Нельзя с уверенностью утверждать, что объявление Нобелевской премии по литературе Светлане Алексиевич накануне очередных выборов президента Республики Беларусь Александра Григорьевича Лукашенко было совсем случайным. Нобелевские премии по литературе выходцам из СССР всегда имели отчётливый политический подтекст: так было с Борисом Пастернаком, Александром Солженициным, Иосифом Бродским и вот теперь со Светланой Алексиевич. Впрочем, в этом нет ничего удивительного — литература говорит не только в горизонте «вечных вопросов», неизменно волнующих людей, но и от имени той социально-политической реальности, в которой эти люди живут. В этом смысле Нобелевская премия для постсоветских стран, болезненно и трагически переживающих политическое, — это не только факт международного признания таланта и профессиональных заслуг, но и политический перформанс, который провоцирует и одновременно тестирует западноевропейской лакмусовой бумажкой состояние умов и чувств постсоветского общества.
Как мы помним, умонастроения советского общества сталинской поры были настолько угрожающи для жизни Пастернака, что он вынужден был отказаться от премии; умонастроения советского общества времён Солженицына и затем Бродского были уже гуманнее, но тем не менее обоих авторов премия застала в вынужденной эмиграции. На что же спровоцировала и что протестировала в постсоветском обществе нынешняя номинация?
Она ещё послужит «нашему государству»…
Сперва хорошая новость: в момент объявления премии Светлана Алексиевич находилась на родине, в Беларуси, и факт присуждения Нобелевской премии не вынудил её уехать из страны под давлением «воли народа». Это очевидный знак дальнейшей гуманизации политической жизни в постсоветском пространстве — и Беларуси в особенности, которая без всяких преувеличений, является форпостом советского. Несмотря на все мерзости постсоветского авторитаризма, он существенно смягчился по отношению к «западной заразе»: беларуский авторитаризм не просто терпит западный мир, но даже пытается встроиться в европейский контекст, уловить, оседлать и, по возможности, использовать западноевропейские тренды. Нобелевская премия в этом смысле — хороший пример.
Действующий президент РБ (он же кандидат в президенты и вскоре снова — в пятый раз новоизбранный президент) А. Лукашенко поздравил С. Алексиевич, но при этом выразил надежду, что она ещё «послужит нашемугосударству и белорусскому народу» (курсив А.Л.). При этом практически все основные периодические беларуские издания дружно проигнорировали беспрецедентное для Беларуси событие (Светлана Алексиевич стала первой номинанткой Нобелевской премии в Беларуси). Лишь «СБ» опубликовала на первой странице фотографию С. Алексиевич с двусмысленным заголовком «Её главный день», который был нарочито придавлен гигантскими буквами другого заголовка — «Голосуй! А то проиграешь…». Тем самым власть дала понять, что признание, праздник и радость пока имеет исключительно индивидуальный (приватный) характер («её главный день»), а вот всенародность и национальный масштаб С. Алексиевич ещё нужно заслужить службой «нашемугосударству» и производному от него «белорусскому народу».
В свою очередь С. Алексиевич, никогда не скрывавшая своего отношения к ныне действующей власти и лично к А. Лукашенко, сделала свой выбор, дав первое интервью старейшей в Беларуси и одновременно опальной газете «Наша Нива». Не менее примечательно поведение министра культуры РБ, который взял паузу, чтобы понять как относиться к своенравной номинантке. Такое поведение не было пропущено самой номинанткой, которая отметила, что министр культуры РФ поздравил её раньше министра культуры РБ. Тем самым оказалась затронута вторая, пожалуй, самая актуальная, важная и сложная тема — идентичности русскоязычного беларуского автора.
Человек русской культуры…
В подавляющем большинстве российских СМИ (как провластных, так и оппозиционных) С. Алексиевич определялась как русская писательница, человек русского языка и культуры, представительница русского мира. Далеко не в последнюю очередь этим обусловлена оперативность реакции министра культуры РФ — это был, безусловно, важный политический акт присвоения русскоязычного культурного наследия, случившегося, по какому-то стечению обстоятельств, на западных окраинах русского мира. И не важно, что для подавляющего большинства россиян возник немой вопрос «Алексиевич? Кто это?», важно другое — русская литература в лице С. Алексиевич вновь (спустя 28 лет после присуждения Нобелевской премии И. Бордскому) нашла своё высшее международное признание.
Стоит, правда, отметить, что для такой оценки есть свои довольно веские причины. Прежде всего, языковые. Как известно, С. Алексиевич все свои книги написала на русском языке. Говорить о важности роли языка в литературе нет смысла: язык для литературы — это поистине дом бытия. Перформативная сила языка неизбежным образом создаёт своё собственное пространство смысла, звука, мира. Кроме того Светлана Алексиевич неоднократно определяла свою духовную идентичность через принадлежность к русской литературе и культуре, русской интеллигенции советской и досоветской поры [1].
Именно поэтому в социальных сетях со стороны многих беларускоязычных интеллектуалов послышались небезосновательные упрёки в адрес учредителей премии и самой судьбы за несправедливость вынесенного решения: премия не нашла ни одного из бесспорных беларускоязычных литературных авторитетов, способных консолидировать нацию (В. Быков, Р. Бородулин, А. Рязанов), но, словно нарочно, досталась человеку, пишущему на языке «братского народа». Тем самым факт присуждения премии русскоязычному автору стал одновременно наградой русскому языку и коррелятивному ему миру, а беларуский язык и коррелятивный ему мир погрузил в бездны беспощадного и безысходного забвения… [2]
Человек беларуского мира…
Однако, было бы большой неправдой и упрощением утверждать однозначность и решённость вопроса культурной и личностной идентичности С. Алексиевич. При всей своей советскости и русскости, в одном из первых после вручения премии интервью популярной российской газете «Комсомольская правда в Белоруссии» Алексиевич заявила о своей принадлежности «беларускому миру» и своем ученичестве у беларуского писателя Алеся Адамовича. [3]Столь же недвусмысленными были ответы журналисту «Народной воли». На вопрос о её отношении к данной в российских СМИ высокой оценке «классик русской литературы», Алексиевич, отшутившись («хорошо, что не лидер русского мира»), ответила: «Теперь у беларусов есть нобелевская премия. Это тоже повод для гордости. Потому что премию получила не я одна, её получили мои герои, мои родители, мой дед и прадед, который учился вместе с Якубом Коласом. В конце концов, премия — это результат общего гуманитарного накопления». [4] Не менее показательна в этом плане первая пресс-конференция Алексиевич, которая прошла не в Москве и не на официальных площадках (которые были гораздо презентабельнее, помпезнее и статуснее), но в маленькой, удивительно не подходящей для столь значимого по масштабам события квартирке-редакции газеты «Наша Ніва» — месте, символизирующем скромное обаяние беларуской андеграундной национальной культуры…
Проблема идентичности
Можно, конечно, утверждать, что говорить перед публикой — это одно, а «спокойно делать своё дело» [5] (т.е. продолжать писать по-русски и тем самым утверждать «хороший русский мир» [6]) — это другое. Однако, на мой взгляд, в случае со столь разноречивым признанием Светланы Алексиевич мы имеем дело не столько с разноречием и многоголосием вкусов и политических позиций, сколько с очередным проявлением старой доброй проблемы беларусов — проблемы идентичности. В этом смысле Нобелевская премия Светлане Алексиевич протестировала беларуское общество на чувствительность и рефлексивность в отношении к главной проблеме — проблеме беларуской идентичности. [7] Тем самым она поставила всех нас перед жизненно важными вопросами: Кто мы, говорящие преимущественно на русском языке и воспринимающие свой собственный национальный язык в качестве «знака беды»? Кто мы, зациклившиеся на советское прошлое настолько, что оно полностью заслоняет нам наше настоящее и вырастающее из него возможное будущее? Кто мы, признающие в россиянах своих «братьев и сестёр», духовных учителей и прочь., но открещивающиеся от возможного российского будущего как от чумы? Кто мы? Куда мы идём? Что делает нас «мы»?
Эти вопросы не отпускают и не отпустят нас до тех пор, пока на них не будут найдены ответы. И очень хочется верить, что это сделаем мы сами, какими бы разными, разноречивыми, разноголосыми и своенравными мы ни были. Поэтому давайте ещё раз поздравим Светлану Александровну и пожелаем ей долгих лет вдохновенного труда.
Примечания:
[1] Светлана Алексиевич не только родилась и социализировалась в СССР, но и неоднократно публично свидетельствовала о своей глубокой духовной связи с советской интеллигенцией, которую, судя по самосвидетельствам, она понимает как наследницу и правопреемницу русской дореволюционной интеллигенции. См. в этой связи дискуссию В. Акудовича и С. Алексиевич о судьбе интеллигенции: Нужна ли Беларуси интеллигенция? Рассуждают Светлана Алексиевич и Валентин Акудович. // Видеоматериал дискуссии: http://news.tut.by/society/198688.html
[2] Здесь, на мой взгляд, не менее очевиден политический подтекст: Европа поддержала «хороший русский мир» в лице беларуской писательницы (или наоборот: беларускую писательницу с лицом хорошего русского мира), дав понять россиянам и беларусам две вещи сразу. Во-первых, что русский мир достоин не только порицания, санкций и угроз, но и уважения и почтения (а значит примирения). Во-вторых, что Беларусь и её граждане неотличимы от России и/или являются её alter ego. Алексиевич выступила миротворцем на поле битве за умы и сердца людей подобно тому, как Лукашенко выступил миротворцем на поле брани российско-украинского военно-политического конфликта.
[3] Теперь я не буду думать, где взять деньги, чтобы спокойно писать // Комсомольская правда в Белоруссии от 9.10.2015. С. 2-3, 6.
[4] «Надо спокойно делать своё дело…» // Народная воля от 9.10.2015, № 79 (4024). С. 1.
[5] В одном из интервью С. Алексиевич отметила, что авторитаризм будет ещё долго господствовать на постсоветском пространств и потому нужно просто спокойно заниматься своим делом.
[6] «Я чувствую себя человеком белорусского мира, белорусских ощущений, человеком русской культуры и человеком, который долг жил в мире и является космополитом. Со мной все вместе. Добрый русский мир, гуманитарный русский мир, тот мир, которому до сих пор поклоняются все — литературе, балету, музыке великой, — да, этот мир я люблю. Но я не люблю мир Берии, Сталина, Путина и Шойгу — это не мой мир.» // С. Алексиевич «Общий уровень политической элиты у нас советского склада. Даже ещё хуже». Народная воля № 80 (4025) от 13.10.2015. С. 1.
[7] Эта проблема в той или иной степени стоит практически перед всеми постсоветскими государствами, включая Российскую Федерацию. Однако, на наш взгляд, сегодня, после крушения коммунистической утопии, корректно осуществлять поиски идентичности, исходя из национального частного, а не из наднационального общего.