединившись, выйти без нарушения международного права, уже нельзя будет. К примеру, Протоколы № 6 и 13 к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года, упраздняющие смертную казнь, также не содержат условий для денонсации. Но избежать их действия теоретически можно, либо путем денонсации самой Конвенции, либо путем первоначального выхода из членства в Совете Европы.

Т.е. ратификация II ФП — это в настоящий политический момент, заведомо непреодолимый барьер для Беларуси (а количество и субъектный состав его участников красноречиво это подтверждает).

2.2. Впрочем и из этой ситуации есть выход: некрасивый, но реальный — «временное обязательство» не лишать международный договор его объекта и цели до вступления договора в силу.

Так, согласно ст. 18 а) Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года (далее — Венская конвенция) государство обязано воздерживаться от действий, которые лишили бы договор его объекта и цели, если: a) оно подписало договор<…>, под условием ратификации,<…> до тех пор пока оно не выразит ясно своего намерения не стать участником этого договора.

Следует учитывать, что, во-первых, это не временное применение международного договора согласно ст. 25 Венской конвенции, предполагающее исполнение международного договора в том же порядке, что и международные договоры Республики Беларусь, вступившие в силу.

Во-вторых, период времени между подписанием и ратификацией может быть любым по продолжительности, при этом отзыв подписи признается суверенным правом государства.

К примеру, в сообщении от 6 мая 2002 года Правительство США (администрация Буша) уведомило Генерального Секретаря ООН о намерении не становиться участником Римского Статута Международного Уголовного Суда, подписанного ранее президентом Клинтоном. Соответственно, США указали, что более не имеют юридических обязательств исходя из факта подписания Статута 31.12.2000 г., и попросили указать об этом в реестре статусов государств касательно данного договора (обновляется депозитарием). 28 августа 2002 г. и 27 августа 2008 г. аналогичные сообщения были направлены от правительств Израиля и Судана. Российская Федерация также направила Португалии (депозитарий) ноту о нежелании становиться участником Договора к Энергетической Хартии и Протокола к ней, и подчеркнула, что ввиду этого не связана обязательством не предпринимать действий, которые лишили бы указанные Договор и Протокол их объекта и цели согласно ст. 18 а) Венской конвенции 1969 г. (Распоряжение Правительства РФ от 30 июля 2009 г. N 1055-р).

Т.е., подписание Республикой Беларусь II Факультативного Протокола не приведет к необходимости его добросовестного исполнения, а подпись под документом может быть отозвана в любой момент.

2.3. Остается только выяснить, что значит «воздерживаться от действий, которые лишили бы договор его объекта и цели». Чтобы не вдаваться в длительные схоластические рассуждения, остановимся на зарубежной и международной судебной практике.

Отмена смертной казни в России

2.3.1 В практике Конституционного Суда Российской Федерации, аргументация с ссылками на подписанный, но не ратифицированный международный договор РФ, появилась в 2006 г., в индивидуальных конституционных жалобах граждан, приговоренных к смертной казни уже после подписания Россией Протокола № 6 к ЕКПЧ, запрещающего назначать смертную казнь в мирное время (граждане были помилованы через несколько лет). Граждане, в частности жаловались, что назначение смертной казни после подписания Протокола № 6 противоречит обязательствам РФ согласно ст. 18 Венской конвенции (Определение КС РФ от 15 мая 2007 г. № 380-О-О). КС отказал в принятии жалобы к рассмотрению, т. к. Протокол № 6 еще не ратифицирован и не стал его применять.

2.3.3. При этом отдельного внимания требует Особое мнение судьи Кононова А.Л. к Определению № 380-О-О, фактические сформировавшее позицию о допустимости применении Протокола № 6 в силу ст. 18 Венской конвенции. Как отметил А. Л. Кононов, норма, закрепленная в ст. 18 Венской конвенции 1969 г., является «общепризнанным принципом международного права» и поэтому «вынесение и исполнение приговора о смертной казни стало невозможным уже после подписания Протокола № 6», так как «в противном случае фатальный и неизбежный характер смертной казни лишил бы договор его объекта и цели, что несовместимо с принципами международного права» (п. 4 Особого мнения). Как справедливо указано судьёй Кононовым, общие суды, вынося смертные приговоры, действовали вопреки международным стандартам и обязательствам России, включая Венскую конвенцию 1969 г., «чему способствовала правовая неосведомленность и ошибочная судебная практика, ориентированная только на ратифицированные международные договоры» (п. 5).

2.3.4. Аргументация судьи А. Л. Кононова не была напрасной, так как уже во всех последующих Определениях КС по отказу в принятии к рассмотрению жалобы на положения УК РСФСР о смертной казни (например, от 16 октября 2007 года № 682-О-О), Конституционный Суд сообщал также, что наказание в виде смертной казни не подлежит применению в том числе «в связи с подписанием Российской Федерацией 16 апреля 1997 года Протокола № 6».

2.3.5. Детальное же исследование применения ст. 18 а) Венской конвенции 1969 г. на национальном уровне произошло в Определении КС РФ от 19 ноября 2009 г. N 1344-О-Р (далее — Определение), которое было вынесено в результате поступления ходатайства Верховного Суда РФ о разъяснении Постановления Конституционного Суда РФ от 2 февраля 1999 года N 3-П, которым запрещалось назначать смертную казнь до создания судов присяжных во всех субъектах федерации.

(i) КС РФ исходил из того, что отсутствие факта ратификации Россией Протокола № 6 к ЕКПЧ в контексте сложившихся правовых реалий не препятствует признанию его существенным элементом правового регулирования права на жизнь (п. 4.3). Это обосновывалось ст. 18 а) Венской конвенции 1969 г., при этом КС указал на ожидаемое поведение РФ в связи со ст. 18: с момента подписания Россией Протокола № 6 смертная казнь применяться не может, то есть наказание в виде смертной казни не должно ни назначаться (1), ни исполняться (2), поскольку основным обязательством по Протоколу № 6 является полная отмена смертной казни, включая изъятие из законодательства данного вида наказания за все преступления, за исключением «действий, совершенных во время войны или при неизбежной угрозе войны», и отказ от его применения за тем же исключением (п. 4.3).

(ii) Следует подчеркнуть, что КС РФ не признал Протокол № 6 нормативным правовым актом, непосредственно отменяющим смертную казнь в России (абз. 2 п. 6), но факт его подписания стал одним из базисов, подтвержденного Конституционным Судом «комплексного моратория на применение смертной казни», который [мораторий] создал легитимный конституционно-правовой режим (абз. 4 п. 7, абз. 1 п. 7).

(iii) Отмечу также, что КС не признал случаи вынесения российскими судами смертных приговоров после подписания Протокола № 6 нарушением ст. 18 а), поскольку всякий раз имела место замена смертной казни в порядке помилования (осуществляемого Президентом РФ), другим наказанием, не связанным с лишением жизни, что также подкреплялось принятым КС в 1999 г. Постановлением № 3-П (абз. 3 п. 5).

(iv) Также КС указал, что установленный спустя два года после подписания Протокола № 6 внутригосударственный временный мораторий на применение смертной казни (Постановление КС РФ № 3-П) хотя и касался судебных процедур (необходимость создания суда присяжных), тем не менее, по своей направленности не только соответствовал юридическим обязательствам, принятым на себя Российской Федерацией согласно статье 18 Венской конвенции 1969 года в отношении Протокола № 6, но и усиливал их (абз. 3 п. 5), став вторым базисом «комплексного моратория на применение смертной казни».

Подобная аргументация КС РФ позволяет предположить самодостаточность ст. 18 а) Венской конвенции 1969 г. для цели воспрепятствования назначения и исполнения смертной казни после подписания государством международного договора, направленного на ее пресечение.

(v) Следует также иметь в виду, что, в последствие, Европейский суд по правам человека также использовал аргументацию Определения КС РФ № 1344-О-Р касательно подписанного, но не ратифицированного Протокола № 6, в качестве «международно-правового обязательства РФ», для цели подтверждения приверженности России отмене смертной казни, как члена СЕ, и невозможности потому высылки физического лица в страну, где ему грозит смертная казнь (Китай). [см. п. 63 Решения по делуA.L. (X.W.)v.Russia от 29 октября 2015 г., app. no. 44095/14]

Отмена смертной казни в Турции

2.4. История отмены смертной казни в Турции в чем-то схожа с ситуацией в России. С той разницей, что Турция была одним из первых государств, ставших членом Совета Европы и присоединившихся к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г.

Практически до начала 80-х вопрос отмены смертной казни, хотя бы в мирное время, не стоял на повестке дня СЕ в качестве приоритетного, пока в 1982 г. текст Протокола № 6 не был принят Комитетом Министров СЕ (вступил в силу 1 марта 1985 г.). Обязательное же подписание и ратификация Протокола № 6 (или обязательство сделать это), как условие направления Комитетом Министров приглашения членства в СЕ, фактически было сформировано для государств из числа бывших союзных республик СССР. Так, в Резолюциях ПАСЕ 1044 (1994) и 1302 (1996) указывалось на мораторий на применение смертной казни со дня вступления в СЕ и демонстрацию желания подписать и ратифицировать Протокол № 6, как условия для полноценного членства в СЕ.

2.4.1. Тем не менее, Турции, не исполнявшей смертные приговоры с октября 1984 г., пусть и члена СЕ, все же пришлось столкнуться с вопросом подписания и ратификации Протокола № 6, но уже в рамках процесса присоединения к Европейскому Союзу (ЕС). В качестве «внешнего давления» для этого выступило предоставление ей в 1999 г. официального статуса «государства-кандидата в члены» Европейского Союза, который к тому моменту уже недвусмысленно позиционировал себя как пространство, свободное от смертной казни, и продвигал эту идею за свои пределы (отмена смертной казни — один из «Копенгагенских критериев»).

Поэтому в программном документе «Партнерство ради вступления (Accession Partnership for Turkey) в качестве краткосрочного приоритета и цели (2001 г.) было закреплено, в частности, осуществлениеde facto моратория на применение смертной казни, а среднесрочного приоритета — отмена смертной казни, подписание и ратификация Протокола № 6.Указанный протокол был подписан Турцией 15.01.2003 г., ратифицирован 12.11.2003 г. и вступил для нее в силу 01.12.2003 г.

2.4.2. В 2000 г. в Турции появилась реальная предпосылка прерыва действовавшего с октября 1984 г. de facto моратория на исполнение смертных приговоров, выносимых судами, но не утверждаемых Парламентом Турции. Так, в 1999 г. был схвачен и осужден к смертной казни Абдулла Оджалан (Abdullah? calan) — лидер Рабочей Партии Курдистана. Казнь Оджалана желали многие в Турции, но исполнение приговора откладывалось, как для апелляции, так и рассмотрения его жалобы в Европейском суде по правам человека (в том числе на нарушение его права на жизнь).

2.4.3. В итоге, ЕСПЧ своим Решением от 12 марта 2003 г. отклонил жалобу Оджалана касательно нарушения права на жизнь, не подвергаться пыткам и бесчеловечному обращению и не подвергаться дискриминации, ввиду вынесения или исполнения смертного приговора в отношении него (п. 184-186). В основу своего решения ЕСПЧ положил следующие аргументы: в 2002 г. в Турции была отменена смертная казнь в мирное время, т. к. в 2001 г. соответствующие изменения были внесены в Конституцию, и смертная казнь Оджалану была заменена на пожизненное заключение. Также ЕСПЧ принял во внимание факт подписания Турцией 15 января 2003 г. Протокола № 6, и что неисполнение смертной казни соответствует обязательству Турции, как государства, подписавшего Протокол № 6, согласно ст. 18 Венской конвенции по праву международных договоров, т. е. «воздержаться от действий, которые могут лишить объекта и цели» Протокол № 6.

Тот факт, что Решение ЕСПЧ от 13 марта 2003 г. было обжаловано и Большая Палата ЕСПЧ 12 мая 2005 г. вынесла новое Решение, не имеет особого значения. В новом Решении прежняя аргументация по ст. 18 Венской конвенции, как препятствия для исполнения смертного приговора в виду подписания Протокола № 6, не рассматривалась в принципе, при этом был учтен уже факт вступления Протокола № 6 в силу для Турции.

2.5. Соответственно, рассмотрев национальную и международную судебную практику о применении ст. 18 а) Венской конвенции 1969 г., можно предположить следующие выводы касательно:

1) объекта и цели II ФП — сохранение жизни осужденных лиц, находящихся под юрисдикцией государств, подписавших протокол (в мирное время или всегда);

2) действий, которые лишили бы IIФП его объекта и цели — вынесение смертного приговора и (или) его исполнение.

При этом отметим, что российская конституционная юстиция не готова была признать нарушением прав факты вынесения смертных приговоров в виду последовавшего за ними помилования.

Случай Беларуси

2.6. Каким образом временное обязательство может быть реализовано на территории Беларуси? Формально все может выглядеть следующим образом:

1) II ФП подписывается (с оговоркой в отношении военных преступлений);

2) Совет Министров, Верховный Суд или палаты Парламента обращаются в Конституционный Суд за дачей заключения о соответствии Конституции и международным договорам (Венской конвенции 1969 г.) норм уголовного и уголовно-исполнительного законодательства, предусматривающих смертную казнь, который, в свою очередь, высказывает позицию о невозможности вынесения смертных приговоров или приведения их в исполнение, вплоть до момента отзыва подписи под II ФП.

Загвоздка, как это обычно бывает в Беларуси, в первом шаге, который придется сделать Президенту: или лично подписать Второй Факультативный Протокол или выдать на это полномочия подчиненному должностному лицу. Любой вариант предполагает совершение публичных действий Главы государства в виде Указа о подписании или наделении полномочий на подписание, которые, разумеется, будут замечены и подвергнуты критики (фракцией «силовиков») или подержаны аплодисментами (Европа и тд.), и еще неясно, что нежелательнее.

Слабые стороны:

Сильные стороны:

Устранение конституционного пробела

2.7. Последним из возможных способов, если не прекращения практики смертных казней, то хотя бы их значительной отсрочки, является устранение конституционного пробела в ст. 175 Уголовно-исполнительного кодекса Республики Беларусь (УИК), которая не предусматривает, что приговор к смертной казни, вступивший в законную силу, обращается к исполнению, в частности после получения официального сообщения Комитета ООН по правам человека (КПЧ ООН) об отсутствии нарушений права на жизнь осужденного либо о неприемлемости поданной жалобы, в случае если таковой осужденный обращался в КПЧ ООН.

2.7.1. В настоящий момент УИК предусматривает в качестве предпосылок исполнения вступившего в законную силу смертного приговора получение информации об отклонении 1) жалоб, направленных в порядке надзора, и 2) ходатайства о помиловании. Обе предпосылки исполнения смертного приговора конкретизируют соответствующие нормы Конституции (ст. 84; ст. ст. 60 и 115).

2.7.2. В тоже время Конституция предусматривает также право каждого в соответствии с международно-правовым актами, ратифицированными Республикой Беларусь, обращаться в международные организации с целью защиты своих прав и свобод, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты (ст. 61).

2.7.3. Очевидно, что казнь осужденного, обратившегося в КПЧ ООН с соответствующей жалобой, до окончания ее рассмотрения, лишает смысла ст. 61 Конституции, т. к. осужденный в любом случае не узнает результата, а положительный для него результат рассмотрения не вернет его к жизни. В результате ст. 61 Конституции превращается не просто в декоративную норму, но даже издевательскую (над правом и моралью).

2.7.4. Соответственно, выходом из сложившейся ситуации является дополнение ч. 1 ст. 175 УИК необходимостью дождаться от КПЧ ООН официального сообщения об отсутствии нарушений права на жизнь или неприемлемости поданной жалобы, как одной из обязательных предпосылок для обращения приговора к смертной казни к исполнению. В качестве альтернативы можно предложить дополнение УИК нормой о моратории на исполнение смертного приговора на время подготовки и доставки жалобы в КПЧ ООН после получения официального сообщения об отклонении жалоб, направленных в порядке надзора, и ходатайства о помиловании.

Создание условий для реализации осужденными к смертной казни права на обращение в международные организации, с целью защиты своих прав и свобод, может привести к продолжительной паузе в процессе исполнения смертных приговоров, которая позволит отучить народ Республики Беларусь от мысли неотвратимости исполнения смертных приговоров и подготовит почву для введения моратория на их исполнение или назначение.

Вместо эпилога

Проблема общественного мнения

Ne supra crepidam sutor judicaret?!

3. Необходимость учета общественного мнения касательно настоящего и будущего статуса смертной казни в Беларуси, проходит красной нитью через всю внутригосударственную дискуссию о данном виде наказания. На международной арене позиция Беларуси аналогична. Так, из всех рекомендаций по вопросу смертной казни, полученных в рамках Универсального Периодического Обзора, Беларусь соглашается принимать полностью лишь те из них, которые касаются исключительно 1) изучения вопроса введения моратория на применение смертной казни и 2) активизации обсуждения этой темы парламентской группой. При этом под способом учета общественного мнения, в основном предполагается референдум.

В этой связи возникает следующий вопрос: способно ли белорусское общество (народ) решить сложнейшую проблему пенологии, ведь ч. 3 ст. 24 Конституции недвусмысленно увязывает смертную казнь с действующим уголовным правом, разрешая её применение только в качестве меры уголовного наказания. Принципы и цели уголовной ответственности, понятие наказания — все это раскрывается в Уголовном кодексе, и потому, только через призму этих институтов уголовного права народ должен рассматривать уместность отмены или сохранения смертной казни. А учитывая, что речь идет не только о судьбе уже провозглашенных случаев смертных приговоров, а о возможности наказания и будущих, еще неизвестных особо тяжких преступлений, это также предполагает знания всей криминологии (уровень преступности и т. д.). На мой взгляд, инициаторы референдума едва ли могут поручиться, что электорат подойдет к решению заявленного вопроса именно с позиции криминологии.

При этом, о неспособности народа непосредственно участвовать в решении ряда вопросов государственной и общественной жизни, можно судить и по Конституции.

3.1. Так, согласно ст. 3 Конституции единственным источником государственной власти и носителем суверенитета в Республике Беларусь является народ. Народ осуществляет свою власть непосредственно, через представительные и иные органы в формах и пределах, определенных Конституцией.

Одной из форм непосредственного осуществления власти народом, является референдум, проводимый для решения важнейших вопросов государственной и общественной жизни (ст. 73). Конституция также позволяет определять законом перечень вопросов, которые не могут быть вынесены на референдум (ст. 78).

То есть, народовластие в Беларуси не безгранично.

К примеру, начиная с 1992 г. на референдум нельзя было вынести, в частности, вопросы нарушающие неотъемлемые права народа Республики Беларусь на суверенную национальную государственность, государственные гарантии существования белорусской национальной культуры и языка; вопросы о принятии чрезвычайных и неотложных мер по охране общественного порядка, защите здоровья и безопасности населения, о налогах, бюджете, об амнистии, помиловании; вопросы, связанные с назначением и освобождением должностных лиц, относящиеся к компетенции Верховного Совета; вопросы, касающиеся выполнения обязательств, вытекающих из международных договоров Республики Беларусь.

Начиная с 1999 года этот перечень сокращается и редактируется, но даже и сейчас, вопрос налогов, пошлин, сборов, бюджета, амнистии и помилования, выведен из ведома народа.

Какого-то внятного объяснения этому нет.

Профессор Г. А. Василевич, комментируя ст. 78 Конституции указывает, что «тем самым законодатель признает, что есть круг проблем, на которые не распространяется власть народа, что полностью согласуется со ст. 3 Конституции», а также приводит аналогичные примеры из зарубежных конституций. Комментируя же ст. 3, предостерегает, что «нельзя делать вывод, что референдум всегда имеет прогрессивное значение, нередко происходит наоборот, он носит консервативный или даже реакционный характер и заканчивается сохранением статуса-кво, отвержением внесенных предложений», и приводит пример с длительным отсутствием права голоса у швейцарских женщин. К слову, в Швейцарии вопрос отмены смертной казни никогда не выносился на референдум[1, 46].

Т.е. получается, что в Беларуси народ не справится с определением бюджетной или налоговой политики, но в состоянии дать ответ касательно необходимости смертной казни? В принципе, следует согласиться с тем, что есть вопросы, которые нельзя отдавать на откуп народу, способному легко превратиться в толпу, делегирующую свою власть манипуляторам и популистам. Вопрос амнистии или помилования, действительно не стоит выносить на референдум, но и вопрос отмены смертной казни — проблема криминологии, не намного легче. И потому стоит согласиться с Э. Саркисовой в том, что «санкция статьи Уголовного кодекса не должна выстраиваться на основании общественного мнения». [2; стр. 28]

Поэтому, учитывая, что народовластие осуществляется не только в форме референдума, а народ официально исключен из процесса непосредственного решения ряда государственных и общественных вопросов, отказ от вовлечения народа в определение будущего смертной казни, не будет чем-то из ряда вон выходящим.

К сожалению, такой вариант, как принятие поправок в Избирательный кодекс, с целью включения вопроса о смертной казни в перечень вопросов, не выносимых на референдум, хотя и будет соответствовать букве Конституции, вряд ли будет реализован, т. к. с таким вопросом уже проходил референдум, что придает ему [вопросу] дополнительную легитимацию.

Впрочем, это будет препятствием лишь на пути принятия политического решения. Как уже мною ранее высказывалось, отмена смертной казни в принципе была согласована Парламентом и народом Республики Беларусь в 1994 и 1996 гг. Соответственно, с правовой точки зрения мяч находится на поле Парламента и Президента, являющихся «представительным и иным органом» для цели ст. 3 Конституции, т. е. вторым допустимым видом народовластия.

1. Смертная казнь: преодоление разногласий = Death penalty: transcending the divide. — Минск: Четыре четверти, 2016. — 150 с.

2. Отмена смертной казни в Республике Беларусь / ОО «Белорус. центр конституционализма и сравнит.-правовых исслед.», РОО «Правовая инициатива». — Мн.: Тесей, 2003. — 262, [1] с.