История белорусско-российских отношений насчитывает несколько попыток реализации политических и экономических интеграционных проектов. Каковы перспективы наблюдаемого нового тура интеграционных процессов в рамках Единого экономического пространства? Угрожают ли эти новые объединительные процессы суверенитету Республики Беларусь?
С формальной точки зрения новая интеграционная архитектура, задуманная Москвой, выглядит более перспективной — ведь она строится по модели европейского интеграционного проекта, который принято оценивать как успешный. Поэтому идея о создании, вначале наднациональных органов согласования экономической политики, единого таможенного регулирования, выработка общих стандартов в узких практических областях, и лишь затем переход к более высоким уровням интеграции — такая идея кажется имеющей больше шансов на успех.
В то же время не стоит забывать, что европейский проект развивался десятилетиями, развивался крайне осторожно — и тем не менее Европейский Союз страдает от перекосов и болезней неравномерного развития. Вряд ли новые интеграционные задумки Москвы рассчитаны как долгосрочный процесс, и принятие идеи поступательной интеграции не означает готовности согласовывать интересы различных его субъектов. Уж очень велика имперская ностальгия в Кремле и в сознании самих российских граждан.
В то же время нельзя не отметить, что новый интеграционный проект скорее выглядит как идеологическая замена имперскому строительству. Воссоздание геополитической субъектности России как империи сейчас не под силу ей просто по ресурсным причинам: банальные демографические показатели свидетельствуют, что если империя на этой территории снова состоится, то это будет отнюдь не империя русской нации и русской культуры. В то же время, удержать какие-то символические территории, позволяющие идентифицировать свою державу с империей, современная Российская Федерация может.
Целесообразно провести аналогию с предыдущими империями, пережившими себя: для России экономическое влияние в сфере своих интересов может соответствовать влиянию Великобритании и Франции в своих бывших колониях. В то же время метрополия может сохранять в качестве милых сувениров некоторые территории, наподобие некоторых заморских департаментов Франции, которые не очень то стремятся к независимости и в целом исповедуют культуру и язык, близкий к метрополии. Но ключевым фактором в определении судьбы этих колоний Франции стало отношение локальных элит к идее строительства собственного государства. Там, где элиты не стремились к независимости — потенциальное новые государства не состоялись. В этом отношении Беларусь может стать для России «сухоптуным заморским департаментом», или, если угодно, своеобразной европейской Гваделупой.
Благоприятные условия для подобного развития интеграционных процессов сложились в результате перестановки правящих элит в руководстве пока еще независимого белорусского государства во второй половине минувшего года. Представляется очевидным, что в результате предыдущих президентских выборов в окружении белорусского лидера практически монопольное положение заняла группировка, ранее вынужденная делить влияние с другими отраслевыми кланами и даже региональными землячествами. И если ранее в белорусском режиме субститутом принципа разделения властей был принцип разделения влияния — то теперь последний отброшен в сторону, и правящая группа правит так, как будто бы других центров силы не существует. И действительно, переодевание руководителей облисполкомов в форму «генерал-губернаторов» можно расценить как символическую присягу новой власти со стороны региональных предводителей дворянства, которое вынуждено в буквальном смысле перекрашиваться в цвета новой власти.
События 19 декабря 2010 г, волна репрессий против гражданского общества, неспособность нового кабинета (не современного кабинета министров — а мажордомов, визирей и канцлеров правителя в духе Карла Мартелла) справится с экономическими вызовами, резкое усиление КГБ и перегруппировка силовых структур, опала прокуратуры — это всё следствия того, что теперь в Беларуси правит новая элита. Вслед за Майклом Урбаном нам теперь лишь остается констатировать, что за поколениями партизан, капитанов минской индустрии, могущественных магнатов аграрного сектора в белорусскую власть вошла новая группа. Некоторые ее называют кефирами,однако более адекватным представляется термин «силовики» — и терминология имеет особое значение в контексте поставленного вами вопроса.Пока рано говорить о траекториях карьерного роста нового правительства и их долгосрочной политике. Безусловно, любая новая группа в процессе обучения у руля страны будет совершать ошибки в области администрирования — и драматические последствия этих ошибок роста можно наблюдать как в индексах по Беларуси от международных рейтинговых агентств, так и в ценах на продукты в магазинах. Новая группировка, ведя своё происхождение от разнообразных пограничных служб, пока не в состоянии руководствоваться государственнической философией: образ мысли пограничника направлен на снятие личной и государственной пошлины с проходящего через границу товара, но в меньшей степени озабочен вопросом, как создать условия для появления этого предмета обложения пошлиной. Ничего, научатся, как научились рачительно распоряжаться природными ресурсами их российские коллеги.
Однако несомненно, эта новая конфигурация в руководстве страны может иметь драматические последствия для судьбы независимой Беларуси и может стать фактором успеха интеграционных инициатив с Востока. И тут я имею ввиду не риск того, что новая группа не справится с задачами государственного руководства: в конце концов в 1994 году к власти тоже пришли люди без государственного мышления, однако затем они многому научились. Кроме того, функция президента как регулятора позволяет безболезненно для устойчивости власти провести очередную ротацию, заменив тех же пограничников на спортсменов, или, скажем, на адептов нанотехнологий. Да и перекрасившиеся штатские будут готовы по призыву правителя придти и навести порядок в национальном хозяйстве. Опасность новой группы для Беларуси лежит в другом.
Термин «силовики», распространившийся в отечественной публицистике в последние месяцы, ведет свое происхождение из России. Ранее в отечественном дискурсе он был экзотикой, малоприменимой для анализа системы белорусской власти. Отметим, что определяющим признаком силовика как представителя определенного стиля политического властвования является не просто право субъекта на легитимное использование государственного принуждения, и даже не санкционированное политической властью использование этого права для личного обогащения за счет контроля за капиталом — но совмещение этого ресурса с политической властью в одном лице. Если коротко, структуры силовиков — это правоохранительные органы, которым никто не может отдать приказ, которых никто не контролирует и не ограничивает.
Дело в том, что белорусские силовые структуры никогда не имели того отношения к собственности и политической власти, которое имели их российские коллеги. И именно коренное различие белорусской и российской правящей элиты в отношении к собственности и политической власти обуславливало невозможность интеграции двух режимов в 90-е годы прошлого века. Проще говоря, правоохранительные органы Беларуси были частью системы, в которой были установлены определенные правила. Теперь же, похоже, отношение к экономике и личному богатству у белорусской правящей группы формируется по российскому образцу: у нас в стране генералы спецслужб хотят не просто «контролировать» бизнес, но реально и легально им управлять, и, что важно, определять правила такого управления. Так что белорусской локальной номенклатуре может мало что достаться в ходе будущей большой приватизации: для парней в форме московский вариант ведения бизнеса более привлекателен, нежели польский или литовский.
И дело не в том, что наши силовики стали похожими на российских — пока нет. Но они очень хотят стать такими, как и их российские коллеги. И эта причина может обусловить успех нового интеграционного проекта Москвы: барьер между белорусской и российской элитой с точки зрения желаемой модели пользования властью теперь не является непреодолимым.