Затронутая Альбертом Пионовым в статье «Университет: модернизация или свобода?» проблема — при всей ангажированности авторского подхода — имеет свои веские основания и резоны. Именно поэтому не хотелось бы оставлять приведенные автором аргументы без внимания.

Прежде всего, стоит признать, что в 1970–80-е годы университеты Германии и Швейцарии по уровню автономии, действительно, оставляли желать лучшего. Однако, низкий уровень автономии немецких и швейцарских университетов в 70-е гг. должен пониматься не как аргумент в оправдание белорусских вузов, но как симптом кризиса европейского континентального высшего образования, все больше и больше проигрывающего конкуренцию англо-американским университетам на глобальном рынке образования. В этом смысле Болонский процесс стал запоздалым ответом континентальной Европы на вызов глобальной конкуренции в образовании.

Трудно не согласиться и с тем, что представители профессорско-преподавательского состава являются той социальной группой университета, которая скорее будет сдерживать модернизацию и сохранять statusquo, чем инициировать ее. Парадоксально, но факт: даже нынешние мизерные зарплаты и удручающий уровень моральной мотивации не в состоянии вызвать перемены в представлениях о «природе университета» (не говоря уж об изменениях в поведенческих практиках). Подавляющее большинство преподавателей по-прежнему идеализируют советскую школу, а некоторые наиболее «продвинутые» — даже гумбольдтовскую модель XIX века. Нет никаких иллюзий и в отношении волюнтаризма руководства вузов. Если даже в белорусском университете в изгнании — ЕГУ — при достаточно жестком контроле со стороны доноров и общественности его руководителям удалось построить свой маленький «свечной заводик», что говорить об университетах, находящихся в гораздо более благоприятной для произвола местной среде? Для полноты картины я бы добавил сюда студентов, чья наивность, инфантилизм и легкомыслие (за редким исключением меньшинства зрелых и самостоятельных личностей) дают преподавателям и администраторам самые широкие возможности для произвола: от чтения лекций 50-летней давности с пожелтевшего листа до ежегодной мобилизации на картофельные поля. Однако —и на это г-н Пионов совсем не обратил внимание! — таковы все представители академических сообществ мира, а не только Беларуси.

Везде и всюду преподаватели индивидуалистичны, эгоистичны и ленивы, а студенты — беспечны и легкомысленны. Отсюда, естественно, возникает вопрос: почему те университеты оказываются в первой сотне всех международных рейтингов, а эти — плетутся в их хвосте? Если г-н Пионов полагает, будто я хочу сказать, что секрет успеха состоит исключительно в академической свободе и автономии, то он глубоко ошибается. Глобальная конкурентоспособность университетов, безусловно, зависит от целого ряда факторов, грамотное взаимодействие которых приводит к успеху. Ключевой вопрос в том, как сделать это взаимодействие грамотным и эффективным?

И тут я уже никак не могу согласиться с г-ном Пионовым, который, судя по всему, делает ставку на сложившуюся государственную вертикаль управления вузами и встроенных в нее высокопоставленных управленцев. При всех разногласиях между самыми авторитетными экспертами в области образования, науки и инноваций, все они согласны в одном: наука, образование и инновации — самые сложные для управления объекты. Именно поэтому чиновникам, наблюдающим «призводственную функцию» в образовании и науке извне, трудно понять, какие результаты являются предпочтительными при оценке эффективности университетов, и каковы пути их достижения. Более того, мировой опыт показывает, что хуже всего это получается как раз у высокопоставленных государственных чиновников. И напротив: гораздо больших результатов добиваются университеты с высоким уровнем автономии и необходимостью бороться за финансирование в условиях жесткой конкуренции (а не в условиях гарантированного дотирования из госбюджета). Именно к такому выводу пришла группа исследователей Гарвардского университета под руководством Филиппа Агийона, результаты которого недавно были представлены в серии Национального бюро экономических исследований США.

Тезис о связи результативности с автономией и конкуренцией не нов. Это исследование лишний раз подтвердило его правомерность на достаточно большой выборке европейских университетов и благодаря изучению преимущественно экономических параметров. Данные по автономии и финансированию университетов США и Европы авторы получили из сторонних исследований и собственного опроса 71 европейского университета по таким вопросам как: «Свободен ли университет в определении учебной программы? Насколько государство вмешивается в вопросы зарплаты и найма? Есть ли у вуза собственные механизмы отбора студентов, или зачисление идет по результатам централизованных госэкзаменов? Нужно ли университету утверждать бюджет в правительстве? Какова доля грантового финансирования? Какой процент профессоров является выпускниками этого же университета (малая доля „сторонних“ сотрудников может свидетельствовать о стагнации)?». Факторный анализ результатов опроса выявил связь степени автономии университетов с необходимостью конкурировать за ресурсы. Затем полученные индексы автономии сравнили с научной продуктивностью, взяв за основу наиболее полный и адекватный Шанхайский академический рейтинг университетов. Оказалось, что наиболее самостоятельными и продуктивными являются университеты Великобритании и Швеции, а худшие показатели — у Испании.

Примечательно, что в Великобритании лишь 13% вузов должны утверждать свои бюджеты в правительстве, в то время как в Германии и Франции — все без исключения. Британские университеты могут платить разные зарплаты преподавателям одного ранга в зависимости от научной и академической продуктивности, в то время как во Франции, Италии и Испании это невозможно. Эндогамия (доля профессоров и преподавателей, имеющих диплом того вуза, в котором работают) французских и испанских вузов превышает 50%. В целом, результаты исследования показали, что европейские университеты, не утверждающие бюджет в правительстве, находятся в среднем более чем на сто строчек выше остальных. И наоборот, госфинансирование портит университеты: каждый дополнительный процент университетского бюджета, поступающий из базового госфинансирования, коррелирует с падением в рейтинге на 3,2 позиции. В то же время, каждый процент из грантовых денег, за которые университету надо соревноваться, несет «прибавку» в 6,5 строчек рейтинга.

Не менее интересны и поучительны результаты анализа взаимосвязи между патентной активностью и уровнем автономии американских университетов. Оказалось, что более автономные университеты использовали денежные прибавки любых объемов более эффективно и патентная активность их выпускников была выше. При этом само по себе увеличение финансирования не являлось определяющим: для штатов-аутсайдеров типа Канзаса дополнительные деньги оборачивались даже снижением патентной активности, в то время как увеличение бюджета грантовых фондов NSF, NIH и NASA коррелировало с ростом патентирования.

Все вышесказанное подводит нас к выводу: наиболее эффективным инструментом научно-технической политики является стимулирование конкуренции и обеспечение автономии и свободы университетов. Как возможна модернизация белорусских университетов в условиях «ручного управления», подавления академических свобод и государственной монополии — вопрос открытый.