В ноябре 2013 г. в ряде СМИ появилась информация о создании в Беларуси Академического университета. Идея создания исследовательского университета давно витала в воздухе и потому отрадно, что у нее, наконец, появился шанс стать реальностью. Однако, что это будет за реальность — вопрос открытый.Помимо архаичного названия, отсылающего к временам Петра I, настораживают две вещи: ключевые принципы и исходный пример для подражания. Анонсируя проект Академического университета, главный ученый секретарь НАН Беларуси Сергей Килин выделил в этой связи два момента: элитность (70-80 лучших магистрантов страны) и «верховенство белорусской номенклатуры» («ректорами станут ведущие государственные деятели нашей страны»). В качестве примера для подражания взят опыт Российской Федерации: «аналогами этого университета можно назвать Санкт-Петербургский академический университет Российской академии наук и Сколковский институт науки и технологии».
Прежде всего, возникает вопрос, насколько удачно выбран пример для подражания? За последние два года о кризисном состоянии науки в России не высказался только ленивый: все признают этот факт, но никто ничего не может с этим поделать. Попытки инициировать реформу РАН сверху натолкнулась на яростное сопротивление ученых снизу: с момента обнародования правительственного законопроекта масштабной реформы РАН (27 июня 2013 г.) начались протесты российских ученых против запланированной реформы, которые не прекращаются и по сей день. В свою очередь, представители научного сообщества так и не предложили согласованной и внятной альтернативы правительственному законопроекту. В результате сложилась патовая ситуация: РАН РФ кризис признает, но с навязанной властями реформой не согласна, а свою не предлагает.
У многих российских экспертов по реформам в науке сегодня возникает ощущение, что подписанный 27.09.2013 президентом РФ закон «О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» постигнет старая добрая участь: неадекватность закона будет компенсироваться необязательностью его исполнения. Как бы то ни было, сейчас очевидно одно: результаты запланированных реформ в настоящий момент неясны в силу отсутствия самих этих результатов. Насколько на самом деле будет успешна реформа, покажет время. Единственное, чему сейчас может научить российский опыт, — необходимости согласовывать планы реформ с научным сообществом уже на стадии их подготовки.
Но даже если занять позицию неисправимого оптимиста, истово верующего в успешность российских научно-образовательных инновационных проектов, несложно предположить, что белорусская копия будет неизбежно уступать российским оригиналам. Прежде всего, в силу несоразмерности финансовых ресурсов. Самое яркое тому свидетельство — взятый за образец Сколковский институт науки и технологии с планируемым к 2020 г. эндаументом без малого в 2 млрд. долларов. Для сравнения: по данным ГКНТ, бюджетные расходы на финансирование всей научной, научно-технической и инновационной деятельности Беларуси в 2012 г. составили 136 млн. долларов. В пределах этой же суммы они были в 2013 г. Приблизительно такими же они оставались на протяжении последних 5 лет. Рассчитывать на чудесное увеличение финансирования науки, по меньшей мере, в ближне- и среднесрочной перспективе, увы, не приходится.
Между тем, уровень финансирования является определяющим фактором по той простой причине, что именно от него зависит, приедут ли в университет именитые профессора, и в состоянии ли он будет заинтересовать ведущие вузы мира в действительном, а не формальном, межинституциональном сотрудничестве. Например, все тот же Сколтех благодаря впечатляющему финансированию смог привлечь в качестве со-основателя знаменитый Масачуссетский технологический институт (MIT). Ректором Сколтеха является профессор MIТЭдвард Кроули, а преподавание организовано исключительно на английском языке именитыми профессорами из лучших университетов мира. Может ли Беларусь позволить себе такую роскошь?
Можно, конечно, на это возразить ссылкой на принципиальную некалькулируемость символического капитала науки: деньги в науке решают не все. Действительно, в структуре мотиваций ученого не менее важной является символическая составляющая: авторитет, атмосфера, креативная среда, окружение, признание. Однако, надежды на то, что белорусский дефицит финансов может быть компенсирован благоприятными нематериальными факторами разбиваются о второй ключевой принцип — «верховенства белорусской номенклатуры» («ректорами станут ведущие государственные деятели нашей страны»). К слову, именно этот момент — профессиональная некомпетентность администрации и низкая вовлеченность представителей научного сообщества в структуры управления — стал одним из камней преткновения для очень хорошо дотируемого проекта Инновационного центра в Сколково (до 2020 г. в его развитие планируется вложить 14 млрд. долларов). Однако, при всей критике в адрес Сколково, инициаторами и руководителями как Сколтеха, так и Санкт-Петербургского академического университета РАН все же являются известные ученые и/или успешные бизнесмены.
Показателен в этом плане Санкт-Петербургский академический университет Российской академии наук, который был создан на базе всемирно известного (прежде всего, благодаря трем работавшим в нем Нобелевским лауреатам — Н. Н. Семенову (1956), Л. Д. Ландау (1962) и Ж. И. Алферову (2000)) Физико-технического института им. А. Ф. Иоффе. В настоящий момент он возглавляется Нобелевским лауреатом академиком Ж. И. Алферовым. Несмотря на преклонный возраст академика (в этом году ему исполнится 84 года), символическое значение ректора-Нобелевского лауреата трудно переоценить: лучшие кадры ППС и студентов привлекает именно символический капитал университета, ведь идут на имя и авторитет, а не на управленцев (даже если они гениальные менеджеры). Как известно, среди «ведущих государственных деятелей нашей страны», по меньшей мере, в настоящий момент, нет Нобелевских лауреатов. Нет среди них и успешных бизнесменов или известных менеджеров-инноваторов. Единственное позитивное отличие «ведущих государственных деятелей нашей страны» состоит в том, что их средний возраст значительно моложе возраста Нобелевского лауреата Ж. И. Алферова. Но достаточно ли этого для того, чтобы реализовать столь амбицизные планы? Может ли «молодой» (по данным на 2009 г. средний возраст членов президиума правительства составляет 56,6 лет, всего правительства — 53,3 года) «ведущий государственный деятель нашей страны» привлечь «лучшие умы» в новое «учреждение образования и науки» и сделать его элитным не по пропускному (т.е. административно-командному), а по меритократическому принципу?
Исходя из всего вышесказанного, выбор российских инновационных образовательных проектов в качестве образца для подражания не объясним с точки зрения рационального целеполагания. Судя по всему главной причиной стала не история успеха и не ясное видение будущей перспективы, но по-прежнему неистребимая вера в неотвратимую предзаданность будущего Беларуси советским прошлым и патологическая боязнь принять самостоятельное новаторское решение.