Тревога за состояние белорусской высшей школы заставляет нас искать рецепты ее спасения в удачном опыте других стан. В статье»Успешный университет: автономия, свобода и конкуренция» Андрей Лаврухин, видимо полагает, что ссылками на результаты исследования«The Governance and Performance of Research Universities: Evidence from Europe and the U.S.» он поставил под сомнение наш вывод о бесполезности и даже вреде демократической модели управления для целей модернизации беларуской высшей школы. Боюсь разочаровать коллегу, но ему удалось лишь показать, что некоторые модели автономного управления университетами способны повышать конкурентоспособность этих вузов и обеспечивать высокие места в международных рейтингах. Но автономность еще не означает демократичности управления.
Большинство вузов, на которые ссылаются авторы этого не очень свежего исследования, в настоящее время демонстрируют все возрастающую авторитарность руководства. Нельзя сказать, что исследование устарело, но за пять прошедших лет некоторые тенденции в управлении университетами стали более заметными. И они свидетельствуют о том, что повсеместно растет востребованность эффективного руководства, не опирающегося на традиции академической демократии. Во всем мире все шире распространяется практика назначения ректоров и президентов вузов внешними управляющими органами и расширение их полномочий за счет ограничения прав сенатов. Даже в традиционно демократической Великобритании руководители университетов требуют для себя расширенных полномочий в сфере определения стратегии вуза, кадровых и финансовых вопросах [1].
Но, конечно, никто не утверждает, что только авторитарность является ключом к успеху. И пример про «свечной заводик» — ЕГУ — который пришел на ум коллеге, свидетельствует только о том, что вполне автономное учреждение, практикующее авторитарные методы решения внутренних конфликтов, может и не демонстрировать признаки научной и образовательной эффективности. Но не означает это и того, что при демократическом руководстве результат был бы иным. Кризис в ЕГУ — видимо, не столько следствие дефицита демократии, сколько результат отсутствия эффективного лидера. Такое эффективное лидерство способно обеспечить конкурентоспособность вуза даже без высокого уровня университетской самостоятельности, в чем можно убедиться на примере ряда новейших исследований. Это тем более впечатляет, что касается европейской высшей школы, в которой автономия и академическая свобода являются предметом почти религиозного поклонения.
Одно такое исследование анализирует связи конкурентоспособности с уровнем автономии в европейских система высшего образования [2]. Индикаторы конкурентоспособности систем высшего образования сопоставлялись с показателями уровня автономии, измеренными по методике Европейской ассоциации университетов в 26 странах Европы.
Та же методика использовалась для изучения белорусских вузов Общественным Болонским комитетом, экспертом которого является и коллега А. Лаврухин. Университеты были проранжированы в 4 измерениях: организационной, финансовой, кадровой и академической автономии. Уровень конкурентоспособности европейских университетов учитывал не только места в международных рейтингах, но и значительно более широкий круг индикаторов, отражающих также социальную и экономическую эффективность национальных систем высшего образования, таких как:
- Доля иностранных студентов в общей совокупности студентов вузов (показатель привлекательности).
- Доля иностранных студентов в докторантских программах (показатель привлекательности).
- Уровень отсева студентов (показатель качества результата).
- Доля трудоустроенных выпускников вузов в возрасте от 25 до 64 лет (показатель качества результата — способность к трудоустройству).
- Индекс относительной монетарной отдачи от высшего образования для выпускников вузов в возрасте от 25 до 64 лет (показатель влияния высшего образования).
- Доля научного персонала в вузах как процент от числа занятых (показатель отдачи).
- Доля привлеченных средств в доходах вузов (показатель устойчивости финансирования).
- Уровень развития инструментов независимого контроля качества обучения (показатель качества процесса высшего образования).
- Количество университетов из топа 500 Шанхайского рейтинга на миллион населения студенческого возраста (показатель репутации — качества высшего образования).
Такой подход расширяет круг вузов, к которым применима методология оценки конкурентоспособности, поскольку позволяет учитывать не только те функции, которые характерны для исследовательских университетов. Это комплексная оценка национальных систем образования, а не только отдельных элитных учреждений.
Не углубляясь в детали, стоит остановиться на принципиальных выводах исследователей. Оказалось, что финансовая автономия никак не влияет на успех. Напомню, что именно финансовую автономию коллега Лаврухин выдвигал в качестве главного фактора конкурентоспособности.
Что же касается других измерений автономии (организационного, кадрового и академического), то их влияние на конкурентоспособность высшей школы также не может быть однозначно подтверждено. В некоторых случаях они способствуют успеху, а в других нет. Все зависит от национального контекста. И то, что в одних странах усиливает конкурентоспособность, в других такого эффекта не дает. Более устойчивым является влияние удовлетворительного финансирования, социальной стабильности и инновационной репутации как системы в целом так и отдельного вуза. И, конечно, многое зависит от модели управления высшей школой.
В другом исследовании Мирового банка «Путь к академическому превосходству» на основе изучения истории успеха 11-ти исследовательских университетов по всему миру было показано, что именно сильное лидерство позволило этим университетам добиться впечатляющих достижений при различии в имеющихся в распоряжении ресурсов и степени автономии.
«Сильное лидерство», конечно, имеет разный смысл в разных культурных контекстах, в разных странах. На Западе оно может уживаться с традиционными академическими предрассудками типа университетской демократии. Но иные национальные контексты для достижения реальной эффективности требуют от вузовских руководителей более брутальных методов управления. У нас попытки демократизации менеджмента никаких положительный результатов не дали. Вспомним хотя бы перестроечные выборы директоров на предприятиях. Более того, никаких народных симпатии к подобным экспериментам вы не обнаружите. Их нет даже в среде интеллигенции.
И в Беларуси было время, когда профессора, студенты и уборщицы выбирали ректоров университетов. Но только никто не припомнит ни одного примера положительного влияния такой демократии на качество работы этих вузов. Отмена этой бесполезной практики не вызвала какого-либо недовольства в университетских коллективах тогда и не вызывает какой-либо ностальгии по демократии сегодня. Куда больше симпатий в среде ученых-тружеников вызывают бериевские шарашки, которые продемонстрировали неоспоримые свидетельства научной и конструкторской эффективности. И вовсе не чудовищем представлялся всемирно известным творцам советской атомной бомбы Берия: в узком кругу Зельдович, Сахаров и другие физики уважительно называли его не иначе как «наш Лаврентий Павлович». Конечно, время сейчас не то, но люди лучше не стали. И те, кто трезво оценивают возможности самоорганизации и самоконтроля в академической среде, вынуждены признавать: не то, чтобы для модернизации, для простого выживания высшего образования авторитарная власть является в определенном смысле выходом.
Когда же нас пытаются убедить, что вузовская демократия — это хорошо потому, что эффективно, возникает ощущение, что нас сознательно запутывают. Быть может, академическая свобода и демократия является ценностями, но к эффективности высшего образования отношения они не имеет. Это явная уловка — оправдывать ценности ссылкой на практические результаты.
[1] См. Аманда Гуделл. Власть и президентыуниверситетов // Center for International Higher Education.
[2] Linkages between university autonomy and success of European university systems.