Когда анализируешь трансформацию советской плановой экономики в экономику рыночную, то поражают два парадокса. Первый из них лежит на поверхности. Это по историческим меркам практическая мгновенность изменений и их относительно бескровный характер (если не считать мини-гражданской войны в центре Москвы, то немногочисленные вооруженные конфликты происходили, как правило, на межнациональной почве). Закон о кооперации, легализовавший предпринимательскую активность и частную собственность, был принят в 1988 г., а сегодня по количеству долларовых миллиардеров Россия находится в группе лидирующих стран. Занимая десятое место в мире по объему ВВП, в последнем списке Forbes россияне оказались на третьей позиции: 101 миллиардер из 1210 [1].
Второй парадокс не столь очевиден. Он вполне укладывается в формулу: за один год в России меняется все, за двести — ничего. Горбачевская перестройка, завершившаяся распадом СССР, не изменила главную базовую характеристику советской социально-экономической модели: господство власти над собственностью[2]. Это господство часто рассматривается в рамках теории административно-командной системы (Г. Попов), основанной на идеальных представлениях о советской бюрократии. Однако данная теория не способна объяснить первый парадокс. На наш взгляд, он объясняется с помощью другой концепции, получившей название теории административного рынка (С. Кордонский). Специфические псевдорыночные свойства советской административной системы предопределили возможность быстрой капитализации ее ресурсов, а традиционное доминирование власти над собственностью наложило неизгладимый отпечаток на особенности происхождения и современного положения российской олигархии.
Конвертация власти в капитал
Советская административно-командная система в реальности представляла собой своеобразный административный «рынок» (АР), т. е. вертикально интегрированную систему, в которой социальные статусы и потребительские ценности конвертировались друг в друга. Если рыночная экономическая система не иерархична, связи в ней по преимуществу горизонтальны, то административная система, напротив, иерархична. В рыночной системе покупатели и продавцы на рынке равны, и мерой всех вещей служат деньги, количество которых у индивида есть мера его значимости в экономике. В советской административной системе мерой всех вещей служил социальный статус, положение индивида в социальной иерархии (прежде всего в системе власти и управления), которое он конвертировал в свое материальное положение посредством как легальных, так и нелегальных способов (зарплаты, льготы, доступ к каналам распределения, злоупотребление служебным положением, воровство и т. д.).
Советское партийное государство отчуждало у производителей потребительские ценности и затем осуществляло их распределение на основе строгой иерархии территорий, поселений, отраслей, предприятий и должностей. Чем более «важными» для государства представлялись данный регион, отрасль, должность, тем выше был объем и качество гарантированного потребления и наоборот. Однако, как отчуждение, так и распределение этих благ осуществлялось в процессе перманентного торга между обладателями административных прав на, как правило, дефицитные потребительские ценности и теми, кто их отчуждает и распределяет. Например, отрасли и регионы стремились отдать в центр поменьше, а получить побольше. Единственным легальным способом решения проблемы отчуждения-распределения ресурсов было повышение статуса в административной иерархии, что автоматически влекло за собой увеличение объема получаемых ресурсов (лимитов, квот, льгот, коэффициентов к зарплате, систем доплат и компенсаций).
Ослабление административно-командного режима управления, начавшееся после смерти Сталина, постепенно привело к деградации и административного «рынка». Деградация в первую очередь проявилось в том, что не только отдельные граждане, но и предприятия, отрасли и целые регионы стали формировать свои собственные цели, отличающиеся от целей общих институтов, и начали изыскивать способы перераспределения продукта в свою пользу в обход государственных механизмов отчуждения и перераспределения. Совокупность таких способов «ухода из системы» получила в государственной рефлексии название «теневая экономика». Субъектами теневой экономики стали все без исключения элементы АР, но чаще всего во главе теневого перераспределения ресурсов оказывались партийные и советские функционеры.
Ликвидация КПСС как института (1990-1991) означала ликвидацию единой площадки, на которой координировался административный торг между представителями территориальных (советских) и отраслевых вертикалей. Последовавший в России распад советской вертикали (1993) привел к еще большему отделению от государства отраслей и предприятий народного хозяйства. В результате отрасли лишились институтов политического, экономического и финансового управления и дезинтегрировалась, но затем в процессе самоорганизации, приявшей форму номенклатурной (легальной, теневой или полностью криминальной) приватизации, они оформились в новые, постперестроечные экономические структуры.
Наметилось две основных стратегии приватизации распадающегося АР и его трансформации в иные экономические институты. Первая стратегия заключалась в отторжении верхушки партийного аппарата от финансовой сферы и формировании на базе госсобственности полугосударственных и частных финансовых учреждений (крупных фондов, банков и финансовых компаний), аккумулировавших на своих счетах активы внешнеторговых организаций СССР. В такой приватизации немало преуспели работники внешнеторговых организаций, а также функционеры партийных комитетов портовых городов и административных центров, ранее приобретших необходимые навыки и связи.
Вторая стратегия заключалась в отчуждении от партийной вертикали низовых звеньев производственно-торговой сферы (предприятий и организаций) и формировании на их основе акционерных компаний, в которых собственность (акции) распределялись пропорционально статусу в исчезнувшей партийной структуре. В результате приватизации основных фондов государства появились разного рода полугосударственные и частные производящие и торговые структуры, начиная от вертикально интегрированных нефтяных компаний и до акционерных обществ закрытого типа и товариществ с ограниченной ответственностью.
Именно на этой стадии распада АР отделы ЦК КПСС и союзные министерства, которые контролировали основные товарные и финансовые потоки, начали деятельность, получившую название «отмывание денег КПСС». Деньги и другие ресурсы, ранее распределявшиеся «вниз» по отраслевым и территориальным иерархиям, начали сосредотачиваться в полугосударственных организациях (типичный пример — АНТ [3]) и использоваться не в качестве средства удовлетворения потребностей «социалистического государства», а по прямому назначению, т. е. капитализироваться. Поскольку внутренние возможности капитализации были ограничены, то капиталы вывозились за пределы государства (по оценкам экспертов — от $40 млрд. до $180 млрд.). Для чего использовались организационные формы, созданные в свое время для «поддержки братских партий», политического подкупа и спецопераций (банки, контролируемые советскими спецслужбами, «фирмы друзей», секретные фонды резидентур КГБ и ГРУ Генштаба).
Верхушка ЦК КПСС (номенклатура Политбюро) в приватизации АР практически не участвовала [4]. Ресурсы, подконтрольные партии на уровне отделов ЦК, конвертировались в создание аппаратом ЦК разного рода совместных предприятий, крупных банков, концернов, финансовые активы которых размещены были по преимуществу за рубежом. Такого рода организации достаточно просто диагностируются по составу учредителей — бывшей номенклатуре отделов и, частично, секретариата ЦК. В то же время их реальными менеджерами становились якобы внешние люди — ранее малозаметные работники аппарата отделов ЦК, заместители министров и начальников союзных главков, помощники и советники союзных министров, ответственные работники специализированных партийных структур, таких как ЦК ВЛКСМ. Иерархия власти в новых экономических институтах инвертировалась по сравнению с партийной. Бывшие номенклатурные «теневики» становились первыми лицами и стремительно обогащались, в то время как их бывшие начальники оставались при них консультантами, помощниками, «людьми со связями».
Ресурсы, подконтрольные обкомам КПСС, конвертировались в финансовые активы банков, бирж, акционерных обществ, сконцентрированных в пределах бывшего СССР. Они были организованы аппаратом обкомов партии, но их учредителями стали предприятия, руководители которых были в номенклатуре парткомитетов. Как и в предыдущем случае, в новых организациях структура власти оказалась инвертированной. Первыми лицами в них стали ранее малозаметные функционеры аппарата обкомов и специалисты крупных госпредприятий.
В СССР финансовая и производственная сферы связывались в народно-хозяйственное целое только на высших уровнях управления — в ЦК КПСС и союзных министерствах. Исчезновение партийной и советской вертикалей управления привело на первых порах не только к их фрагментации и капитализации, но и к отделению друг от друга. Финансовая сфера оказалась относительно независимой от собственно производства, и наоборот. Это разделение, приведшее в начале 1990-х гг. к финансовому обескровливанию производственного сектора российской экономики, стало, на наш взгляд, основной структурной экономической предпосылкой конфронтации между президентом Борисом Ельциным и Верховным Советом РФ, организовавшему в 1993 г. «ползучий» государственный переворот. За первым стояли нарождающиеся финансовые магнаты, за вторым — «красный директорат», промышленное и аграрное лобби. Данный конфликт привел осенью 1993 г. к президентскому контрперевороту, гражданской войне в Москве, расстрелу парламента танками и установлению конкурентного бюрократически-олигархического режима Ельцина.Только к середине 90-х гг. наметилась тенденция к реинтеграции производственной и финансовой сфер, но уже на принципиально иной основе — через развитие рынка ценных бумаг и консолидацию у банков контрольных пакетов предприятий, что создало условия для появления крупных финансово-промышленных групп и их олигархизации.
Олигархи первой волны
Перестройку в СССР не следует рассматривать в качестве целенаправленных преобразований сверху. «Я уверен, — пишет российский политолог Станислав Белковский, — что Михаил Горбачев, придя к власти в 1985 году, ни о какой революции сверху не мечтал. Он хотел не ослабить, а укрепить тот режим, вождем которого он был. Перестройка — это расползание основ системы изнутри в ситуации, когда как раз власть не хочет революций сверху, а хочет сохранить статус-кво. Но система расползается сама собой, потому что элиты перестают верить в эффективность системы»[5]. Распад советской системы совершился так стремительно в силу того, что большинство представителей единственного организованного протокласса России (номенклатуры) оказались лично заинтересованы в капитализации, и этот интерес был сформирован распадающимся АР. Еще в начале 1980-х годов социолог Юрий Левада сделал прогноз, который оказался самым точным. Он предсказал, что когда нынешнее поколение управленцев начнет умирать, возникнет кризис при передаче власти. И действительно, те, кому было 75 лет, жили представлениями 30-х годов, а следующее поколение уже съездило за границу, привозя рассказы о благополучной жизни на Западе. Придя к власти, эти люди стали строить здесь ту жизнь, которую увидели там, трансформируя ресурсы АР в конвертируемые капиталы.
Итогом перестройки с ее растаскиванием государственной собственности по частным квартирам стало существенное ослабление государства. Дело в том, что СССР в целом совпадал с АР. Он им и был в полном смысле этого слова. Новые собственники, сформировавшиеся за счет конвертации своих административных ресурсов в финансово-производственные активы, попытались закрепить успех не только за счет вытеснения государства из экономики, но и взятием под свой контроль политических функций государства. В начале 90-х годов влияние «новых русских» (термин «олигарх» вошел в обиход позднее) на ослабевшее государство превратилось в реальный фактор внутренней политики России.
В качестве самого известного примера такого влияния в 90-е годы обычно называют «семибанкирщину» [6]. В марте 1996 г. президент Ельцин провел встречу с семью владельцами крупнейших банковских структур России, на которой банкиры, напуганные угрозой прихода к власти коммуниста Г. Зюганова, договорились о масштабном финансировании предстоящей избирательной кампании Ельцина. Семерым банкирам, присутствовавшим на этой встрече, суждено было стать символами зарождающейся олигархической России [7]. На самом деле положение финансовых и других магнатов, оказывающих серьезное влияние на политический процесс в России, было весьма непрочным даже в ельцинскую эпоху, чтобы можно было называть их олигархами в строгом значении этого термина. Богатые люди, влиявшие на Ельцина и его окружение («Семья»), были скорее их фаворитами, нежели олигархами. Они находились в сильной зависимости от власти верховного правителя и в любой момент могли быть лишены фавора, а вместе с ним — собственности и свободы.
Вместе с тем нужно отметить, что важной особенностью эволюции политического режима Ельцина стало постепенное размывание многовекового господства власти над собственностью, складывание альянса бюрократии и крупного бизнеса для контроля над процессами приватизации и перехода к рыночной экономике. Однако в рамках этого альянса многие финансово-промышленные магнаты становились все более влиятельной политической силой, способной не только полностью выйти из-под плотного контроля госаппарата, но и взять под контроль саму бюрократию, структуры исполнительной и законодательной власти и, наконец, суды. При Ельцине в наибольшей степени данная олигархическая тенденция проявилась в регионах России. Например, еще в середине 1990-х годов начинающий олигарх Олег Дерипаска успешно установил контроль над Республикой Хакасия.
Слабость государства была вызвана потерей высшим уровнем АР возможности концентрировать ресурсы с целью их последующего перераспределения. Не в последнюю очередь это произошло из-за падения доходов от продажи нефти (в 1985 г. цена на нефть снизилась в 6.2 раза). В результате переговорная сила федерального центра на административном «рынке» существенно сократилась. Отсюда знаменитое обращение Ельцина к региональным руководителям: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить» [8]. Отсюда и печально знаменитые залоговые аукционы, когда финансовым магнатам и их лобби в правительстве удалось навязать государству свои правила игры при проведении приватизации наиболее привлекательных промышленных активов.
Залоговые аукционы — серия приватизационных сделок, проведённых в 1995 г. на основании указов президента Ельцина, в результате которых в собственность ряда коммерческих банков перешли государственные пакеты акций нескольких крупных компаний (таких, в частности, как «ЮКОС», «Норильский никель», «Сибнефть»). По схеме залоговых аукционов правительство получало кредит у нескольких коммерческих банков, передавая им взамен во временную собственность пакеты акций. Всего с 4 ноября по 28 декабря 1995 г. было заключило 12 договоров кредита под залог акций с победителями аукционов. Через установленное время правительство должно было возвратить кредиты. В случае невозврата государственные пакеты акций переходили в собственность банков. Правительство кредиты не возвратило, и пакеты акций перешли в собственность банков.
В докладе Счётной палаты России«Анализ процессов приватизации государственной собственности в Российской Федерации за период 1993–2003 годов„[9], опубликованном в 2004 г., отмечается, что в большинстве случаев состязательность при проведении аукционов не предполагалась, кроме того, банки фактически „кредитовали“ государство государственными же деньгами. Минфин России предварительно размещал на счетах банков-участников консорциума средства в сумме, практически равной кредиту, а затем эти деньги передавались правительству в качестве кредита под залог акций.
В результате залоговых аукционов государство «выручило» $650 млн. (такую сумму оно легко могло занять на внешних рынках), передав банкирам собственности стоимостью в $100 млрд. Отметим, что правительство изначально не планировало вернуть заложенные предприятия, о чем свидетельствовало отсутствие соответствующей позиции в бюджете на следующий год. Об этом же говорит и срок возврата кредита — 1 января 1996 г., т. е. деньги государство одалживало на 2-3 месяца. Один из организаторов залоговых аукционов со стороны государства Анатолий Чубайс (с ноября 1994 г. по январь 1996 г. — первый заместитель председателя правительства по вопросам экономической и финансовой политики) оправдывал их проведение следующим образом: «Если бы мы не провели залоговую приватизацию, то коммунисты выиграли бы выборы в 1996 г., и это были бы последние свободные выборы в России, потому что эти ребята так просто власть не отдают» [10]. Однако именно эта сомнительная сделка пожила начало не только стремительному сращиванию финансового и промышленного капиталов, но и образованию нередко олигархических по своему характеру финансово-промышленных групп.
----------------------------
Примечания
1. Только за 2011 г. число миллиардеров в России выросло в полтора раза: 101 против 62. Их совокупное богатство составило $432 млрд. Самый богатым россиянином второй год подряд оказался председатель совета директоров Новолипецкого металлургического комбината Владимир Лисин, его состояние оценено в $24 млрд. В тройке лидеров за 2011 г. также Алексей Мордашов, гендиректор «Северстали» ($18,5), и Михаил Прохоров, президент группы «Онэксим» ($18 млрд.). Больше, чем у других, в абсолютном выражении за год увеличилось состояние у гендиректора Газпроминвесхолдинга Алишера Усманова — с $10,5 млрд. до $17,7 млрд., благодаря росту стоимости активов в металлургии и интернете.
2. Строго говоря, данную характеристику нельзя считать исключительно советской. Она прослеживается на протяжении всей российской истории.
3. Концерн АНТ — коммерческая организация, получившая скандальную известность после того как в прессу просочилась информация о ее незаконных поставках за рубеж алмазов, оружия и военных технологий. Существует, однако, мнение, что этот информационный взброс был сделан в целях прикрытия никем не замечаемой «теневой» активности ЦК КПСС.
4. Важной особенностью трансформации административного рынка явилась неспособность к коммерциализации высшего эшелона советской иерархии. В результате он исчез, не оставив следов в экономическом и политическом пространствах постперестроечного российского государства.
5. http://echo.msk.ru/programs/personalno/830414-echo/
6. Словообразование «семибанкирщина» родилось как ассоциация со словообразованием «семибоярщина» — историческим названием переходного правительства из семи бояр, действовавшего летом 1610 г. в период Смутного времени в России (1598-1613).
7. Единого мнения по поводу персонального состава «семибанкирщины» не существует. Приведем список из интервью Бориса Березовского Financial Times (1996): Борис Березовский (ЛогоВаз), Михаил Ходорковский (Менатеп), Михаил Фридман (Альфа-Групп), Владимир Гусинский (Мост Групп), Владимир Потанин (Онэксимбанк), Александр Смоленский (СБС-Агро), Владимир Виноградов (Инкомбанк). К настоящему времени сохранили своё положение только Фридман и Потанин.
8. http://ru.wikipedia.org/wiki/Парад_суверенитетов
Окончание следует