Обучение демократии: свободолюбие (мировой опыт) — 2

Свободу можно любить по-разному. Многие люди любят в ней лишь отсутствие рабства или просто физического принуждения. Некоторые любят свободу в первую очередь за то, что она дает им возможность принимать какие-то важные решения, касающиеся не только их собственной жизни, но и жизни других людей. Но есть и такие, кто любит свободу как неограниченную свободу воли, возможность поступать, как им заблагорассудится. Наконец, встречаются и те, кто очень любит свою собственную свободу во всех ее проявлениях, но при этом не видит ничего дурного в порабощении других людей. Современная демократия утверждает принципиально новый тип свободолюбия, который заключается в том, что человек начинает относиться к свободе как самоценности и потому не мыслит свою свободу без такой же свободы для всех. В основу данного отношения к свободе положено ее вполне определенное, либерально-демократическоетолкование, которое позволяет дать убедительные ответы на многие дискуссионные вопросы, связанные с осуществлением свободы на практике.

Между эгалитаризмом и элитаризмом. Одним из наиболее важных вопросов свободы является определение ее субъекта (носителя): все люди или только некоторые индивидуумы. В истории политической философии долгое время велись споры о том, кто достоин свободы, а кто нет. Противоположные точки зрения высказывали, с одной стороны, сторонники эгалитаризма [1],а с другой — элитаризма[2], или аристократизма.Первые утверждают, что свобода должна быть всеобщей, но именно поэтому отдают приоритет социальному равенству перед индивидуальной свободой. По их мнению, о свободе следует говорить, прежде всего, применительно ко всему народу, обществу в целом, в котором все индивиды свободны лишь в той мере, в какой они занимают равное социальное положение и слаженно работают на «общее благо». Вторые же выступают решительными противниками любых форм всеобщей свободы и всеобщего равенства. Бог, утверждают элитаристы, не создал людей равными, а предназначил одним править, другим — только подчиняться, одним быть свободными, другим — рабами. Следовательно, право на свободу имеют лишь лучшие, избранные, элита, т. е. немногочисленный слой людей, обладающих особыми качествами, которые позволяют управлять массами.

Наиболее ярким теоретиком эгалитаризма был французский философ XVIII века Жан-Жак Руссо. Он разработал модель коллективистской демократии, в которой народ рассматривается как единое однородное целое, якобы обладающее «общей волей» еще до акта ее формулирования и публичного выражения. Вся власть принадлежит народу, который образуется путем добровольного слияния свободных и равноправных индивидов в единое целое — государство. Отдавая себя во власть «общей воли», индивид превращается в органичную часть целого, в результате чего свобода каждого оказывается растворенной в «свободе всех». Тем не менее, индивид, по мнению философа, остается свободным, как и прежде, поскольку свобода рассматривается им как возможность гражданина активно и равноправно участвовать в делах своего государства, самому принимать законы и находиться под их защитой. Таким образом, свобода приобретает у Руссо коллективистскую и сугубо политическую форму, схожую с античным пониманием свободы.

Для Руссо не существует проблемы согласования противоборствующих интересов. Он полагал, что участие всех граждан в законодательной власти исключает принятие решений, приносящих вред отдельным лицам. Народ не может ошибаться относительно своих интересов. Принимаемые законы являются выражением «общей воли», а «общая воля всегда права». Поэтому общество оставляет за собой право применять меры принуждения к несогласным. «Если кто-то откажется подчиниться общей воле, то он будет к этому принужден всем организмом, а это означает не что иное, как-то, что его силой принудят быть свободным» [3]. Теория коллективистской демократии Руссо стала одним из доктринальных источников Великой Французской революции и была использована якобинцами в качестве оправдания массового террора [4].

На практике очень быстро выяснилось, что «волю народа» лучше всех понимают и выражают его вожди. По ироничному замечанию французского анархиста-социалиста Пьера Прудона, якобинская идея проста: «Дайте нам право жизни и смерти на вашу личность и ваше добро, и мы сделаем вас свободными». Приводит же она всегда к одному: подавлению индивидуальной свободы, новому деспотизму, нередко более жестокому и кровавому, чем прежняя диктатура. Оказалось, что власть народа не может быть реальной без гарантий индивидуальных прав и свобод. Так называемая «общая воля» представляет собой фикцию, оправдывающую господство одного лица или группы, в том случае, если она определяется кем-то априори, без равноправного участия в этом процессе отдельных свободных личностей и групп. На самом деле «общая воля» не существует априори, еще до конкурентной борьбы за ее определение. Чаще всего она формируется как воля определенного большинства, которое складывается в результате борьбы и согласования конфликтных интересов различных меньшинств.

Эгалитаризм до крайности обнажает противоречие между свободой и равенством, которое, по словам французского философа Алексиса де Токвиля, представляет собой «вечный» антагонизм демократии. В эпоху античности, да и в последующие времена свобода часто приносилась в жертву равенству. Воля большинства подавляла всякое инакомыслие, не оставляя человеку права быть иным, не похожим на других. Страсть к равенству порождала зависть и нетерпимое отношение к лучшим. В Афинах от них избавлялись в ходе особого рода процедуры, получившей название остракизма. Она была задумана для изгнания отдельных граждан, опасных для полиса и осуществлялась путём тайного голосования в Народном собрании [5]. Однако на деле остракизм часто превращался в способ расправы над теми, кто в чем-то (уме, талантах и т. д.) превосходил остальных. Таким образом, неограниченная власть народа приобретала черты, свойственные всякому единоличному деспотизму.

«Обладание безграничной властью, — писал английский историк лорд Джон Актон, — которая разъедает совесть, ожесточает сердце и затуманивает разум монархов, оказало свое деморализующее влияние и на прославленную демократию Афин. Плохо быть притесняемым меньшинством, но еще хуже — большинством. <…> Абсолютную волю всего народа нельзя обжаловать, от нее не спасешься и не скроешься» [6]. Страсть, возбуждаемая равенством, отмечает А. де Токвиль, «является и сильной и всеобщей». И если свобода представляет собой тяжкий крест, который требует от человека постоянных усилий, то равенство дается ему легко и ежедневно наделяет «массой мелких радостей». Оно позволяет поставить себя на одну доску с великими, низводя их до своего уровня.

В отличие от эгалитаризма, элитаристский (аристократический) идеал свободы вдохновляется идеями превосходства особого рода личностей над массой. Истоки этой теории можно обнаружить уже в «идеальном государстве» Платона, управление которым поручалось особому разряду граждан — «философам». Элитаризм наделяет свободой лишь тех, кто способен ее завоевывать и отстаивать. Гегель показывает это на примере взаимоотношений господина и раба. Власть первого над вторым была своего рода договором, по которому тот, кто был способен сражаться за свою свободу, подчинял себе того, кто к этому был не способен. Раб жил во власти материальных интересов и отдавал свою свободу господину, получая взамен покровительство и защиту. За свою готовность рисковать жизнью ради свободы господин жаждал признания со стороны таких же, как и он, гордых и независимых людей. Мировая история в этом смысле предстает как непрекращающаяся битва за престиж в обществе.

Аристократическая традиция доминирует в учении о воле к власти немецкого философа Фридриха Ницше. Он выступает последовательным приверженцем аристократической культуры, которая возможна лишь в условиях господства избранных. Их развитие должно быть обеспечено рабством громадного большинства, избавляющего привилегированный класс от нужды. Ницше обосновывает необходимость формирования высшего биологического типа («сверхчеловека»), для которого не существует норм человеческой морали. Такой человек выше предрассудков и мелких человеческих слабостей, он возвышается над человеком так же, как последний над обезьяной. Философ восхваляет порядки, созданные древними греками героического времени. Его восхищает кастовый строй и «арийская гуманность» законов Ману.

Отход от аристократических стандартов Ницше квалифицирует как упадок, в ходе которого устанавливается «стадное», рассчитанное на средний сорт людей законодательство. Современная мораль, по его мнению, служит орудием слабых против сильных, рабов против господ [7]. Было бы неверно характеризовать Ницше как сторонника сильного государства. Он был элитаристом, но не этатистом (государственником). Государство, по его мнению, имеет значение постольку, поскольку оно служит гениям и развитию высокой культуры; однако чрезмерное, нацеленное на обеспечение всеобщего благосостояния разрастание государства ведет к ослаблению личности. Выделяя аристократическую и демократическую государственность, Ницше безоговорочно высказывается в поддержку первой. Демократия в его представлении является упадочной формой, устанавливающей власть посредственностей.

Современная демократия пытается избежать крайностей эгалитаризма (подавляющего свободу равенством) и элитаризма (утверждающего свободу без равенства). Ей удалось отыскать между ними «золотую середину» в виде либерального принципа равенства в свободе. Вместо абстрактной коллективной свободы всех и индивидуальной аристократической свободы избранных, либеральная демократия утверждает естественную индивидуальную свободу каждого[8].Принцип (закон) равной свободы, выдвинутый выдающимся английским философом Гербертом Спенсером, гласит: каждый человек имеет право на полную свободу реализовывать свои способности, если это не мешает всем остальным людям обладать такой же свободой. На практике равенство в свободе означает (1) равноправие и (2) равенство всех перед законом.

Равноправие означает признание за каждым человеком возможности пользоваться своими естественными правами и не нести ответственность за реализацию этих прав при условии, что он не нарушает права других. Иными словами, каждый человек волен делать все, что он хочет, если он не нарушает равной свободы другого человека. Равные права потому и являются равными, что ими могут пользоваться все люди одновременно и независимо от своей социальной принадлежности. В отличие от интересов и предпочтений, между которыми обычно возникают конфликты, равные права разных людей в мирных, нормальных условиях не противоречат друг другу. Поэтому только те права, в отношении которых все граждане равны между собой, являются подлинными правами, самим фундаментальными из которых являются права на жизнь, свободу, собственность и безопасность.

Равенство перед законом. Люди не равны по своей природе, они не одинаково умны, талантливы, красивы, добры или успешны, но если у людей есть равные права, то они должны быть одинаково свободными. Как же обеспечить равную свободу для всехи каждого? Ведь индивидуальная свобода в смысле отсутствия любых ограничений для осуществления человеческих желаний невозможна, поскольку неограниченная свобода одного будет нарушать неограниченную свободу другого и наоборот. Для того чтобы мирно сосуществовать, живущие вместе люди должны считаться друг с другом, уважать права и интересы друг друга, а значит, в чем-то ограничивать свою свободу.

Либеральный ответ состоит в том, что всеобщей и равной свободы можно достичь, только одинаково ограничивсвободу каждого с помощью правовых законов, предотвращающих произвол, дискриминацию или насилие со стороны одних людей по отношению к другим. Еще шотландский философ Дэвид Юм показал, что максимум свободы для всех требует равных ограничений каждого посредством трех «естественных законов»: о стабильности собственности, о ее передаче посредством согласия и об исполнении обещаний [9]. Равенство перед законом означает, с одной стороны, равное право всех на защиту своих свобод с помощью закона, а с другой, — равную ответственность всех перед законом. Закон, согласно Джону Локку, выступает решающим инструментом сохранения и расширения личной свободы, защищая индивида от произвола и деспотической воли других лиц или государства. «Там где нет законов, там нет свободы», — утверждает философ. В XIX веке ему вторит Джон Стюарт Милль, заявляя, что свободной личностью может быть только личность законопослушная.

Таким образом, равенство в свободе означает ни что иное, как правовое равенство, в рамках которого человек может свободно преследовать свои цели в соответствии со своими потребностями и интересами. Понятно, что правовое равенство не имеет ничего общего с социальным равенством, которое в принципе не может быть достигнуто из-за естественного неравенства человеческих способностей и существующего разделения труда. Все попытки добиться социального равенства (от грубо-коммунистического равенства потребностей до социалистического равенства результатов) оборачиваются для людей тотальной несвободой, подавлением индивидуальности, торжеством посредственности, неизбежным произволом правящей группы, устанавливающей и регулирующей социальное равенство и, как следствие, новыми формами социального неравенства.

Рыночная экономика выработала достаточно эффективные институциональные механизмы, исключающие уравнительность в распределении, столь характерную для коммунистических автократий прошлого и настоящего. Сглаживание социального неравенства обеспечивается лишь в той степени, в какой оно не вредит индивидуальной свободе и соответствует современным представлениям о социальной справедливости [10]. Однако, в отличие от социалистов и коммунистов, либеральная демократия не приемлет доведения социального равенства до равенства результатов. В тех странах, где сильны позиции социального либерализма, она ограничивается требованием создания примерно одинаковых возможностей (образование, здравоохранение, социальное обеспечение) для самореализации личности.

Современная демократия пытается найти компромисс между элитаризмом и эгалитаризмом, сочетая в себе преимущества того и другого. Она утверждает присущий аристократии дух независимости и личного достоинства, делая его достоянием всех членов общества [11]. По мнению американского политолога Рональда Дворкина, равенство сегодня понимается, прежде всего, как «право на равное уважение и обращение». Но при этом сохраняется социальное неравенство, обусловленное неравными способностями и возникающими отсюда различиями в социальных статусах, образе жизни, ценностных предпочтениях. Дополнительное сходство с аристократией современному обществу придает принцип демократического представительства [12]. Важнейшие государственные вопросы в нем решают не все, а только наиболее достойные представители национального сообщества. Правда, в отличие от родовой аристократии, они должны заслужить право на принятие властных решений, добиваясь его в ходе соревновательных выборов.

Реализация некоторых принципов эгалитаризма находит свое выражение в проводимой современным государством социальной политике, направленной на сглаживание имущественных различий, сокращение разрыва в доходах между наиболее богатыми и бедными слоями общества. Современное общество сделало большой шаг вперед по пути преодоления крайностей социального неравенства, порождаемого жесткой экономической конкуренцией. В ХХ веке утверждение социально-экономических прав человека нашло свое выражение во Всеобщей Декларации прав человека (1948г), в которой были сформулированы права человека на достойный уровень жизни, на отдых и свободное время, на медицинское обслуживание, получение образования и приобщение к культуре.

Между анархизмом и тоталитаризмом. Еще одна проблема, которую пришлось решать демократии в процессе освоения свободы, связана с границами, пределами вмешательства государства в сферу индивидуальной свободы. Полярные позиции по этому вопросу заняли анархистыи адепты тоталитаризма.Если анархизм проповедует в качестве непременного условия свободы личности полную ликвидацию государственной власти и замену ее общественным самоуправлением, то тоталитаризм исходит из необходимости установления всеобъемлющей, тотальной государственной власти и максимального ограничения индивидуальной свободы.

Анархизм зародился как особая разновидность утопического социализма. В отличие от государственных социалистов и коммунистов, анархисты с самого начала выступили решительными противниками отношений власти и управления, поставив их в один ряд с отношениями эксплуатации человека человеком. «Управление людей людьми есть рабство <…> Власть фатально стремится к деспотизму», — категорично заявлял один из основоположников анархизма Пьер Прудон. Главным врагом свободы все анархисты единодушно считают государство и порождаемую им централизованную иерархию. Видный теоретик русского анархизма Михаил Бакунин описывал государство как зло, безотносительно к тому, что оно делает: «И даже когда оно приказывает что-либо хорошее, оно обесценивает и портит это хорошее потому, что приказывает, и потому, что всякое приказание возбуждает и вызывает справедливый бунт свободы» [13]. Всякое государство развращает и тех, кто приказывает, делая из них деспотов, и тех, кто подчиняется, превращая их в послушных рабов.

Анархо-социалисты полагают, что угнетение со стороны чиновников, бюрократического аппарата, является не менее жестоким, чем угнетение и эксплуатация со стороны буржуазии. Ведь бюрократия — это класс людей, которые обладают государственной властью и не занят производительным трудом. Поэтому чиновники не могут существовать, не эксплуатируя общество. Не меньший вред обществу, по мнению анархизма, приносит и такое порождение государства, как принудительный закон. Законы, писал Прудон, издаются для защиты разнообразных интересов, которые бесчисленны и бесконечны, изменчивы и подвижны. Неудивительно, что законодательство непрерывно растет. Декреты, указы, законы, эдикты, постановления, нередко противоречивые и взаимоисключающие, градом сыплются на бедный народ. Опутывая общество множеством законов, государство осуществляет тотальный надзор за действиями людей, подавляет силой малейшее сопротивление и недовольство властью. Все преступления, вместе взятые, причиняют обществу меньше зла и вреда, чем угнетение государством.

Общественный идеал анархизма — это автономная личность, свободная от всякого внешнего авторитета, опирающегося на принуждение и навязывающего ей чуждые мысли, интересы, действия, образ жизни. Анархистское понимание свободы заключается в отсутствии принудительного закона и возможности человека в добровольном союзе с другими людьми самому устанавливать или выбирать для себя правила, которым он хочет подчиняться [14]. Справедливо полагая, что свобода есть равновесие (равенство) между правами и обязанностями, анархизм не видит никакой положительной роли государства и его законов в обеспечении такого равновесия. От Прудона и Бакунина до современных идеологов анархизма, — все они представляют будущее общество как союз или конгломерат свободных самоуправляемых общин (небольших городов, деревень, трудовых коммун, артелей и т. д.) без государственной власти и управления. Причем, согласно новейшей теории либерального анархизма, каждая община должна иметь свою систему законодательства, и каждый человек, чтобы быть свободным, выбрать себе подходящую юрисдикцию, может просто переехать из одной общины в другую (конкурентность мини-юрисдикций) [15]. Однако ни одной форме анархизма пока так и не удалось доказать практическую осуществимость своих идей, отчего его влияние на интеллектуальную и политическую жизнь современного общества остается ничтожным.

Традиции подавления государством индивидуальной свободы существуют столько, сколько существуют сами государства. На протяжении тысячелетий господствовали различные формы государственного авторитаризма (тирании, олигархии, абсолютистские монархии и др.), при котором власть правителей осуществляется в рамках недостаточно определенных ограничений или вообще не ограничена и неподконтрольна населению. В авторитарных государствах подвластные либо полностью игнорируются, либо принуждаются к символическому согласию путем политического манипулирования. Авторитаризм неразрывно связан с серьезными нарушениями гражданских прав и свобод и другими злоупотреблениями властью, однако некоторые правительства идут еще дальше, подавляя всякое свободолюбие и приучая подданных к государственной опеке.

В политической философии авторитаристская традиция представлена многочисленными концепциями безграничной государственной власти, обосновывающими преимущества той или иной формы автократического правления. Например, английский философ Томас Гоббс полагал, что необходимость поддержания порядка и обеспечения безопасности подданных позволяет государству не ограничиваться сферой внешних действий, но и контролировать духовный, внутренний мир человека, определять истинность или ложность исповедуемой религии, запрещать «вредные учения». Гегель видел в просвещенном авторитарном государстве единственную по-настоящему разумную силу, способную стать «нравственным» противовесом безнравственному и расколотому на частные интересы экономическому обществу. Большую роль в защите абсолютизма играли представители охранительной идеологии власти в царской России.

Идеи полной подконтрольности личности государству получили свое наиболее полное выражение в ХХ веке, когда появился новый вид государственной автократии — тоталитаризм. В отличие от авторитарных режимов, тоталитаризм — это тип не только политической, но и всей общественной системы. Он характеризуется стремлением партийного государства к всеобъемлющему (тотальному) контролю над обществом и личностью, жесткой регламентации всех сфер публичной и частной жизни и преобразованию всего социума в соответствии с революционной утопической идеологией и вытекающими из нее конкретными коллективными целями. Всеобъемлющий контроль партии-государства над гражданами превращает их в «винтиков» гигантского, хорошо отлаженного государственного механизма. Целью тотального контроля является подчинение всех и каждого единым целям, сформулированным в том или ином варианте «великой утопии» [16].

Тоталитарное сознание не терпит споров и разногласий, жестко подавляя всякое инакомыслие. Любое проявление свободной мысли или свободного действия рассматривается как отклонение от нормы, а, значит, преступление [17]. Наличие мощного аппарата социального контроля и принуждения (службы безопасности, армии, полиции) служит в качестве инструмента массового террора и запугивания населения. Пропагандистская машина занимается «промывкой мозгов» и созданием иллюзорной картины мира [18]. В результате тоталитарные режимы начинают разрушать человеческие сообщества, попирать основополагающие права и свободы человека, калечить индивидуальные судьбы и истреблять людей в невиданных доселе масштабах. В сталинском СССР и нацистских лагерях смерти погибли миллионы. Тоталитаризм забрал огромное количество человеческих жизней у народов Китая и Кампучии. Понятно, что такого рода общественный строй не может существовать сколь либо длительное время, поскольку он противоречит человеческой природе, подрывает основы человеческой жизни и уничтожает возможность для любого рода самодеятельности и социальных инноваций. Порождаемое тоталитаризмом закрытое общество не способно к своевременному качественному обновлению и развитию.

Одна из задач современной демократии заключается в том, чтобы уберечь самую себя от угрозы, которую она с момента своего возникновения постоянно испытывает как со стороны анархии,так и со стороны деспотии. Тоталитаризм в очередной раз засвидетельствовал застарелую болезнь всякой неразвитой демократии, которая еще не научилась разумно распоряжаться обретенной свободой [19]. В политической науке этот феномен получил название «парадокс демократии». Его смысл в том, что свободное волеизъявление граждан, неготовых к свободе и демократии, может привести к утрате демократических завоеваний, а с ними и самой свободы. Вот почему первый опыт демократических преобразований нередко заканчивается приходом новой автократии. Так, например, Февральская буржуазно-демократическая революция в России, в конечном счете, привела к диктатуре большевистской партии. Первый демократический опыт Веймарской республики обернулся диктатурой национал-социалистической партии.

Либерально-демократическое понимание свободы дает возможность избежать крайностей присущего анархизму государственного безвластия и порождаемого тоталитаризмом всевластия государства. Если считать непременным условием прогресса порядок, основанный на свободе, то его гарантией, безусловно, является хорошо устроенная и правильно функционирующая государственная власть. Однако в мирное, нечрезвычайное время свобода человека должна ограничиваться не государственным принуждением, а равной свободой другого человека. Для этого демократическому государству изначально задается «нормативный» горизонт в виде господства права, перед которым все равны. Либералы, и в этом их принципиальное отличие, как от анархизма, так и от тоталитаризма, понимают, что сохранить индивидуальную и общественную свободу можно лишь посредством права и опирающегося на него правового государства, т. е. такого государства, в котором правление людей ограничено господством права.

В правовом государстве границы распространения государственной власти определяются законами, которые, в свою очередь, ограничены конституцией, исходящей из права. Если люди наделены правами независимо от существования власти, то они являются первичными и приоритетными по отношению к законам и интересам государства. Это означает, что государство должно преследовать свои цели, не покушаясь на права человека. Гражданами должны управлять общеприменимые правовые нормы, а не произвольные решения правителей. Никто не должен стоять выше правового закона [20]. Такой закон выражает не волю одного человека, группы людей или даже всего народа, а неотъемлемые права и свободы личности. Тем самым он выражает право каждого человека быть защищенным от любого произвола, будь то со стороны преступника, государства или какой-либо другой организации [21]. Если же закон не соответствует этим требованиям и нарушает права человека, то он считается неправовым и подлежит отмене.

Таким образом, правовое государство выполняет двоякую функцию. С одной стороны, оно обеспечивает соблюдение закона равной свободы, пресекает действия индивидов, наносящих вред окружающим. Современная демократия исходит из классической либеральной формулы, согласно которой каждый человек свободен в своих действиях до тех пор, пока они не наносят ущерб другим людям, у которых такие же права, как и у него [22]. С другой же стороны, правовое государство страхует индивидов от деспотизма самой власти. Это значит, что государство само должно быть жестко ограничено в своем праве воздействовать на жизнь граждан. Конституция четко очерчивает сферу его компетенций, не позволяя ставить перед обществом каких-то «идеологических» (подчиняющих всех единой цели) задач, кроме тех, которые могут быть продиктованы общественной безопасностью и поддержанием порядка в чрезвычайной ситуации. Государство не обязано обеспечивать счастье индивида, потому что каждый видит его по-своему и в его достижении должен опираться, прежде всего, на собственные силы. Задача власти заключается лишь в том, чтобы обеспечить справедливые правила общественной «игры» (соблюдение законов и договоров) и создавать примерно равные стартовые условия для реализации индивидуальных жизненных проектов.

Окончание следует

Примечания

1. Термин «эгалитаризм» (фр. ? galitarisme от? galit? — равенство) используется для обозначения различных (преимущественно социалистических и коммунистических) концепций, обосновывающих социальное равенство как основной принцип организации жизни общества. В наиболее радикальных формах эгалитаризм связан с идеями общности имущества и даже с проповедью всеобщей уравнительности, в том числе способностей и потребностей («казарменный коммунизм» Г. Бабёфа). Современные сторонники умеренного эгалитаризма (левые либералы и социал-демократы) выступают за создание общества равных возможностей и стремятся к сглаживанию социального неравенства путем налоговой политики и программ социальной помощи.

2. Термином «элитаризм» (фр. ? litarisme от elite — лучшее, отборное, избранное) охватываются различные ортодоксально-консервативные концепции, исходящие из того, что разделение общества на элиту и массу является необходимым атрибутом цивилизации, а потому любое равенство между ними невозможно по определению. Концепции элитаризма следует отличать от концепций элитизма (фр. ? litisme), которые сегодня разрабатываются в рамках широко распространенной теории элитистской демократии. Сторонники элитизма рассматривают элиту в качестве непременного условия функционирования любого государства. Однако, в отличие от элитаристов, которые относятся к массе с плохо скрываемым, а то и с открытым презрением, элитисты считают ее необходимым источником пополнения и обновления современной элиты.

3. Руссо Ж.–Ж. Руссо. Трактаты. — М., 1969. — С. 161.

4. По Конституции 1793 г. в соответствии с идеей Руссо об «общей воле» народа принцип равноправия распространялся лишь на единомышленников якобинцев. Тогда же вошло в обиход и выражение «враг народа», которое применялось по отношению к людям, не разделявшим якобинские взгляды.

5. Это название происходит от древнегреческого слова «острака» — так назывался кусок глиняного черепка, на котором писали имя того, кого хотели изгнать.

6. Актон Д. История свободы в античности // Полис. — 1993. — № 2. — С. 112.

7. Как писал популярный в Италии 20-х годов прошлого века итальянский философ традиционалист Юлиус Эвола, «свобода возможна тогда, когда существуют господа и рабы, когда существуют гордые вожди и массы, отважно и великодушно вверяющие этим вождям свою жизнь и судьбу». (Эвола Ю. Языческий империализм. — М., 1994. — С. 46.)

8. Дж. Локк говорил, что нельзя достичь блага всех, если не гарантировать свободу каждому.

9. См.: Юм Д. Трактат о человеческой природе / Юм Д. Трактат о человеческой природе. Соч. в 2-х т. Т.1. — М., 1965. — С. 676, 682.

10. Социальную справедливость можно понимать как определенный баланс между свободой и равенством, приемлемый для того или иного сообщества на определенном этапе его исторического развития.

11. Античная демократия ведь тоже была в определенном смысле аристократией. Предъявляя очень высокие требования к статусу гражданина, она оставляла более половины населения греческого полиса (рабы, женщины, метеки) бесправными. Либеральная демократия значительно расширила число участников политического процесса и постепенно привела к образованию всеобщихдемократий, т. е. государств с равными гражданскими правами для всего взрослого населения.

12. В Древней Греции принцип выборности считался не столько демократической, сколько аристократической процедурой, позволяющей выявить лучших. Последовательно демократичным считалось определение кандидатов на должность посредством жребия.

13. Бакунин М. А. Кнуто-Германская империя и Социальная революция [электронный ресурс]. — Режим доступа: http://az. lib.ru/b/bakunin_m_a/text_0130.shtml — Дата доступа: 25.03. 2010

14. Например, классик русского анархизма Петр Кропоткин считал, что отношения в анархическом обществе будут определяться «не законами (т.е. государственными установлениями — авт.)… не властителями, избранными или же получившими или же получившими власть по наследию, а взаимными соглашениями, свободно состоявшимися, равно как и привычками и обычаями, также свободно признанными». (Кропоткин П. А. Современная наука и анархия / Политология: хрестоматия / Сост. проф. М. А. Василик, доц. М. С. Вершинин. — М., 2000. — С. 215-216.)

15. См., например: Овадья Ш. Этика свободного общества [электронный ресурс]. — Режим доступа: http://samsonblinded.org/files/ethics_of_free_society_rus.pdf — Дата доступа: 25.03. 2010

16. Впервые попытка обосновать тоталитарное по многим параметрам государственное устройство была предпринята в проекте «идеального государства» Платона. Каждое сословие этого государства выполняло четко очерченные функции и служило счастью «целого». Человек не должен был иметь каких-либо своих, отличных от государственных, интересов и целей.

17. В известной антиутопии Е. И. Замятина «Мы» герой определяет свободу как неорганизованное, дикое состояние человечества, неизбежно ведущее к несчастью.

18. Интересно то, что в рамках тоталитаризма возникает свое, особое понимание свободы, которое заключается в сознательном подчинении общей цели, добровольной включенности в процесс построения великого будущего. Людям внушалась мысль о том, что та активность, к которой их прямо или косвенно принуждает власть, и есть проявление их свободного выбора. В такой атмосфере многие граждане начинали искренне верить в то, что они свободны. (Для обозначения данного феномена введен специальный термин — «активная несвобода».) В некоторых случаях искажение правды доходило до крайности, когда понятия наделялись прямо противоположным смыслом. Например, свобода в антиутопии «1984» Дж. Оруэлла попросту приравнивалась к рабству.

19. Об этой опасности предупреждали еще философы древности. Платон описывает ситуацию, когда уставший от порождаемого демократией беспорядка, народ с готовностью отдавал власть в руки того, кто обещал восстановить мир и благополучие. «Так вот, тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство». (Платон. Государство / Платон. Собрание сочинений в 4-х т. Т.3. — М., 1994. — С. 352.)

20. Причем в правовом государстве властям дозволено только то, что предписано законом, тогда как остальным гражданам — все то, что не запрещено законом.

21. В Конституции Республики Беларусь эта идея нашла свое выражение в статье 2, которая гласит: «Человек, его права, свободы и гарантии их реализации являются высшей ценностью и целью общества и государства».

22. Широко известно выражение одного из американских судей, который в ответ на довод обвиняемого в том, что он волен поступать так, как ему заблагорассудится, ответил: «Свобода вашего кулака