Политическая идеология, так или иначе, связана с обслуживанием групповых интересов, нередко выдаваемых идеологами за всеобщие интересы. Партикулярный характер идеологии не позволяет ни одному идейно-политическому течению претендовать на артикуляцию и агрегацию интересов всего общества, поскольку последнее представляет собой сложное, внутренне противоречивое образование, состоящее из множества разнообразных социальных групп со своими специфическими и очень разными потребностями, интересами, ценностями и идеологическими воззрениями.

Вместе с тем роль идеологии в жизни общества и человека заметно разнится в зависимости от типа политической системы. В одних политических системах значение идеологии относительно невелико либо сводится практически к нулю, в других же, которые нуждаются в постоянной мобилизации массовой политической поддержки, правящая идеология оказывается основным инструментом легитимации действующего политического режима и всецело определяет его публичную политику.

Доминирующую роль политическая идеология играет в тоталитарных режимах, например, в нацистской Германии, Советском Союзе при Сталине или в сегодняшней Северной Корее. В отличие от остальных общественных систем, возникающих естественным, преимущественно спонтанным (самопроизвольным, стихийным) образом, тоталитаризм является искусственной системой. Он создается сознательно, на основе заранее разработанного утопического проекта, нацеленного на ультрарадикальное и насильственное переустройство исторически сложившихся общественных отношений. Во главе тоталитарного режима всегда стоит строго централизованная партия, которая, узурпировав государственную власть, нуждается в интенсивной и экстенсивной политической мобилизации масс для планомерного воплощения своих утопических постулатов на практике. Поэтому основополагающей чертой любого тоталитарной системы является идеологизацияжизни общества и личности, стремление партии-государства к всеобъемлющему (тотальному) контролю и детальной регламентации всех социальных процессов в соответствии со своей идеологической утопией и вытекающими из нее конкретными коллективными целями. Во имя некой «великой идеи» тоталитарное государство стремится контролировать и регламентировать даже такие сугубо приватные проявления жизни, как мысли и чувства человека, его духовные помыслы, религиозные и политические убеждения, творческие искания, художественные вкусы, стиль жизни, отношения с близкими людьми, любовь, дружбу и т. д. Любой, кто не вписывается в требования системы, подвергается моральному и физическому террору.

Свойственный тоталитаризму политический монизм обуславливает монизм идеологический и наоборот. В тоталитарных режимах идеология монопольно правящей партии имеет статус государственной идеологии, даже если она в качестве таковой официально не продекларирована. Достаточно того, что данная идеология объявляется общеобязательной и навязывается обществу всей силой государственной власти как единственно верное политическое учение. В СССР государственной идеологией являлся коммунизм («марксизм-ленинизм»), в гитлеровской Германии — национал-социализм, в Италии при Муссолини — фашизм, в полпотовской Кампучии — национал-коммунизм. В тоталитарных системах государственная идеология делит общество на просвещенную элиту, постигшую абсолютную истину, и темную массу, которую надо вразумлять и перевоспитывать, для чего создается мощная система идеологической обработки населения, манипулирования массовым сознанием. При этом всякое инакомыслие подавляется, ибо без единой идеологической веры невозможно массовое послушание. Все альтернативные политические воззрения запрещаются как ложные и враждебные.

В авторитарных режимах, в отличие от тоталитарных государств, единая идеология обычно отсутствует, поскольку правящая элита не имеет утопических амбиций, не претендует на тотальную ломку сложившегося общественно-экономического порядка и потому не заинтересована в интенсивной политической мобилизации. Авторитаризм нередко определяют как способ правления с ограниченным и неответственным политическим плюрализмом, а он предполагает и частичный идеологический плюрализм. Власть озабочена главным образом проблемами собственной безопасности, защиты политического строя, обороны, внешней политики, что не исключает возможности проведения той или иной радикальной экономической и социальной политики. Поэтому она ограничивает или запрещает деятельность политической оппозиции, но при этом не стремится к тотальному контролю над обществом и личностью, сохраняет относительную автономию граждан в неполитических сферах, экономический, социальный и культурный плюрализм.

Говоря словами Хуана Линца, авторитарные режимы, в отличие от тоталитаризма, легитимируются через «менталитеты», а не через идеологии. Они, как правило, консолидируются на основе размытой концепции общенациональных интересов и недемократической ментальности населения. Однако среди авторитарных лидеров встречаются и такие, кто в погоне за легитимностью пытается конструировать разного рода собственные идеологические доктрины и даже объявлять их государственными, хотя на деле все они чаще всего оказываются псевдоидеологиями. В качестве исторических примеров можно назвать «хустисиализм» Х. Д. де Перона в Аргентине, «консиенсизм» К. Нкрумы в Гане, «лирический социализм» А.Секу Type в Гвинее, «философию революции» Г. А .Насера в Египте, «мобутизм» Ж. Мобуту в Заире, «Панча шила» А. Сукарно в Индонезии, «третья мировую теорию» М. Каддафи в Ливии. В подобных случаях другие идеологии не обязательно подлежат запрету, но каналы их артикуляции существенно ограничиваются.

В демократических режимах государственная идеология отсутствует по определению. Одним из важнейших принципов, характеризующих положение политических идеологий в современных, конституционно-правовых (либеральных) плюралистических демократиях является идеологический плюрализм — свободное соперничество разнообразных идей, доктрин, течений, что исключает возможность появления единой, государственной идеологии. Множественность идеологий является одним из выражений такого фундаментального принципа современной демократии, как полный и ответственный политический плюрализм. Причем в демократических системах идеологии используются в политическом процессе преимущественно лишь на этапах, связанных с агрегацией групповых интересов, их концентрацией в партийные программы и межпартийной борьбой за то, чтобы в результате выборов один из партийных курсов стал государственным.

Вместе с тем идеология правящей партии может оказывать существенное влияние на формирование и осуществление государственной политики. Однако, в отличие от государственной идеологии, она не является общеобязательной, терпима к своим оппонентам, периодически сменяется вместе со сменой самой правящей партии и ей не подвластны правовые, культурные, духовные, нравственные регуляторы общественных отношений. Политический плюрализм обеспечивает автономность политического участия масс и умеренный характер их политической мобилизации. Любая политическая партия придерживается той или иной идеологии, чтобы завоевать поддержку избирателей, стать правящей и использовать полученную власть в соответствии со своими целями. И хотя всякая идеология носит тенденциозный характер, межпартийная конкуренция не позволяет ни одной из них превратиться в моноидеологию, которая бы претендовала на истину в последней инстанции.

Как же в таком случае соотносятся идеология и государство в либерально-демократическом плюралистическом обществе? С одной стороны, очевидно, что государство не должно иметь своей особой политической идеологии, поскольку оно представляет собой институт, призванный выступать от имени и для всего общества. Поэтому любая правящая идеология, если она не хочет быть тоталитарной, подавляющей свойственный современной демократии идеологический плюрализм, не должна претендовать на статус единой, одной на всех государственной идеологии. С другой же стороны, любое демократическое государство, формулируя и воплощая в жизнь политический курс общества или составляющих его групп, не может не опираться на определенную систему ценностей, норм, идеалов и принципов, независящую от того, какая политическая сила является правящей.

Итак, налицо теоретическое противоречие: наличие государственной идеологии противоречило бы принципу плюрализма идеологий, но эффективное государство не способно обходиться без единой системы ценностных воззрений, определяющих его политический курс. Как же выходит из данного противоречия современное демократическое общество? Каким образом в теории и на практике совмещается принцип идеологического плюрализма и необходимость ценностного единства при формировании и осуществлении государственного курса?

Дело в том, что свойственное демократическому обществу многообразие идеологических взглядов и течений не означает, что в таком обществе отсутствуют какие-либо объединяющие, общенациональные идеалы и ценности. Демократия, по определению, является институционализированной системой для разрешения конфликтов. Как отмечает Сэмиэл Хантингтон, при полном отсутствии социальных конфликтов политические институты не нужны, а при полном отсутствии социального консенсуса они невозможны. Две группы, видящие друг в друге непримиримых врагов, не могут сформировать фундамент для сообщества до тех пор, пока это взаимовосприятие не изменится. У групп, составляющих общество, должны быть совместимые интересы [1]. Поэтому демократия невозможна без хотя бы минимального консенсуса в обществе. Джованни Сартори выделяет три различных уровня такого общественного (национального) консенсуса [2].

Во-первых, базовый (ценностный) консенсус, который означает согласие значительного большинства граждан демократического сообщества с фундаментальными ценностями современной демократии (естественные и неотчуждаемые права человека, господство права, политический плюрализм и др.). Он включает в себя также согласие в том, кто может обладать статусом гражданина в национальном государстве, полноценно пользоваться гражданскими и политическими правами. Базовый консенсус является философско-мировоззренческой основой государственного политического курса, он устанавливает ценностные ориентиры и ограничительные рамки государственной политики.

За долгие годы открытой идеологической конкуренции многие политические ценности, исповедуемые той или иной идеологией, постепенно получили в ряде демократических стран признание со стороны всего общества. Они превратились в общенациональные ценности и в этом смысле утратили свой первоначально идеологический характер. В процессе консолидации демократии такое превращение пережили, например, классические либеральные ценности естественных прав человека, негативной свободы, равноправия и равенства перед законом, либерально-реформистские ценности социального государства и равенства возможностей, социал-демократические ценности экономической демократии и социального партнерства, консервативные ценности традиционализма и антиэгалитаризма. Сегодня эти идеи, так или иначе, признаются всеми ведущими политическими силами, независимо от их идеологической ориентации.

Во-вторых, процедурный (нормативный) консенсус относительно политического режима, основных демократических правил игры, политических институтов, посредством которых разрешаются конфликты. Этот консенсус основывается на всеми разделяемом восприятии соразмерности и справедливости демократических институциональных процедур. Если конфликты захватывают институциональную структуру политической системы, то основания для преодоления конфликтов сами оказываются под вопросом, а вместе с ними и сама демократия.

В-третьих, политический (программный) консенсус относительно определенных политических курсов или отдельных аспектов публичной политики. На уровне политического процесса, где сталкиваются альтернативные политические курсы, политические программы, идеологии и интересы, где идут постоянные дискуссии между противоборствующими политическими силами, между властью и оппозицией, именно конфликты являются необходимым условием демократии. Поэтому должен существовать консенсус относительно того, что здесь консенсуса быть не может. Впрочем, как отмечает Сартори, нельзя утверждать, что и на этом уровне консенсус полностью невозможен или нежелателен. Политические разногласия могут внести изменения в сложившийся консенсус или сформировать по определенным проблемам новый консенсус, что обычно находит выражение в смене правительств.

Ценностный консенсус, будучи продуктом того или иного синтеза различных идеологий (прежде всего, либерализма, консерватизма и социал-демократии), формируется в обществе, на уровне повседневного поведения граждан. Он является результатом длительного демократического развития и одним из основных критериев консолидированной, или завершенной, демократии, когда значительное большинство граждан уверено в том, что права и свободы человека представляют собой высшую политическую ценность, а демократические институты являются наилучшим способом управления, тогда как поддержка внесистемных сил и альтернатив является очень незначительной. Долгосрочная стабилизация демократии во многом зависит от того, удается ли достичь такого базового консенсуса.

В консолидированном демократическом обществе решающее влияние на характер государственного курса оказывает не какая-нибудь конкретная идеология, а именно общенациональная система ценностей. Например, государство при проведении своей политики должно руководствоваться общепризнанной в обществе идеей приоритета прав и свобод человека, нормами права, уважать принцип плюрализма интересов, права меньшинств и т. д. В то же время конкретное содержание государственного курса во многом зависит от идеологии той политической партии (партийной коалиции), которая контролирует правительство. Если в результате очередных выборов к власти приходит оппозиционная партия (коалиция), то вместе со сменой правящей партии меняется правящая идеология и, стало быть, государственная политика так же претерпевает определенные изменения, но фундаментальные ценности и нормы остаются при этом незыблемыми.

Однако для осуществления самого перехода к демократии, на начальной стадии которого устанавливается формально-демократический режим,т. е. минимальная (электоральная) демократия, основополагающий ценностный консенсус, глубокое и активное согласие с фундаментальными ценностями демократии не является обязательным (хотя и вполне благоприятным) условием. Центральным для фазы демократизации, ее отправным пунктом и обязательным условием является процедурный консенсус политических элит. Жесткое фиксирование и стабильность правил, например, полностью свободные от манипулирования («честные») выборы, являются предпосылками для того, чтобы успешно регулировать неизбежные конфликты, возникающие при распределении власти, материальных ресурсов, социальных статусов. Достижение такого консенсуса, и особенно согласия элит с правилами разрешения конфликтов, не позволяет политической борьбе вылиться в «войну всех против всех». Поэтому там, где его нет, как, например, в Ираке или Афганистане, переход к демократии невозможен. Там, где он не носит всеобщего характера, как в Латвии и Эстонии, где под влиянием господствующей идеологии этнокультурного национализма значительная часть русскоязычного меньшинства лишена гражданства и электоральных прав, либеральная демократия является дефектной[3].

В консолидированных демократиях идеологические расхождения касаются в основном конкретных аспектов публичной политики. Например, в ряде стран (Португалия, Польша, США) проблема абортов по-прежнему вызывает настолько острые дискуссии между либеральными и консервативными силами гражданского общества, что правительствам приходится периодически вмешиваться и принимать определенные политические решения. С недавних пор предметом ожесточенной полемики в США стало право на ношение оружия, подтвержденное Второй поправкой к американской Конституции. В современных демократически развитых обществах накал политических и идеологических страстей попеременно вызывают многие проблемы, как сугубо материальные, к примеру, борьба с международным терроризмом, пути выхода из финансового кризиса, сокращение государственных социальных субсидий, захоронение радиоактивных отходов, налогообложение, оккупация Ирака, война в Афганистане, так и постматериальные — иммиграция, отмена смертной казни, однополые браки, клонирование, эвтаназия и др.

Вместе с тем в консолидированных демократиях не являются объектом идеологической борьбы ряд фундаментальных мировоззренческих вопросов, которые все еще раскалывают многие модернизирующиеся общества: приоритет прав человека или интересов государства, демократия или автократия, капитализм или социализм, рыночная или плановая экономика и т. д. Считается неприемлемой даже сама постановка такого рода дилемм. Рыночно-демократические ценности носят характер общенационального мировоззренческого кредо и положены в основу конституций демократических стран. Поэтому фундаментальные ценности не меняются с выборами — выборы приводят лишь к периодической смене правящих идеологий и политических курсов.

Можно ли систему ценностей индустриально развитого консолидированного демократического общества называть идеологией? На мой взгляд, нет. Вслед за П. Бергером и Т. Лукманом я полагаю, что понятием «идеология» не стоит пользоваться, когда речь идет о существовании некоего единства в системе ценностей (или, другими словами, о ценностном консенсусе). «Например, ­– отмечают Бергер и Лукман, — не слишком осмысленно говорить о христианстве как об идеологии в Средние века, несмотря на то, что оно имело явное политическое значение для правящих групп, — по той простой причине, что в христианском универсуме „жили“ все члены средневекового общества» [4]. Точно так же вряд ли правильно говорить о конституционно-правовой плюралистической демократии как о некой идеологии, если с фундаментальными ценностями данной политической системы согласны, так или иначе, практически все граждане демократического сообщества. Подобное обозначение общенациональной системы ценностей сделало бы понятие идеологии недопустимо широким и действительно малоосмысленным [5].

Таким образом, в современных демократиях государство опирается не на определенную идеологию, а на идеологический плюрализм и ценностно-нормативный консенсус, закрепленный в национальной конституции, действующих институтах, моделях поведения, традициях и обычаях общества. И все же нельзя не признать, что длительная гегемония определенной политической идеологии в конкретной государственной политике накладывает глубокий отпечаток на характер ценностно-нормативного консенсуса. В зависимости от того, какая идеологическая традиция доминирует в процессе формирования и осуществления политического курса демократического правительства, все индустриально развитые демократии можно условно подразделить на неоконсервативные и социал-демократические политические системы Основанием для такой классификации является степень ограничения роли государства в экономике. Неоконсервативные демократические системы ориентированы на относительно свободный рынок, социал-демократические — на усиление государственного регулирования [6].

Демократические правительства сталкиваются с необходимостью, с одной стороны, поддерживать на прежнем уровне или увеличивать государственные расходы, а с другой — аккумулировать ресурсы для экономического роста. Современным демократиям приходится отвечать на такие вызовы, как относительно низкие темпы экономического роста, загрязнение окружающей среды, финансовый кризис, безработица. Эти проблемы нередко разделяют общества на противоборствующие группы. Например, значительная часть среднего класса возражает против роста экономики, пагубно влияющего на экологическую безопасность, тогда как не менее значительная часть рабочего класса делают иной выбор. Стоящие перед демократическими странами дилеммы могут решаться как «рыночными» средствами (Великобритания при М. Тэтчер или Д. Мейджоре, США при Р.Рейгане и Д. Буше), так и «социал-демократическими» методами (Норвегия, Швеция).

Однако при всех идеологических различиях в политике, которую проводят демократические режимы, между ними наблюдается сближение в вопросах налогообложения, социальной помощи и регулятивной политики государства. И неоконсервативные, и социал-демократические партии стремятся уменьшать налоги, делать более адресованной социальную политику, реструктурировать и сокращать государственные ведомства. Проблема экологической безопасности внесла столь серьезный раскол в ряды правых и левых партий, что в ряде европейских стран появились влиятельные партии «зеленых», ориентированные на сохранение окружающей среды.

Формирование национального согласия вокруг основополагающих принципов общественно-политического устройства является проблемой для модернизирующихся обществ. Достижение ценностно-нормативного консенсуса предполагает постепенное объединение, интеграцию тех или иных базовых компонентов противоборствующих идеологических течений в одну, внутренне непротиворечивую и общепризнанную систему фундаментальных ценностей и регулятивных норм. Но для того чтобы какие-то идеологические принципы превратились в общие ценности, они должны отвечать национальным традициям и пройти проверку историческим временем. Как показывает опыт ряда «старых» и «новых» демократий, процесс формирования ценностного консенсуса занимает довольно длительное время и сопровождается острой идеологической борьбой. Так, многим западноевропейским демократиям удалось придти к относительному либерально-консервативному консенсусу только во второй половине прошлого века, когда «левые» политические партии превратились в умеренные и системные, а идеологические конфликты трансформировались в разногласия по вопросам публичной политики при согласии относительно фундаментальных принципов общественно-политического устройства. Однако вплоть до сегодняшнего дня сложившийся в Западной Европе ценностный консенсус постоянно подвергался и подвергается вызовам со стороны различных радикальных течений: от «новых левых» и антиглобализма до «новых правых», от экологизма до неонационализма и исламского фундаментализма.

Складыванию ценностного консенсуса обычно предшествует достижение процедурного консенсуса, который в качестве обязательного условия предполагает консенсусно-ориентированное поведение политических элит, нейтрализующее центробежные и дезинтегрирующие силы в плюралистическом обществе. В процессе перехода к демократии он возникает либо в патовой ситуации, побуждающей оппозицию и приверженцев «старого режима» к переговорам и достижению компромиссов [7], либо в ситуации доминирования оппозиционных элит, проявляющих заинтересованность в создании демократических процедур. Но в любом случае если не существует такого консенсуса, то политические процессы превращаются в «суету вокруг власти» (Сартори) и тогда перспективы установления демократии становятся весьма проблематичными. В свою очередь, наличие прочного нормативного консенсуса не только консолидирует политическую элиту, но и создает предпосылки для общенационального ценностного консенсуса, который формируется посредством так называемых символических действий политической системы и политической социализации (или ресоциализации) населения.

Символическая политика заключается в отстаивании ценностей политической системы внутри общества и во внешнем мире, в создании исторических мифов и символов для поддержания национальной идентичности, демократической консолидации общества и повышения уровня легитимности самой политической системы. Символическая политика может проявляться в таких действиях, как публичные речи, обращения, призывы, проведение праздничных демонстраций, парадов, шествий, строительство важных общественных зданий-символов, возведение монументов и памятников, мемориальные церемонии. Подобного рода государственная политика способствует формированию у людей общих взглядов, ценностей и ожиданий, росту однородности их политической культуры, складыванию культуры гражданственности и тем самым укреплению стабильности и сплоченности национального сообщества.

Политическая социализация заключается в приобщении индивидов к ценностям и нормам демократической политической системы, в приобретении ими политических знаний и убеждений, обучении основным навыкам демократического поведения. Этот вид социализации направлен на поддержание преемственности в развитии демократической системы и гражданской политической культуры. В осуществлении политической социализации участвуют семья, система образования, СМИ, церковь, неправительственные организации, а также политические партии и правительственные институты, которые формируют и укрепляют наиболее важные демократические установки-ориентации в обществе.

Политическая социализация может осуществляться в самых разных формах, главной из которых в демократической системе является гражданское образование. Сущностью (и основной целью) гражданского образования является подготовка граждан к ответственной жизни и деятельности в условиях демократического общества. В содержание гражданского образования включаются:

Содержание гражданского образования, в отличие от обычного политологического образования, не может быть аксиологически нейтральным к процессу его восприятия гражданами. Оно призвано воздействовать на формирование ценностных ориентаций индивидов в целях выработки у них необходимых для демократии гражданских качеств, таких как свободолюбие, ответственность, гражданственность, патриотизм, толерантность, стремление к консенсусу, готовность к компромиссу и партнерству. Таким образом, гражданское образование — это личностно-ориентированное образование, направленное на формирование у человека демократического мировоззрения и гражданской политической культуры.

Основной результат гражданского образования — формирование компетентных граждан, стремящихся участвовать в общественно-политической жизни и готовых нести индивидуальную ответственность за собственное благополучие и благополучие общества, в котором они живут.

Конечно, ни в одной стране мира политическое образование не свободно полностью от идеологического содержания. Однако только в тоталитарных и некоторых авторитарных государствах политическое образование подменяется внедрением в массовое сознание официальной идеологии. В демократических странах политическое (гражданское) образование базируется на совершенно иных принципах: общие ценности, идеологический плюрализм, отсутствие монополии на руководство политическим образованием, равноправное участие в образовательных программах всех политических партий и неправительственных организаций, свобода выбора идей и убеждений. Например, в Германии основная роль в распространении политических знаний принадлежит не только школам и университетам, но и фондам политического просвещения, формально существующим при политических партиях, но независимых от них. В ведении государства лишь самая общая координация и частичное субсидирование политического образования. Причем идеологические различия в преподавании характерны для партийного образования, тогда как государственная система политического образования является идеологически нейтральной и ориентируется на привитие гражданам общенациональных, конституционных ценностей и формирование у них гражданских компетенций.

Таким образом, в современных консолидированных демократиях идеологический плюрализм существует в рамках общенационального нормативного и ценностного консенсуса. Он постепенно формируется в процессе демократизации и консолидации демократии. Нормативный (процедурный) консенсус заключается на уровне элит и получает зримое воплощение в действующей конституции. Ценностный (базовый) консенсус формируется на уровне всего национального сообщества и достигается при помощи порой довольно длительной политики социализации или ресоциализации населения, гражданского образования и воспитания, совместно осуществляемой как властью, так и оппозицией. Идеологический плюрализм и ценностно-нормативный консенсус суть основные принципы, регулирующие отношения идеологии и государства в демократической политической системе. Любые попытки какой-либо политической силы навязать обществу свою идеологию в качестве единой неприемлемы для демократии. Подобные попытки особенно опасны в трансформационных обществах, каким, например, является Беларусь [8]. Для таких обществ характерны глубокий ценностный раскол и резко расходящиеся идейно-политические ориентации, что порождает серьезные, порой непреодолимые барьеры на пути их согласования. Это нередко заставляет участников политического процесса принудительно навязывать оппонирующей стороне свои правила, использовать насилие, что, в конечном счете, дестабилизирует политическую систему и ведет в лучшем случае к установлению очень хрупкой демократии, в худшем — к гражданской войне.


Примечания:

[1]. Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. — М., 2004. — С. 29.

[2]. Sartori G. The Theory of Democracy Revisited. Part 1: The Contemporary Debate. Chatham (NJ): Chatham House Publishers: 1987. — P.125.

[3]. В Латвии и Эстонии мы имеем делом с таким типом дефектной демократии, как «социально ограниченная, или эксклюзивная (исключающая), демократия», которая характеризуется формальными ограничениями на основании расы (южные штаты США до 1964 г., ЮАР), этноса (как в данном случае), пола (Швейцария до 1971 г.), религии, собственности или политических убеждений.

[4]. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. — М., 1995. — С. 201.

[5]. Феномен идеологии белорусского государства можно рассматривать в двояком смысле. С одной стороны, в ее появлении отразилась объективная потребность в постепенном преодолении общественного раскола относительно фундаментальных ценностей, таких как, например, государственный суверенитет. Но в таком контенте термин «идеология» является не более чем метафорой, близкой и понятной постсоветскому массовому сознанию. С другой же стороны, «идеология белорусского государства» является именно (суб)идеологией, выражающей интересы правящего класса и служащей инструментом легитимации его притязаний на государственную власть.

[6]. См.: Алмонд Г., Пауэлл Дж., Стром К., Далтон Р. Сравнительная политология сегодня. Мировой обзор: Учебное пособие. — М., 2002. — С. 275.

[7]. Ключевые акторы не обязательно должны с самого начала придерживаться демократических требований и правил игры, когда они вступают в переговоры об институциональном устройстве новой политической системы. В патовой ситуации, когда наступает равновесие политических сил, минимальная (электоральная) демократия может возникнуть как непреднамеренный результат компромисса элит, когда они соглашаются на демократические правила принятия решений и преодоления конфликтов, поскольку только демократический порядок может гарантировать соблюдение их интересов. По остроумному замечанию Дэниэля Левина, «демократии возникают из взаимного страха оппонентов, а не из их добровольного стремления заставить демократические политические институты работать» (Levine D. Paradigm Lost: Dependence to Democracy // World Politics 40. — April 1988. — P. 379).

[8]. Белорусское общество находится в самом начале процесса формирования системы общенациональных ценностей. Формально элементы базового консенсуса присутствуют в двух первых разделах Конституции, где говорится, что Беларусь — унитарное демократическое социальное правовое государство и декларируются некоторые либеральные, социал-демократические, консервативные и национально-демократические ценности. На словах ни власть, ни оппозиция эти ценности не отрицают. Однако для правящей элиты и значительной части населения далеко не все конституционные нормы являются действительными ценностями. Например, не имеют особого значения гражданские права и свободы, верховенство права, политический и идеологический плюрализм, разделение властей. Ценностный консенсус в обществе заключен, пожалуй, только относительно значимости суверенитета Республики Беларусь, хотя у правящей элиты отношение к государственной независимости скорее инструментальное, нежели ценностное. Еще хуже обстоят дела с процедурным консенсусом, который, как уже отмечалось, является отправным пунктом и обязательным условием демократизации. Белорусская оппозиция не признает законность двух последних референдумов (1996, 2004). Она оспаривает демократичный характер внесенных в их результате изменений в Конституцию, которые превратили Беларусь из президентской республики в суперпрезидентскую систему правления. Она требует, по меньшей мере, либерализации Избирательного кодекса, законодательства о политических партиях, общественных объединениях, СМИ и т. д.