9 сентября в правительстве обсуждали программу высшего образования до 2015 года. Программа встретила критику главы Национального банка Петра Прокоповича, который сказал, что система высшего образования не соответствует задачам инвестиционного, инновационного развития страны. Глава ННБ говорит о том, что при определении потребности в специалистах нужно исходить не только из нынешнего состояния системы, но также из мировых экономических тенденций. Вероятно, образцы, на которые предлагает ориентироваться Прокопович, сильно отличаются от тех, на которые опираются разработчики программы, в частности, Министерство образования. Отчего такая разница?
Владимир Мацкевич: Нужно отметить, что критика, прозвучавшая из уст Петра Прокоповича по поводу предложений как бы развития высшей школы, не может не радовать, поскольку она затрагивает достаточно важные моменты. Но я не думаю, что речь может идти о конфликте образов будущего главы Нацбанка, с одной стороны, и минобразования — с другой.
Минобразования в принципе не исходит из каких-то перспективных планов, оно занято подгонкой вышей школы под потребности оставшихся научно-образовательных кадров и чиновников. Словом, происходит адаптация системы либо под нужды тех, кто дорабатывает до пенсии, либо под нужды непрофессиональных кадров, которыми сейчас наполнена система высшего образования. Не случайно во время упомянутого заседания отмечалось, что более 80 процентов профессоров старше 60 лет. Вполне понятно, что старые профессорские и шире — преподавательские кадры — стремятся привести систему к такому состоянию, чтобы им было максимально комфортно. Так происходит последние 15 лет, на протяжении которых система образования медленно деградирует: вымываются талантливые, инициативные люди, остаются идеологически выдержанные, пассивные исполнители. Особенно это касается управленческого звена — уровня ректоров, проректоров и деканов.
Еще в 1995 году, если я правильно помню, когда Козулин возглавил БГУ, началась массовая замена управленческих кадров — с тем, чтобы ликвидировать зачатки академических свобод в вузах, чтобы нейтрализовать студенчество как потенциальную протестную группу и пр. Под эти задачи мобилизовывались соответствующие профессорско-преподавательские силы, и все это дало о себе знать сегодня, когда высшая школа, с моей точки зрения, дошла до ужасающего состояния. Предлагаемые учебные программы базируются на предельно умозрительных посылках и не предполагают связи с какой-то эмпирической базой и реальным опытом.
Критика Петра Прокоповича, напротив, отталкивается от определенного опыта и имеет достаточно весомые основания — но при этом лишена каких-то хороших перспективных просчетов. Он просто усомнился в тех сомнительных данных, которые приводит Министерство образования, причем усомнился в связи с осведомленностью по поводу мировых тенденций. С другой стороны, у Прокоповича имеется собственный план развития банковской системы до 2015 года, и если он говорит о том, что в 2015 году в банковском секторе будут занято порядка 200 тыс. человек против 50 тыс. сегодня, то он, видимо, знает о чем говорит. А перспективные планы минобразования «корректируются» исходя из того, что у нас якобы перепроизводство экономистов и юристов.
В свое время наша группа в отделе методологии в Республиканском институте профобразования пыталась прогнозировать и считать потребности в специалистах, но тогда это никому не нужно было в министерстве образования, к тому же тамошние кадры просто не умели работать с прогнозами и с информацией как таковой. А сегодня, я думаю, положение еще хуже. Тогда, например, мы пришли к выводу о росте потребности в юристах — несмотря на то, что юридические факультеты были переполнены. Что касается проблем занятости, то они объяснялись, с одной стороны, крайне низкой профессиональной подготовкой, с другой — неправильным подходим к занятости. При катастрофическом уровне юридической безграмотности белорусского населения выпускники юридических факультетов могут работать юрисконсультантами (в фирмах, например), то же самое касается адвокатуры, которая находится в зачаточном состоянии, и, наконец, стоит вопрос ликвидации этой безграмотности, включая саму систему высшего юридического образования. Не говоря уже об экономическом. Если в стране с таким экономическим потенциалом и такой численностью населения, как Беларусь, только одно учебное заведение имеет сертификат международного уровня на подготовку специалистов МВА, то это какое-то недоразумение. Я не готов поручиться за статистику (поскольку она также в плачевном состоянии), но полагаю, что подобных центров в стране должно быть не менее 50.
В завершение я хотел бы сказать о том, что при сложившейся системе управления вузы не могу существовать вообще. Без академических свобод, без определенной самостоятельности вузов в экономическом плане (поскольку не одно серьезное современное учебное заведение исключительно на бюджетных средствах существовать не может и не должно), без конкуренции между ними за преподавателей и студентов, без времени, освобожденного на научно-исследовательскую деятельность, без постоянной ротации кадров между системами образования, бизнеса и управления, — без всех этих факторов полноценная система высшего образования невозможна. И сегодня они этих факторов лишена, и полумерами здесь не обойтись. Посему, отдавая должное честности и компетентности Петра Прокоповича, следует все же сказать, что предлагаемые им меры являются полумерами — скорее латанием дыр, чем серьезным восстановлением системы образования. Речь действительно идет сейчас о восстановлении, поскольку состояние, до которого высшая школа сейчас доведена, вообще не выдерживает никакой критики.