Победа Эммануэля Макрона на президентских выборах во Франции — верный признак того, что после серии кризисов и неудач Европа может испытать некоторое подобие уверенности в себе. Но восстановление уверенности не должно привести к самодовольству.

С помощью Макрона французские центристы отразили электоральные атаки с двух сторон. Но сила этих атак показывает, насколько шаткими являются условия, в которых находится Европейский союз. И, хотя имеется широкое согласие по поводу того, что срочно требуются смелые действия, не ясно, какие из них следует предпринять.

Подход, который доминировал в дискуссиях по реформам в ЕС, — формирование «многоскоростной Европы». Согласно этой идее, вместо соглашения о том, когда и как достичь некоторого оптимального уровня интеграции, каждая страна-член ЕС должна иметь возможность прогрессировать в направлении интеграции по своему усмотрению, в то время как авангард Союза продвигается вперед.

Но то, что может показаться удобным способом обойти сложные согласования, в действительности может породить серьезные проблемы. Во-первых, многоскоростной подход игнорирует подозрительность и враждебность избирателей по отношению к ЕС: референдум Brexitявляется последним, хотя и наиболее весомым в длинном ряду примеров. Не менее важно и то, что такой подход игнорирует реальные потребности стран-членов ЕС.

Европа, несомненно, требует общего видения — основанного на общих ценностях, свободах и стандартах, — над созданием которого все еще необходимо работать. Но любое общеевропейское видение должно уважать точки зрения, не говоря уже о самобытности государств-членов ЕС и правительств, избранных для того, чтобы следовать приоритетам избирателей.

Общие ценности — это одно; особенности социальных реформ, реформ рынка труда, налоговых систем или режимов госрегулирования (помимо основ единого рынка) — это совсем другое. В этих областях страны-члены ЕС, потенциальные члены и страны, выходящие из Союза, имеют совершенно разные потребности в зависимости от их промышленной базы, демографической динамики, исторического наследия, а в случае балканских государств — постконфликтного бремени. Эти различия затронут не только темпы интеграции, но и сам путь.

Согласно отчету о глобальной конкурентоспособности Всемирного экономического форума, восемь из десяти наиболее конкурентоспособных стран Европы находятся на северо-западе Европы. Замыкают рейтинг Швейцария и Норвегия — страны, не входящие в ЕС. Но решение проблемы разрыва в конкурентоспособности между севером и югом не может быть навязано сверху и не может быть единственной целью ведения бизнеса в ЕС. Эту проблему, конечно, нельзя решить за ночь.

Это не означает, что устранение разрыва в конкурентоспособности не является критически важным. Наоборот, формирование более справедливого экономического ландшафта принесет пользу гражданам ЕС, вновь сделает Союз привлекательным для внешнего мира и позиционирует его как остров стабильности в глобальном море конфликтов и неуверенности.

Но европейским лидерам необходимо найти подход, учитывающий различные потребности и даже перспективы стран. Это означает, что следует меньше стремиться быть правым и больше — делать правильные вещи.

Мы, немцы, можем быть рады тому, что наша страна так умело справилась с экономическим кризисом 2008 года, сохранив уровень безработицы на приемлемом уровне, а в некоторых отношениях даже усилившись. Тем не менее, как европейцы, мы должны признать, что растущий профицит текущего счета Германии создает неустойчивый дисбаланс в ЕС. Добавьте к этому тягу Германии к сильному рынку труда — и дисбаланс растет еще больше. В конечном итоге сегодня экономику Европы движут не столько денежные инвестиции, сколько талант и идеи.

Я достаточно реалистичен, чтобы знать, что ни одно правительство — ни в Германии, ни где-либо еще в Европе, — не согласится на крупную европейскую инициативу по облегчению долгового бремени за несколько месяцев до выборов. Однако я оптимистичен в том плане, что лидеры в наиболее конкурентоспособных частях нынешнего, более уверенного в себе ЕС видят необходимость в работе по поддержанию экономического прогресса для всех государств-членов.

Это — далеко не первая область, где Германия поднялась над национальным эгоизмом и проявила отзывчивое и ответственное руководство. В 2015 году коалиционное правительство Германии, несмотря на значительную внутреннее сопротивление, решило принять миллион беженцев, спасающихся от ужасов войны в Сирии и Ираке. Такая политика обернулась значительным политическим капиталом для правительственных партий; а в конечном итоге она докажет свою ценность для страны, столкнувшейся с демографическими проблемами.

Политические лидеры и их партнеры из частного сектора должны последовать примеру, который Германия продемонстрировала в своей политике в отношении беженцев. Это — вызов представлению о том, что компромисс является признаком слабости и рецептом неэффективности. Компромисс — один из самых мощных инструментов демократического принятия решений и краеугольный камень европейского проекта. Помимо прочего, это означает признание того, что мы должны говорить не о разноскоростной Европе, а о Европе с разными потребностями.

Источник: Project-syndicate

Перевод: Наше мнение