15 марта текущего года в Астане прошел саммит президентов государств Центральной Азии. На встречу не прилетел лишь Г. Бердымухамедов — президент Туркменистана. Было достаточно много спекуляций на тему о новом региональном интеграционном проекте. В самом деле: впервые за почти десять лет лидеры стран региона собрались в таком формате. Результаты были довольно скромными. Пара соглашений об экономическом и культурном сотрудничестве. Итоговым документом стала Декларация, посвященная празднику Наурыз, общему для народов Центральной Азии и Среднего Востока, который отмечается в день весеннего равноденствия. И все же ряд сюжетов символизировал неординарность события. Несмотря на скромные результаты, институциональный дизайн форума содержит в себе больший потенциал, нежели просто «рабочий консультационный формат».
Объективация региона: умирающая традиция
Думаю, что никто не удивится, если я начну свои размышления по региональному конструированию Центральной Азии с политики США. Напомню, что 4 августа 2016 года Государственный департамент организовал саммит министров иностранных дел центральноазиатских республик под патронажем Джона Керри, заявив о формате «С5+1». Тогда говорили, что приглашение Вашингтона было разослано всем президентам, но снижение уровня представительства произошло по инициативе самих лидеров государств региона. Освещая в СМИ «новый» формат (в начале 2000-х гг. был также представлен проект Большая Центральная Азия), Джошуа Бейкер — официальный представитель Госдепа представил 5 новых проектов по трем направлениям (экономические отношения, изменения климата и безопасность). «Фишка» этого формата в том, что он был в значительной мере деидеологизирован (риторика относительно прав человека и демократических институтов звучала в сокращенном виде) и отражал заинтересованность Администрации Обамы в стабилизации Афганистана с помощью устойчивых республик Центральной Азии.
Устойчивость выражалась в твердом светском пути развития, политической стабильности, сложившейся традиции совместной борьбы с Аль-Каидой и Талибаном. Как показала Арабская весна и последующие события на мусульманском Востоке, устойчивость и стабильность республик — вещь редкая и ценная. Кроме того, Пакистан — традиционный союзник — все дальше дистанцируется от США, подпадая во все большую зависимость от Китая.
Лидеры государств Центральной Азии фактически отказали Белому дому, сделав «большой комплимент» то ли Москве, то ли Пекину. Наблюдатели это интерпретировали в зависимости от своих предпочтений.
На исходе лета 2016 года регион был потрясен уходом бессменного и грозного президента Узбекистана И. Каримова. В этой связи возникло множество вопросов. Главными из которых стали: каким будет политический транзит в серединной республике Центральной Азии и каков будет внешнеполитический курс нового руководства? Тогда часть наблюдателей поторопилась предсказать «поворот Ташкента» в сторону Москвы. По неписанным политическим канонам первый визит в ту или иную страну нового лидера является сигналом. Выборы прошли в конце 2016 г. Первый официальный его состоялся в Ашгабат 6 марта 2017 г. и в том же месяце — в Астану. Приоритеты были обозначены.
В декабре 2016 года в России была опубликована новая Концепция внешней политики, в которой Центральной Азии отводилась приоритетная роль, в частности тем странам, что вошли в состав ЕАЭС и ОДКБ. Турне В. Путина по центральноазиатским республикам в начале 2017 года было задумано как триумфальное, но таковым получилось. Речь идет о колебаниях руководства Таджикистана относительно вступления в ЕАЭС. Эмомали Рахмон так и не дал четкого ответа, что контрастировало с усилиями Москвы представить ЕАЭС как успешный проект. Нежелание Душанбе вступать в ЕАЭС было не таким выраженным, как отказ Вашингтону принять участие в формате «С5+1», но сделало очевидным, что видение Москвы регионального дизайна не во всем отвечает устремлениям региональных элит.
Пекин со своей инициативой «Один пояс и один путь» добился значительно большего по двум причинам: во-первых, китайский проект не предполагает включения в жесткие и достаточно конфликтные институциональные рамки ЕАЭС (примеров уже накопилось достаточно), во-вторых, восприятие Москвы как политического и военного центра становилось все более пугающим для региональных элит. Но китайская инициатива не популярна среди населения стран Центральной Азии: российский рынок труда значительно привлекательнее. Соответственно значимость российского вектора будет сохранятся в долгосрочной перспективе, а балансирование как основной принцип политики в регионе останется актуальным.
Но Администрация Трампа создала ту критическую неопределенность, которая заставила двигаться как глобальных, так и региональных игроков в непривычных направлениях.
Политический транзит: институциональный дизайн против геополитической неопределенности
Было бы неверным утверждать, что политика новой американская администрации стала ключевым фактором региональной кооперации Центральной Азии. Американский формат «С5+1» предполагал региональную интеграцию как таковую — без геополитической привязки к проекту «большого патрона». В то время, как Россия и Китай предполагали более «тесные континентальные объятия» с собственным участием. В последних случаях диспропорция оставалась естественным фактором неравенства, что вновь ставило множество вопросов.
Новая политика Ташкента стала тем самым ключевым фактором, что сдвинул камень с дороги регионального сотрудничества. Консультационная встреча 15 марта 2018 года была инициативой президента Узбекистана, но Астана была выбрана неслучайно для анонса формата. Это хороший ход — выступить вместе двум лидерам крупнейших стран региона. Капитал, имидж и опыт Назарбаева плюс свежие идеи, ресурсы и новая стратегия Мирзеева.
Стратегия нового узбекского правительства была представлена летом 2017 г. как «Стратегия действий по пяти приоритетным направлениям развития Республики Узбекистан в 2017–2021 гг.». В пункте 5.2, посвященном безопасности и внешней политике, указано что правительство стремится к «созданию вокруг Узбекистана пояса безопасности, стабильности и добрососедства». Что означает: для страны важнейшим является региональное направление, а не отношения с глобальными акторами, при этом ключевая задача определяется как «урегулирование вопросов делимитации и демаркации Государственной границы».
Это означало, что эпоха Каримова с пограничными проблемами и отсутствием нормальной коммуникации закончилась. Клубок нерешенных споров с Таджикистаном, Кыргызстаном и даже Туркменистаном стал предметом переговоров и постепенной нормализации. На текущий момент действующий президент Узбекистана совершил визиты во все государства региона. Было решено множество спорных вопросов. Отменен визовый режим со странами-соседями, восстановлены транспортные коридоры, установлены маршрутные сообщения. Достигнут серьезный прогресс в нормализации узбеко-таджикских, узбеко-кыргызских отношениях.
Амбициозный Казахстан уже год проводит политику Модернизации общественного сознания (Рухани Жангыру). 12 апреля 2017 года была опубликована программная статья Н. Назарбаева в которой пояснялось что имеется в виду под этой модернизацией. Помимо введения латиницы, программа включает ряд проектов, направленных на конструирование национальной идентичности — «100 новых лиц», «Сакральные места» и «100 новых учебников». Последняя, например, ставит целью перевода на казахский язык на основе латиницы 100 лучших учебников мира по социально-гуманитарным дисциплинам.
Таким образом, мы видим, что регион политически меняется и основными двигателями изменений являются сами региональные акторы. В Центральной Азии на латиницу перешли Узбекистан, Туркменистан и Казахстан. Урегулирование пограничных споров уже заявлено как одно из приоритетных направлений «Рабочей консультационной группы», кроме того, заявлено о необходимости решения водной проблемы, которая также продолжает оставаться конфликтогенной. Тем не менее, все описанное указывает лишь на нормализацию отношений, но никак на региональную интеграцию.
Нормализация или интеграция?
26-27 марта в Ташкенте состоялась Международная конференция по Афганистану «Мирный процесс, сотрудничество в сфере безопасности и регионального взаимодействия». Идея созвать такую конференцию, высказывалась еще Назарбаевым, но афганцы посчитали, что предложение узбекского лидера более приемлемо исходя из близости интересов и политического капитала Узбекистана (не является членом ОДКБ). С другой стороны, Ташкент успешно сотрудничает с Пакистаном и Китаем. Суть идеи конференции заключается в запуске переговоров с движением Талибан. Без Пакистана такой процесс запустить невозможно, но США, в частности Д. Трамп, дал негативную оценку роли Исламабада в регионе. Просто тупик. И здесь ташкентская конференция оказалась той площадкой, которая устроила всех.
Саммит высокого уровня с участием президентов Узбекистана и Пакистана, всех министров иностранных дел республик Центральной Азии, Представителя ЕС по ВП Ф. Могерини, министров иностранных дел России, Турции, замминистра иностранных дел Пакистана и зам. госсекретаря США. Примечателен тот факт, что Конференция была анонсирована как региональная инициатива (то есть всей Центральной Азии). В итоговом документе предлагается начать прямые переговоры с Талибаном без каких-либо предварительных условий, а целью провозглашается всеобъемлющее мирное соглашение с талибами.
Что это значит? Это значит, что Ташкент предлагается в качестве переговорной площадки. Кроме того, формула, представленная в Декларации, предполагает решение проблемы на трех уровнях — экономические вопросы переносятся на региональный уровень. Глобальным игрокам предлагается сфокусироваться на вопросах безопасности. На национальном уровне — переговоры о будущем коалиционном правительстве.
Переговорный процесс, скорее всего, будет интенсивным и сложным, но у него есть определенные потенциал. До сих пор государства Центральной Азии держали дистанцию по отношению к афганскому вопросу. Но сейчас региональная самоидентификация не может обойтись без общей цели, а главное без признания, что Афганистан тоже является частью Центральной Азии. Ведь этнически, лингвистически, религиозно он близок народам региона. 25% населения Афганистана — таджики, 9% — узбеки, 2% — туркмены, есть также кыргызы и казахи. Например, казахская община насчитывает там 60 тысяч человек. Казахстан уже инвестирует в страну через разные программы ООН и напрямую в частный сектор. Афганистан сегодня рассматривается как возможность выхода из континентальной замкнутости региона. Афганская проблема идентифицируется как региональная проблема.
На Брифинге для СМИ 15 марта Н. Назарбаев поясняя региональную инициативу говорил о том, что «наши внутри-региональные проблемы никто не решит, кроме нас самих», а Ш. Мирзеев в речи на открытии конференции сказал, что «центральноазиатская безопасность неделима» имея в виду и Афганистан также.
Последние почти 40 лет Афганистан рассматривался только как источник проблем, нестабильности, терроризма. Бывшие республики советской Средней Азии все это время пытались дистанцироваться от него — следствие колониального подхода. Преодоление колониального, имперского наследия, постколониальных практик — это нынешний путь политического транзита государств региона. Элиты региона пытаются сказать себе и нам, что они способны изменить будущее.