Недавно А. Лукашенко вновь заговорил о необходимости выработать национальную идею. Как вы полагаете, почему за минувшие почти 20 лет такая идея так и не появилась?
Алексей Браточкин.Во-первых, я бы, наверно, подумал о самом контексте речи Александра Лукашенко, в которой он заговорил о необходимости «национальной идеи». Для одних экспертов она означала старт предвыборной кампании 2015 года, с расчетом на тех избирателей, для которых важны национальные лозунги. Другие эксперты обратили внимание на то, что использование «национальной» риторики всегда было свойственно Лукашенко, но она наполнена смыслом, который резко отличается от риторики, например, партии БНФ на ту же тему. Главный редактор журнала ARCHE Валера Булгаков удивился тому, что в речи Лукашенко прозвучало слово «идентичность», а о белорусской истории президент рассказывал нетипично, предлагая ее «длинную» генеалогию, от Полоцкого княжества, а не от БССР.
Если внимательно посмотреть текст речи Александра Лукашенко, то там также можно найти не только слово «идентичность», но и словосочетание «неолиберальная мораль», слово «глобализация», выражение «национальная художественная школа» и другие «куртуазные» выражения, которые могут свидетельствовать не столько о смене политического курса, сколько о том, что у президента мог смениться спичрайтер. Хотя понятно, что за прошедшие после 1994 года двадцать лет, политический режим нуждается также в апгрейде лозунгов, под которыми должна проходить политическая мобилизация. Ностальгия по советскому прошлому ушла к началу 2000-х, риторика выгоды от «Союзного государства, России и славянского братства» не работает, наступило время «нации», или, может быть, дальнейшей самоизоляции страны под соусом «национальных интересов», совпадающих с интересами политического режима.
Во-вторых, нельзя говорить о том, что никакой национальной идеи в Беларуси за 20 лет так и не появилось. Согласно исследованию политолога Андрея Казакевича, в Беларуси за это время появились и с переменным успехом функционируют четыре идеи нации, каждая из которых имеет свою интеллектуальную аудиторию (изучались как раз интеллектуальные тексты). В этих «концепциях нации» различным образом рассматривается советское прошлое, роль белорусского языка, истории и культуры, роль государства и так далее. Эти идеи, обнаруженные в интеллектуальном пространстве, имеют, возможно, какую-то поддержку среди остального населения или даже включены в какие-нибудь политические программы, но в итоге — идеи есть, а «национальной идеи» нет, и это признает даже Лукашенко. Нет чего-то, что могли бы разделять, и, главное, во что «верить», по словам Лукашенко, и «академик» и «крестьянин». Что заставляет подумать над вопросом о том, в каком обществе мы живем и какого единства жаждем?
Белорусское общество фрагментировано, в нем множество линий разделения. На поверхности, как минимум — политический раскол и социальное расслоение, и эти две лини разделения могут причудливо переплетаться. Недавняя акция «Стоп-бензин» в этом смысле интересный феномен — многим ее участникам акция нравится с точки зрения поддержки «социально-ориентированных» цен на бензин, но при этом не все участники готовы к ее политическому измерению, к тому, что это выступление против правительства и властей. А также многие ее участники не готовы понять то, что для тех, у кого нет машин, такие акции могут восприниматься как определенная «зажратость» части белорусского общества. Под какими лозунгами можно объединить всех участников акции?
Собственно, этого примера достаточно, чтобы показать, какого рода идеи могут стать «национальными» — такие идеи, в которых будет учитываться не то, что объединяет всех белорусов, а то, что их разъединяет. Или можно сказать иначе: не будет никакой «национальной» (общей) идеи, пока мы не признаем то, что нас разъединяет, и пока политика (в том числе и нынешнего режима) не станет сферой, где учитывается вся сложная картина белорусского общества. Да и граждане должны быть более информированными о том, что происходит за пределами их социальных групп.