Тут, в Беларуси, российская власть (а также экономическая «элита», если это не та же власть) найдет для себя безопасный вид субстрата, коего ей так недостает. И субстрат этот — работники, готовые трудиться за умеренную плату. А безопасный он потому, что выгодно отличается от трех других, подобных субстратов.
Первый из этих трех — рабочий люд самой России — опасен тем, что позволяет себе что-то требовать от власти, иногда даже бастовать при неудовлетворении его требований, а также удивительным «умением» вовсе не работать (об иждивенчестве российских граждан, порожденном благоприятной для России конъюнктурой на рынке углеводородов, сейчас в самой России не говорит разве что только будущий премьер-министр и нынешний президент Дмитрий Медведев).
Второй вид — среднеазиатские и молдавские гастарбайтеры, которые многого не просят, но часто низкой квалификации, работают без официального разрешения и из-за своей «неславянской» внешности вызывают возмущение аборигенов (правда, последние говорят, что «понаехавшие» враги им только потому, что претендуют на их рабочие места, хотя сами трудиться за такую плату не считают возможным).
И третий вид — избыточные кадры, выпавшие из самой бурно развивающейся экономики мира: китайцы. Эти работоспособны и законопослушны, однако… нет! не вытеснят русских из Сибири и Дальнего Востока, пока у России есть возможность откупаться от них нефтьюпока есть озволит сделать это в то время, когда Китаю так нужна нефть. Просто они никогда не станут русскими, а идентификационный вектор России, несмотря на популярные байки о евразийстве, все-таки европейский. Неевропейцем у русского получается быть только до момента сравнения его с азиатом (даже с тем, у которого есть российский паспорт).
Белорусский субстрат, таким образом, безопасен во всех отношениях: русский или белорус, с физиогномической точки зрения лучше признать родство, так что генотипу русской нации угрозы никакой; уровень образования и квалификации белорусов по пятибалльной шкале можно оценить на «4». Работают белорусы не так усердно, как китайцы, но усерднее самих русских, и — что для российских властей, не сумевших уничтожить независимые профсоюзы и теряющих самообладание при стихийных выступлениях рабочих, должно быть особенно приятно — никогда не идут против работодателей организованным фронтом, если последние, по крайней мере, не дают им помереть от голода.
Правда, и российской власти, и российскому бизнесу не стоит слишком «расслабляться», потому что все качества белорусов, которые им так нравятся, также импонируют европейской политической и деловой элите. Мы не солидарны, как поляки или прибалты, не активны, как французы, не озабочены сохранением своих прав, как англичане, не выходим, в отличие от греков и испанцев, на многотысячные демонстрации, когда правительство предлагает нам затянуть пояса — в общем, очень подходящие для разнеженной Европы граждане. Так что за «сердце Европы», как любит называть Беларусь наш чрезмерно говорливый президент, готов платить не только Восток, но и Запад. И белорусская власть, будучи по своей сути торгашеской, пытается этой ситуацией пользоваться. В последнее время, к сожалению для самой власти, не очень удачно.
Зато этими неудачами вполне ожидаемо пользуется Россия. Причем при всей ностальгии ее высшего руководства по Советскому Союзу прямых предложений вступить в состав Российской Федерации белорусскому руководству не делается уже давно. Если, скажем, лично Путину и хочется получить в свое распоряжение очередной федеральный округ, то — вспомним последнюю сходку правильной «единоросовской» молодежи на Селигере — говорит он об этом обтекаемо: мол, если белорусский народ проголосует на референдуме за то-то и то-то, тогда… и т. д. и т. п. Изменение риторики Владимира Путина можно объяснить не только тем, что за годы нахождения на вершине российской власти он стал более дипломатичным (как будто и не было «мух с котлетами» и предложения «войти в состав РФ шестью областями»), но также и переоценкой роли Беларуси во внешнеполитическом курсе России.
Российскому руководству гораздо удобнее оставить Беларуси все атрибуты независимого государства (ну хотя бы из соображений экономии в области социальной политики), но при этом сделать ее зависимой от каких-то конкретных проектов (их можно называть интеграционными, а можно и просто двусторонними, если кому-то кажется, что первое определение «унижает» Беларусь как суверенное государство). О преимуществах и недостатках, какими располагает или будет располагать Беларусь, согласившись (соглашаясь) на членство в ТС или ЕЭП, можно долго спорить, но одно уже сейчас выглядит бесспорным. Возможность беспрепятственного трудоустройства белорусов в России (которая существовала и до подписания документов по созданию ТС) скрепляет Беларусь и Россию значительно сильнее, нежели все рассказы об общей истории и сотрудничество в военной сфере (последнее, как мне кажется, держится, скорее, на идеологическом мифе «союзного государства», нежели на действительно стратегическом фундаменте).
Финансовый кризис, который усилиями белорусских властей все-таки перерос в экономический, вынудил многих белорусов подняться с насиженных мест и отправиться на поиски работы в Россию. Российские работодатели отреагировали на прилив трудовых мигрантов вполне по рыночному: теперь и строителям, и водителям, и менеджерам, и IT-шникам из Беларуси предлагаются меньшие зарплаты. Это и есть демонстрация прагматического подхода, причем не в «политизированных» сферах, каковым являются поставки нефти и газа в Беларусь, а в тех, где целесообразность сотрудничества определяется исключительно экономическими принципами.
А что же те, кого белорусские власти с 2008 по 2010 год, демонстрируя свою «многовекторность», призывали стать противовесом российскому влиянию? Они по-прежнему держат цену на шенгенскую визу в 60 евро (теперь это сумма составляет треть от среднемесячной заработной платы по стране) и, разумеются, не могут себе позволить такую роскошь как обеспечение беспрепятственного трудоустройства белорусских граждан в странах Евросоюза. Что же касается 9 миллиардов, недавно обещанных Дональдом Туском нашему руководству в том случае, если оно согласится с требованиями Евросоюза (освобождение и реабилитация всех политзаключенных, переговоры с оппозицией, прозрачные выборы в парламент и либерализация в отношении СМИ), то эти деньги как раз и есть не экономически обоснованные ресурсы, а политически мотивированная подпитка. Вероятно, по мысли некоторых европейских стратегов, это должно помочь Беларуси не скатиться в экономические объятия Москвы.
Однако белорусской экономике, чтобы она функционировала так же, как до кризиса, внешних заимствований требуется от 6 до 8 миллиардов долларов ежегодно. Таких денег нам никто не даст. Нужны реформы, которые неизбежно приведут к значительному повышению безработицы. Что делать с безработными? То же, что и сейчас: не мешать их выезду на заработки. Куда? В Россию. Куда же еще, если в Евросоюзе рабочие места для белорусов не предусмотрены.
Пока такое положение дел сохраняется, российским лидерам беспокоиться не о чем. В настоящее время привлекательность Евросоюза для белорусов обусловлена тамошним уровнем жизни. Да, белорусы тоже хотят жить «как в Европе» (при всей неоднозначности этого сравнения), но по-настоящему «за Евросоюз» они будут только тогда, когда смогут оценить преимущества «проевропейской ориентации» уже в качестве полноправных субъектов экономической деятельности. Проще говоря, будут в Европе рабочие места и более высокая, нежели в России, оплата труда — белорусы будут образцовыми европейцами, не будет всего этого — Россия по-прежнему будет для них центром притяжения. Но центром притяжения без всякой идеологической мишуры вроде «самодержавия, православия, народности» или «единства славянских народов», т. е. просто соседней страной, в которой можно без виз и специальных разрешений на занятие трудовой деятельностью зарабатывать неплохие по белорусским меркам деньги.