Большинство стран ищут для своей экономики рецепт инклюзивного экономического роста, при котором высокий уровень инвестиций, быстрые темпы инноваций и сильный прирост ВВП достигаются параллельно с реализацией мер по сокращению неравенства в доходах. Консерваторы настаивают, что для роста необходимы низкие налоги и стимулы, содействующие предпринимательству, например, гибкие рынки труда. В то же время для сокращения неравенства требуется повышение уровня бюджетных расходов и налогообложения (за исключением тех случаев, когда правительство увеличивает дефицита бюджета для стимулирования госрасходами депрессивной экономики).
Для устранения этого противоречия часто приводят в пример скандинавскую экономическую модель. Датская система «флексикьюрити», в частности, традиционно обеспечивает солидные экономические показатели параллельно с низким уровнем неравенства. Ряд ведущих экономистов, например, Филипп Агьон, опубликовали блестящие аналитические работы о том, как подобная модель могла бы сбалансировать рост экономики, равенство доходов и общую удовлетворённость граждан в других странах мира.
Эти экономисты утверждают, что гибкие рынки труда (с незначительными ограничениями найма и увольнения работников), низкие налоги на предпринимателей и щедрые стимулы для инноваций вполне совместимы с относительно равным распределением доходов, с высокими социальными расходами государства и с выравнивающей социальной политикой (например, всеобщим бесплатным образованием).
По поводу этой модели продолжаются дебаты в Европе, а теперь они стали актуальны и для США, поскольку новая администрация Дональда Трампа пообещала помочь «проигравшим» из-за глобализации, одновременно повышая темпы инноваций и роста экономики. Однако в США политически намного труднее доказывать необходимость щедрых госрасходов на образование, медицину и финансовые гарантии пенсионерам, поскольку за подобными мерами всегда маячит призрак высоких налогов.
Поиск модели инклюзивного роста экономики начинает превращаться в задачу по поиску квадратуры политического круга. Ведь она предполагает значительное повышение госрасходов, особенно на образование, на пособия по безработице, на профессиональную подготовку, на здравоохранение.
В связи с этим полезно взглянуть на статистику Дании и Швеции, которые так часто ставятся в пример. В целом, эти страны имеют великолепные экономические показатели. Хотя темпы роста ВВП здесь не выше, чем в США, у большинства людей общее высокое качество жизни, при этом опросы показывают, что скандинавы (особенно датчане) являются одними из самых счастливых людей в мире. Но, как видно из следующего графика, в этих странах ещё и едва ли не самый высокий уровень соотношения госрасходов и налогов к ВВП среди стран ОЭСР.
Гипотетически, если бы США переняли датскую политику всеобщего бесплатного образования, сохраняя при этом неизменным соотношение налогов к ВВП, тогда бюджетный дефицит страны превысил бы 6% ВВП. У США был такой большой дефицит только во время Второй мировой войны и в период Великой рецессии 2008–2009 годов, когда были реализованы огромные программы стимулов для восстановления экономики. То есть один лишь переход к всеобщему бесплатному образованию в США может повысить дефицит бюджета страны до рекордного уровня, когда-либо наблюдавшего в нормальные времена.
В контексте такого сравнения может показаться, что квадратуру круга нельзя найти без серьёзного макроэкономического сдвига. Скандинавские страны меньше, они могут эффективней собирать налоги и администрировать предоставление госуслуг. Однако даже если США достигнут подобной эффективности (а это трудная задача для такой большой и разнородной страны), социальная солидарность будет по-прежнему требовать введения высоких эффективных налогов, как в Дании и Швеции.
Другой критически важный компонент скандинавской модели — гибкость рынка труда. В составляемом ОЭСР индексе «Законодательство о защите занятости» у США 1,2 балла по шкале от 0 до 5, где 0 означает абсолютная гибкость. Между тем, у Франции и Германии 2,8 баллов, у Италии — 2,9, а у Дании и Швеции — 2,3 и 2,5 соответственно. Как видим, хотя скандинавский рынок труда более гибок, чем у других стран континентальной Европы, американский рынок труда намного более гибок (и обеспечивает меньше гарантий), чем во всех этих странах.
Этот беглый статический обзор позволяет сделать вывод, что нам следует осторожней применять уроки скандинавской модели к таким большим странам, как США. Кроме того, для оценки долгосрочного влияния какой-либо модели на благосостояние граждан нам потребуется более динамический анализ, охватывающий, по меньшей мере, десятилетие. Только тогда мы смогли бы измерить, насколько активно инвестиции и инновации реагируют на те или иные стимулы, насколько дорого обходится бесплатное всеобщее образование в среднесрочной перспективе, как демографическая структура общества влияет на эффективность различных мер социальной политики.
Один лишь экономический анализ не способен решить исход политических дебатов между правыми и левыми. Однако он позволяет сузить и сфокусировать эти дебаты. Главное, чтобы их участники с обеих сторон чётче формулировали те ценности и цели, к которым, по их мнению, должно стремиться общество, и количественно оценивали свои предположения по поводу влияния конкретных стимулов на динамические показатели экономики. Только тогда демократическая страна сможет эффективно выбирать между потенциальными путями развития.
Хороший экономический анализ даёт возможность «конструктивным популистам» вести дебаты с «игнорирующими факты популистами-фантастами», которые сейчас, похоже, становятся популярны. Он предлагает реалистичную альтернативу, прозрачную, основанную на достоверных ожиданиях по поводу различных экономических мер и их последствий. Иными словам, экономический анализ может помочь сделать хороший выбор; но сам по себе он не позволяет его сделать.
Источник: Project-syndicate