После признания Россией независимости Абхазии и Южной Осетии на постсоветском пространстве остались еще две территории, имеющие подобный «статус» — Нагорный Карабах и Приднестровье. Естественно, развитие событий вдохновило руководство этих непризнанных образований, которое начало призывать Москву пойти на такие же шаги и по отношению к ним.
Приднестровье
Особенно активно вели себя власти так называемой «Приднестровской Молдавской Республики» (ПМР), которые даже ввели мораторий на контакты с официальными органами Молдовы под предлогом того, что в ходе военного конфликта в Южной Осетии Кишинев не осудил позицию Тбилиси. Поздравляя власти кавказских республик с признанием Москвой, бессменный лидер Приднестровья Игорь Смирнов твердо пообещал, что Тирасполь будет опираться на итоги референдума 2006 года, на котором приднестровцы единодушно проголосовали за независимость от Молдовы и присоединение к РФ. А 2 сентября, когда отмечалось 18-летие сотворения ПМР, Смирнов в обращении к народу безапелляционно заявил, что «у Молдовы есть только один шанс, чтобы сохраниться как государству — это признание ПМР и выстраивание с ней добрососедских отношений».
Надо сказать, что определенные основания для такой уверенности у него имелись, поскольку аналогии с Абхазией и Южной Осетией в данном случае просматриваются достаточно сильно. В Приднестровье в рамках официального миротворческого контингента размещены около 1200 российских военнослужащих, а львиная доля населения имеет российские паспорта и говорит по-русски. Да и российская политика в течение всего времени явно кренилась в сторону мятежного образования, и оно, пусть непризнанное, чувствовало мощную поддержку.
Тем не менее, глава российского внешнеполитического ведомства Сергей Лавров пообещал, что российские действия в Южной Осетии и Абхазии не станут прецедентом ни для Приднестровья, так и Нагорного Карабаха. Государственная дума также определила, что ПМР — это отдельная проблема, не имеющая ничего общего с Южной Осетией и Абхазией, и что оно может быть и в принципе должно быть в составе единой Республики Молдова.
В итоге уже 3 сентября Смирнов сделал сенсационное заявление о согласии начать с Молдовой переговоры об урегулировании конфликта. Столь кардинальное изменение позиции произошло после его встречи с президентом РФ Дмитрием Медведевым, который, по сообщениям российской прессы, использовал для переубеждения весь арсенал средств. В частности, Смирнову напомнили о существовании долга его республики за газ в $1,5 млрд. и махинациях с российской гуманитарной помощью, которая ранее поступала в ПМР. Кроме того, была обещана щедрая компенсация за покладистость: распространение на Приднестровье российских программы в сфере образования и здравоохранения, а также прямые выплаты из российских источников пенсий проживающим там гражданам РФ.
Основной причиной столь непривычной сдержанности России стало то обстоятельство, что, в отличие от Южной Осетии и Абхазии, у нее с Приднестровьем нет общей границы. В результате аннексии она получит в дополнение к Калининграду еще один эксклав, к тому же намного менее развитый экономически, обеспечивать существование которого ей будет очень непросто даже с точки зрения логистики.
Вместе с тем, Кремль хочет решить конфликт как можно быстрее еще и для того, чтобы к саммиту министров иностранных дел стран НАТО, который пройдет в декабре, продемонстрировать способность к урегулированию конфликтов не только силовым путем. Но, конечно, при этом ему хотелось бы достичь данной цели на своих условиях, которые сводятся к следующему: ПМР отказывается от независимости и остается частью Молдовы, но при этом получает широкие права автономии. Вдобавок Кишинев обязуется сохранять военный нейтралитет и соглашается на присутствие в Приднестровье российских военных.
Главная задача России заключается в укреплении прописанного в конституции нейтрального статуса Молдовы, чтобы воспрепятствовать ее сближению с евроатлантическими структурами в будущем. В связи с этим упомянутый Сергей Лавров высказал предположение, что в основу урегулирования будет положен «меморандум Козака», не подписанный в 2003 году. Он как раз предусматривает предоставление особого статуса российскому воинскому контингенту, а также «федерализацию» Молдовы.
Конечно, закрепление российского военного присутствия противоречит взятым Россией на себя в 1999 году обязательствам вывести войска. Но Москва в декабре 2007 года ввела односторонний мораторий на действие Договора об обычных вооруженных силах в Европе и более не считает себя связанной этим обещанием. Уже несколько лет муссируется вопрос о замене контингента на европейских наблюдателей, но Россия выступает категорически против. Приднестровье же вообще хотело бы увеличения его численности.
Однако именно это совершенно неприемлемо для Кишинева. Точно так же, по словам премьер-министра Молдовы Зинаиды Гречаной, исключено урегулирование конфликта на основе федеративного или конфедеративного устройства государства: «Молдова должна остаться унитарным государством с широкими полномочиями для Приднестровья».
Таким образом, сближения подходов пока не наблюдается, чего, собственно, и трудно было ожидать. Впрочем, можно предположить, что даже в случае провала своих инициатив Москва особо не расстроится. Дело в том, что практически все бюджетообразующие предприятия Приднестровья уже давно контролируют россияне, например, миллиардер Алишер Усманов — крупнейший металлургический завод в Рыбнице (кстати, аналог Жлобинского) и цементно-шиферный завод.
Нагорный Карабах
Боевые действия в Грузии и их последствия по понятным причинам привлекли чрезвычайно широкое внимание руководителей и представителей политических элит всех трех сторон вовлеченных в карабахский конфликт: Армении, Азербайджана и самого Карабаха. Особый интерес представляла реакция азербайджанского президента Ильхама Алиева, поскольку поведение России поставило Баку в неудобное положение. Поначалу он отмалчивался, и лишь по прошествии десяти дней, после переговоров с премьер-министром Турции Реджепом Тайипом Эрдоганом, наконец, заявил: «Россия и Грузия — друзья Азербайджана. Мы хотим, чтобы наши друзья были друзьями между собой».
Можно согласиться с мнением, что такая неопределенная позиция азербайджанского лидера — самый разумный, если не единственно возможный подход, так как, несмотря на явно выраженный прозападный курс, он никогда не входил в открытое противостояние с Москвой. Ясно, что Баку ведет себя подобным образом, чтобы не перечеркнуть возможность возврата к нормальному ритму отношений с такими неспокойными соседями, как Россия и Грузия. В эту же логику укладывается и достаточно сдержанный прием, которого удостоился в Баку вице-президент США Дик Чейни, спешно прилетевший в регион вскоре после кризиса.
В середине сентября Алиев посетил Москву, где встретился с российским руководством. Информация об этих встречах была весьма скудной. Известно только, что Дмитрий Медведев выразил поддержку продолжению прямых переговоров президентов Азербайджана и Армении, и заявил, что Россия будет и впредь оказывать необходимое содействие поиску взаимоприемлемого решения.
В связи с этим некоторые азербайджанские политики и политологи предложили разыграть российскую карту. Суть этой инициативы сводится к тому, что, как в свое время предлагал председатель правления «Газпрома» Алексей Миллер, Азербайджану следует продать весь свой газ России, а также отказаться от политики интеграции в евроатлантическое пространство. За это, дескать, ему будет оказана помощь в возвращении Нагорного Карабаха.
К такому же выходу подталкивают Баку и в России. В кругах, близких к Кремлю, открыто заявляют, что если Азербайджан возьмет курс на интеграцию в НАТО и будет препятствовать реализации политики Москвы, по установлению полного контроля над маршрутами транспортировки энергоресурсов из Каспийского бассейна на мировые рынки, то о Карабахе он может забыть.
Разумеется, восстановление территориальной целостности стало бы колоссальным достижением азербайджанских властей, так что популярность Алиева, и без того достаточно высокая в свете бурного экономического роста последних лет, взлетела бы до небес. К тому же правящая элита страны сблизилась бы с Кремлем, откуда заведомо не будут звучать обвинения в несоблюдении принципов демократии и нарушениях прав человека, которые время от времени слышатся с Запада.
Поэтому не исключено, что если бы у руководства Азербайджана были гарантии, что события будут разворачиваться именно таким образом, оно бы пошло на данный вариант. Проблема в том, что уверенности у него такой нет. В Баку прекрасно понимают, что Россия рассматривает Армению как свой форпост на Южном Кавказе, а потому едва ли пойдет на риск его утраты. Тем более, что в последнее время Ереван тоже стал наращивать активность в отношениях с НАТО. Более того, Кремль не ощутил особой поддержки с его стороны, хотя, казалось бы, уж оттуда-то она должна была последовать незамедлительно. Но, как заявил президент Серж Саргсян, Армения не может признать Южную Осетию и Абхазию, не признав Нагорный Карабах.
Вообще, в силу того, что, в данном случае, в отличие от остальных подобных ситуаций на постсоветском пространстве, Москва не является непосредственно вовлеченной стороной и формально не может претендовать на особое положение на спорной территории, у нее нет интереса в скорейшем разрешении конфликта. Напротив, при сохранении напряженности она по-прежнему будут иметь возможность в значительно большей степени влиять на процессы, протекающие в этом чрезвычайно важном для нее регионе, по очереди обещая свое содействие каждой из сторон.
На основании этих соображений можно сделать вывод, что любые инициативы России по урегулированию карабахского конфликта, скорее всего, будут блефом. Соответственно, никаких кардинальных изменений нынешнего положения дел в свете последней кавказской войны ожидать не приходится.