В один день прочитала рассуждения президента о том, что нельзя создавать класс безработных и все должны махать лопатой, и статью по психологии о тревогах родителей о том, что их дети-подростки ничего не хотят, ни к чему не стремятся и хотят только лежать на диване с мобильным устройствами в руках.
Патерналистская аналогия напрашивается сама собой: отец-труженик не может смотреть на сыновей-тунеядцев и хочет видеть хоть какую-то деятельность с их стороны, пусть и лопаточно-неквалифицированную — только бы не лицезреть картину лодыризма и тунеядства. На фоне собственной кипучей деятельности это вызывает тревогу за будущее, ощущение несправедливости и неправильности происходящего. Иное дело — картина дружно красящих заборы людей: сразу начинаешь себя ощущать эффективным менеджером, и надежда появляется, что все в стране будет в порядке.
Для обеспечения картины всеобщей занятости мы готовы пожертвовать даже производительностью труда — заменить машинный труд ручным. Так больше людей заняты и не слоняются черт те где. Ничего, что по производительности труда мы и так отстаем от не только развитым странам, но и странам с переходной экономикой? По данным Отчета об инклюзивном росте и развитии за 2016 год Всемирного экономического форума, у нас показатель производительности труда составляет USD9750 на человека, в то время как у лидера — Швейцарии — он почти в 10 раз выше, USD93491. На такую сумму лопатой не намахаешь, надо делать что-то более хитрое. От Польши и Литвы мы отстаем в 5 раз (USD53737 и USD54296 соответственно). И даже от стран, с которыми мы любим себя сравнивать, чтобы было приятней, отстаем очень сильно: у России показатель производительности труда составляет USD46903, у Казахстана — USD46769, у Молдовы — USD14230, у Украины — USD17157.
Следуя экономической логике, такая же пропорция должна быть и у зарплат, но ее нет. Либо производительность нашу рейтинг «нячэсна» посчитал, либо зарплаты у нас слишком «натянуты», либо они вообще мало связаны с производительностью труда при постоянном декларировании необходимости такой связи.
Напрашиваются также аналогии с практиками, принятыми, например, в Индии, где много людей заняты не очень нужной, скажем так, и плохо оплачиваемой работой — зато при деле и не создают социальную напряженность.
А в развитом мире ровно противоположная тенденция: современная реиндустриализированная промышленность в людях особо не нуждается, вот они и перетекают все в сервис, да и там возможности замены людского труда автоматизированным только растут. Вот и обсуждаются сокращение рабочей недели, введение безусловного базового дохода, пересмотр пенсионных систем — в общем, демографические и социальные последствия высвобождения «класса безработных», по выражению нашего президента.
Леонид Заико справедливо отмечает, что в этих его заявлениях видна любовь и уважение к физическому труду, а значит, непонимание труда другого — креативного, интеллектуального. Той же лопатой можно и по-другому распорядиться: например, перфоманс устроить и продавать на него билеты. Добавленная стоимость и производительность труда будут гораздо выше.
Рассуждения о том, что в Беларуси все должны работать, продолжают логику Декрета № 3, а именно, игнорирование того, что в Конституции прописано право на труд, а не обязанность трудиться. К счастью, у нас тут все же не трудовой лагерь, а какая-никакая более или менее свободная страна. Хотелось бы в это верить, во всяком случае.
Продолжая семейно-патерналистскую аналогию, рекомендация властям простая: оставить народ-подросток в покое — и в смысле подталкивания его к деятельности, и в смысле обеспечения его «папиццотными» плюшками и зрелищами. Тогда, глядишь, окажется, что не так уж он инфантилен.