Саммиты ЕАЭС и ОДКБ в Бишкеке, а также недавнее турне Путина по странам Центральной Азии привлекли дополнительное внимание к региону. Но больше всех удивил Президент Н. Назарбаев, когда анонсировал переход казахского языка на латинскую графику. Вслед за ним и кыргызское руководство высказалось в пользу такой инициативы. Впрочем, что еще Бишкеку остается, если уже все тюркоязычные республики (Узбекистан, Туркменистан, Азербайджан) либо перешли, либо переходят на латиницу. Из всего региона остается приверженцем кириллического письма только Таджикистан (ираноязычная страна). Все это, несомненно, ставит вопрос: Куда идет Центральная Азия? Какова стратегия региональных элит? Почему, несмотря на все козыри, которыми располагает Москва, регион постепенно выпадает из сферы ее влияния?

В конце февраля текущего года президент России посетил с визитом три государства региона — Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан, — которые считаются наиболее лояльными Москве. Визит должен был стать серьезной заявкой на укрепление позиций России в регионе, что удалось, отчасти. Внешне выглядело все прекрасно. Теплые встречи, улыбки, вручение орденов. Российские СМИ и эксперты единодушно оценивали турне как успешное во всех отношениях. Но спустя полтора месяца итоги турне выглядят уже не так эффектно, и это отчетливо было видно на саммите в Бишкеке 14 апреля.

Казахстан

Что случилось с казахстанским президентом, которые приступил к переходу от полного единодушия с российским руководством к сложному новому формату отношений. Казахстан всегда позиционировался как пионер евразийской интеграции на постсоветском пространстве, а тут вдруг — латиница.

В действительности курс был определен не 12 апреля 2017 года, хотя необходимо сказать, что дата для анонса выбрана, как нельзя, кстати, учитывая советскую память о Дне космонавтики (космодром Байконур находится на казахской земле). Инициатива, по словам самого Назарбаева, была высказана еще в конце 2012 года.

Когда мне приходилось анализировать сложности национального строительства в бывших советских республиках, то мне казалось, что Казахстан находился в самом уязвимом положении. Но время идет, и меняются условия, появляются новые перспективы. В чем же заключается казахская перспектива?

Первое. Изменился этнический баланс. Если в начале 1990-х гг. доля казахского населения составляла 36% по самым смелым подсчетам, то на сегодня цифра достигла 65% с перспективой роста. Соответственно доля русскоязычного населения сократилась. Однако казахское население разобщено, так как казахи, оставшиеся в советское время в стране, говорят и пишут на русском, соответственно, на кириллице; казахи, переехавшие из Китая, — на пинь-инь (китайская версия латиницы), молодежь, закончившая школу в независимом Казахстане, пишет и на кириллице, и на латинице из-за принятого трилингвизма. Поэтому понадобился проект консолидации казахов.

Второе. Важный момент состоит в том, что миграционное сальдо в Казахстане положительное. Это значит, что нет оттока трудовых ресурсов, и страна в этом смысле независима, в том числе и от российского рынка труда.

Третье. У Казахстана есть материальные ресурсы, а главное — политическая воля к модернизации. И все что необходимо — это технологии. В этом отношении выбор латиницы выглядит вполне логичным.

И последнее. Самым серьезным препятствием для развития всегда считалась континентальная замкнутость страны. Но тут удача улыбнулась Астане: Китай предложил инициативу «Экономические пояса Шелкового пути» в 2013 году. Несмотря на активное участие в создании ЕАЭС, Казахстан никогда не замыкался только на одном направлении. Стратегия балансирования и мягкого, но последовательного нациостроительства привела к тому, что на фоне торможения евразийской интеграционной инициативы прогресс Шелкового Пути выступает компенсацией и, возможно, является более успешным интеграционным проектом. Контуры этих трендов отражаются на динамике торговли и инвестиционного сотрудничества с Россией и Китаем за последние 1,5 года. Если товарооборот с РФ упал на 16% только за 2016 год, то с Китаем он возрос на 30% только за начало 2017 года.

Дело не только в торговле. Сопряжение Шелкового пути с ЕАЭС натыкается на неопределенную стратегию Москвы, зато в лице казахстанской национальной программы Нурлы Жол (Путь света) Шелковый путь нашел достойного партнера. Пакет сотрудничества включает 51 проект стоимостью в USD 27 млрд. Поэтому, когда Владимир Путин посетил с визитом Казахстан, разговор не был завершен подписанием какого-либо значительного документа.

Таджикистан

В отличие от Казахстана, у Таджикистана нет ресурсов на модернизацию, а проблема усугубляется негативным имиджем бедной и политически нестабильной страны. Гражданская война, прошлогодние разбирательства с оппозиционной Партией исламского возрождения Таджикистана, а также протяженная граница с Афганистаном не делает страну привлекательной в инвестиционном смысле. Континентальная замкнутость и фактическая транспортная изоляция затрудняет торговое и промышленное развитие страны. В этих условиях отношения с Россией всегда имели решающее значение.

Треть ВВП страны зависит от переводов таджикских трудовых мигрантов из России, а Москва использует этот козырь в целях укрепления собственных позиций. И именно эти вопросы стояли на повестке во время визита Путина в Душанбе. Итог — 7 соглашений, но второстепенного значения.

Что интересовало Душанбе? Амнистия таджикских мигрантов, которые были депортированы из России за последний год (120 тыс. человек). На сегодня по официальным данным в России находится более 800 тыс. граждан Таджикистана.

Второе. Авиаперевозки. Конфликт таджикских и российских авиалиний вышел на правительственный уровень. Исход не в пользу таджиков, так как во время визита Путина этот вопрос даже не был упомянут, а для госбюджета Таджикистана это одна из самых важных статей дохода.

Что интересует Москву? Главное — это вступит ли Таджикистан в ЕАЭС. Пока ответ — нет. Москву также интересует использование российской военной базы в целях защиты границы на афганском участке. Речь идет, по всей вероятности, о возможностях более широкого использования российского военного элемента в системе безопасности Центральной Азии. Для Китая это не очень хорошая новость, так как Пекин создает собственную систему военного регионального взаимодействия и координации между Пакистаном, Афганистаном, Таджикистаном и Китаем. Этим форматом интересуется и Ташкент.

Кыргызстан

Кыргызстан активно вовлекается в ЕАЭС, но Бишкек остро дебатирует условия вступления. Для этого есть, по меньшей мере, одна причина — Кыргызстан всегда был воротами китайского товарного экспорта в Центральную Азию и далее СНГ. Это можно увидеть и по цифрам кыргызского импорта, где Китай выступает как самый серьезный торговый партнер. Поэтому в качестве «пряников» у Москвы было несколько предложений. Во-первых, создание Российско-кыргызского фонда развития с уставным капиталом в USD 500 млн. Из которого на адаптационные нужды страны отведено USD 200 млн. Второй вопрос — о базе в Канте. По всей вероятности, его решение еще впереди, так как впереди президентские выборы в Кыргызстане (осень 2017 г.) Для Кыргызстана очень важно сохранить баланс между Китаем и Россией, а также Казахстаном, который является одним из самых важных инвесторов в кыргызскую экономику. Атамбаеву важен результат выборов, а также необходимо защитить свои позиции в ЕАЭС от Казахстана, так как первые признаки торговых войн и разногласий уже намечаются. Но первый вопрос носит конъюнктурный характер, и его решение в течение года даст определенный результат, в то время как второй является долгосрочным и внесет еще больше спорных моментов в ЕАЭС.

Китай продолжает строить дороги, заводы, давать кредиты под обеспечение в первую очередь сырьевыми предприятиями. Масштаб инвестиций больше, чем у всех внешних партнеров региона, включая Россию. Москва не строит дороги, но дает рабочие места мигрантам. Россия продолжает играть центральную роль в региональной безопасности, но уже далеко не единственную. ЕАЭС должен был стать основным и наиболее привлекательным проектом в регионе, но даже малые страны оказывают сопротивление прямому вовлечению в этот проект. Китай не действует так прямолинейно, поэтому эффект от его политики виден не сразу, но сказывается впоследствии. Евразийская стратегия России натыкается на множество препятствий, и большая схватка за Центральную Азию продолжится.