Круглый стол проведен в рамках совместного проекта «Диалог экспертных сообществ»журнала АRCHE и сайтов»Наше мнение» и «Новая Еўропа».
Эксперты:
Алексей Браточкин — историк
Александр Сарна — к. ф. н., философ и меда-теоретик, преподаватель ЕГУ
Алексей Овчинников — философ, социальный теоретик, аспирант ЕГУ
Александр Адамянц — главный редактор Интернет-журнала«Новая Еўропа»
Модератор: Ольга Шпарага
Ольга Шпарага: Мы начинаем серию круглых столов интернет-журнала «Новая Еўропа». Вся серия посвящена теме «Беларусь и Европа». В рамках первого круглого стола мы хотели бы дать слово белорусским интеллектуалам и обсудить, что такое европейские ценности и каков статус их в Беларуси. В качестве преамбулы я бы хотела зафиксировать такую вещь. На самом деле, о европейских ценностях можно услышать на беларусском государственном телевидении, прочесть в государственной прессе. Там говорится, что Европа и, в частности, Евросоюз не имеет никаких ценностей, что этот проект базируется исключительно на интересах, нас же, Беларусь европейцы обвиняют в том, что мы не следуем каким-то ценностям. В то же время власть говорит о том, что Беларусь соответствует всем европейским ценностям, что у нас есть демократия, у нас соблюдаются права человека, у нас создано социальное государство и что мы, в связи с этим, — лучшая и настоящая Европа. Возникает вопрос, так есть ли европейские ценности? В качестве второго отправного пункта обсуждения я предложила бы круглый стол «Пути европеизации Беларуси» http://n-europe.eu/article/2008/06/19/puti_evropeizatsii_belarusi_i, в котором была заявлена тема европейских ценностей и было высказано несколько точек зрения на их счет. В частности, главный редактор ARCHE Валер Булгаков высказал мнение, что в прошлом Беларуси были европейские ценности, они были значимы и до сих пор сохранились. И если их проанализировать, то мы обнаружим пласт европейскости у сегодняшних беларусов. Другая позиция была высказана философом Владимиром Фурсом и заключалась в том, что европейские ценности существуют, но это, скорее, нечто такое, принадлежащее всем, и это никак не связано с ЕС, который не имеет в себе ценностного ядра. В пику этой точке зрения высказался политолог Виталь Силицкий, который заявил, что европейские ценности важны, это то, за что люди готовы жертвовать, и эти ценности напрямую связаны с институтами ЕС, что институты являются проводниками и локомотивами ценностей. В рамках этого круглого стола хотелось бы как-то иметь в виду перечисленные позиции и поговорить о европейских ценностях именно из Беларуси, из беларусского контекста.
Алексей Браточкин: Вопрос интересный — существуют ли европейские ценности, однако непонятно, для кого этот вопрос задан, потому что европейцы давно дали на него ответ. В Маастрихтском договоре и в Европейской Хартии ЕС об основных правах 2000 года обозначен набор ценностей, которые для европейцев являются существенно важными. В данном случае это свобода, это уважение прав человека, это равенство, принцип верховенства права и закона, демократия, безопасность, правосудие. Это такой базовый набор ценностей, которые сами европейцы считают для себя важными. Я хотел бы ещё обратить внимание на вот такой момент: в Беларуси Европу, действия Европейского Союза часто воспринимают в прагматическом аспекте, а не в ценностном. Европу упрекают в излишнем прагматизме. И мне кажется, что это скорее проблема нашего восприятия Европы. Есть несколько любопытных моментов. Первый — то, что мы считаем Европу капиталистической. Она таковой и является, но дело в том, что капитализм — это не единственный феномен европейской жизни. Поэтому воспринимать Европу через экономическую прагматику будет неправильно. Европа — это достаточно сложный сплав капитализма со многими другими вещами. Важно различать это все и стараться экономическую прагматику видеть, но при этом не считать ее исчерпывающей для понимания Европы. А второй момент — наша собственная проблема, она связана с тем, что у нас на индивидуальном уровне граждане ориентированы на ценности выживания (а это очень прагматичные ценности), но в институциональном плане с ценностями (в том числе с ценностями, выходящими за рамки прагматики) у нас, в Беларуси, проблемы. И мы экстраполируем эту ситуацию на европейскую, не замечая ценностной составляющей жизни Европы. В Европе прагматика и институциональные ценности уже настолько тесно связаны, что сложно даже это разделить. А у нас индивидуальная прагматика доминирует над общим согласием, у нас только происходит институционализация новых, постсоветских ценностей.
О.Ш.: Если выделить важнейшие моменты сказанного Алексеем, то получается следующее: европейские ценности действительно существуют, и можно сказать, что это политические ценности. Второй момент — это своеобразие восприятия Европы в Беларуси, в котором преобладают обращение к экономической составляющей и критика капитализма, из чего Алексей делает вывод, что Европа в Беларуси прагматизируется, а до ценностей рассмотрение не доходит, в результате чего они предстают в искаженном свете. И третий вопрос — возможно, прагматизация Европы связана с ситуацией или обнаруживает саму ситуацию в Беларуси, где есть какая-то проблема с ценностями, где присутствует неопределеность, и именно сквозь эту призму беларусы смотрит на других.
Алексей Овчинников: Мне кажется, проблема Беларуси заключается в том, что на ценностном уровне здесь используется те же самые ценности, что и в Европе, только испытавшие некие трансформации, мутации в советский период, в результате чего возникает игра понятий. То, что понимается под демократией в Европе, отличается от демократии в Беларуси, однако при этом используется одно и то же понятие. Тот же список ценностей, который был представлен Алексеем Браточкиным, можно отнести и к беларусскому обществу, но когда мы будем расшифровывать каждое из понятий, то оно будет наполнено совершенно иным содержанием. В этой связи мне кажется, что важнейшей проблемой является проблема мутации ценностей в Беларуси. С другой стороны, проблема европейских ценностей, которая сейчас существует и с 90-х годов активно обсуждается в самой Европе, связана с тем, что они воспринимаются как постхристианские ценности в гомогенном европейском пространстве, которое сформировалось еще в средние века. Нормативные акты начинают сталкиваться с ценностными категориями, которые предлагаются другими культурами и в отношении других культур в Западной Европе обыгрывается не совсем адекватно и не совсем вежливо. Тут стоит различать нормативные ценности и культурные ценности.
Александр Сарна: Я бы тоже различал регулятивы, которые являются социальными стандартами, нормами и правилами для каких-то повседневных практик, обеспечивают координацию наших действий, служат для взаимопонимания и активного взаимодействия — в отличие от культурных ценностей, которые, собственно, и можно назвать ценностями в «абсолютном» или «идеальном» смысле. Последние, безусловно, находят свое воплощение в нормативно-правовых актах, в каких-то политических соглашениях, в экономических основах всей деятельности в рамках Евросоюза. Здесь можно выделить определенное «идеологическое ядро» европейской культуры и, шире, — западной цивилизации в целом, которое начало формироваться, действительно, в христианскую эпоху и наиболее четко было сформулировано в эпоху Просвещения, ведь именно просветители и осуществили канонизацию европейских ценностей. Мы можем признать их достижениями именно европейской культуры, потому что ни в одной другой части света они не были сформулированы. К ним следует отнести в первую очередь демократию, частную собственность и рыночную экономику, которые стали основой идеологии либерализма. При этом права человека являются «краеугольным камнем», на котором была построена вся система социальных отношений. В этой связи возникает вопрос нашего отношения к этим западным ценностям. Я думаю, что на нашу позицию, особенно официальную государственную, влияет советское прошлое, когда ценности Запада мы считали «классово чуждыми» для нас, хотя о правах граждан говорилось много и они были прописаны в конституции СССР. Сейчас тезис о «чуждости» открыто не декларируется, но, по сути, настороженное отношение к европейским ценностям сохраняется, и остается желание дистанцироваться от них. Географически, территориально мы принадлежим Европе, но соответствуют ли европейские ценности нашим потребностям, следует ли их считать «нашими»? Можем ли мы признать эти ценности, или у нас есть что-то свое? Мы пытаемся «лавировать» между Западом и Востоком, Европой и Россией, пытаясь прояснить свою позицию в этом вопросе, но пока наблюдается полная неопределенность. И поэтому невозможно даже умозрительно сопоставить какие-то ценности, которые можно было бы считать «нашими», с «чуждыми» для нас западными и «близкими» нам общеславянскими, потому что мы не выработали канон собственных ценностей, которые стали бы общепризнанными.
О.Ш.: Итак, мы понемногу переходим к вопросу о европейских ценностях в Беларуси. Мы зафиксировали, что имеется сложный комплекс европейских ценностей — политических, социальных, культурных, которые действуют по-разному, и можно проследить, как они формировались. Европейские ценности связаны с христианством, однако претерпели изменения в эпоху Просвещения, в результате чего возникла трехсложная модель государства, гражданского общества и рынка. И все эти составляющие важны, необходимо найти, как они взаимодействуют друг с другом. Венчается же она, как сказал Александр, правами человека. С этим мы связываем существо Европы и западного мира. Второй момент, который отметили все эксперты: эти ценности существуют в Беларуси. Я зафиксировала тут два момента. Первый: в советское время европейские ценности позиционировались как чужие, и до сих пор мы чувствуем этот разрыв. Отсюда, когда мы говорим о Европе, мы формулируем этот вопрос так, как будто мы не в Европе, а «где-то там», и именно из этой позиции выносим наше оценочное суждение о Европе. Второй момент, который зафиксировал Алексей Овчинников, — это то, что в советскую эпоху произошла мутация европейских ценностей, и она продолжает происходить. Есть, к примеру, такое обозначение: «демократия с прилагательными». Сколько уже в постсоветском пространстве демократий и других базовых европейских норм приобрело свои прилагательные, которые искажают, а, может быть, даже ставят под вопрос эти самые ключевые ценности. В итоге мы имеем ситуацию, при которой европейские ценности в Беларуси, с одной стороны, были отчуждены от нашего контекста советским контекстом, а с другой, — переработаны и продолжают перерабатываться им.
А.О.: Мне кажется, что в Европе не только был другим ценностный фон, но была и другая их интерпретация. И сегодня нужно бороться за интерпретацию.
А.Б.: Интересный момент по поводу интерпретации ценностей. Если брать Советский Союз, постсоветское пространство и Европу, то разговор идет еще и о разных социальных пространствах, о разной действительности. Мы должны понимать, что наше общество развивалось несколько в ином темпе, чем общества ряда ведущих стран Европы. И если говорить, к примеру, о понятии свободы в одинаковые исторические периоды внутри этих пространств, то мы увидим, что она понималась она по-разному. Вопрос в таком случае не только в адекватной интерпретации. Действительность, в которой мы живем, создает другие ценности, и то, что в Европе уже стало историей, у нас еще только-только зарождается. Разговор о ценностях — это такая «история ментальности» в духе французской школы Анналов. Но если говорить об истории ментальности нашей, беларусской, то один из самых ее неприятных моментов — это прерывность. История формирования европейских ценностей была непрерывной, и в силу этого был достигнут адекватный компромисс между мышлением и действием: действие соответствует мышлению, есть чёткая связь между представлениями об «идеальном» и социальной практикой. В советскую эпоху и даже в постсоветскую — даже не девятнадцатый век, не Российская империя, — именно советские проекты и то, что сейчас происходит, — всё это говорит о большой проблеме — разрыве между индивидуальными стратегиями поведения людей и представлениями об «идеальном», принятыми в обществе. У нас плохо работают механизмы артикулирования общих ценностей, вместо них часто предлагаются искусственные вещи. В силу прерывности нашей истории мы не видим важности в ценностях высокого порядка, мы не можем освоить для себя то, что давно освоила Европа.
О.Ш.: Подведем предварительные итоги. Все эксперты положительным образом ответили на вопрос: «Существуют ли европейские ценности?», и не только перечислили их, но и констатировали их присутствие в Беларуси. Однако в Беларуси эти ценности претерпели трансформацию в советскую эпоху, так что были изменены практически до неузнаваемости. Важную роль при этом играла «история беларусской ментальности», ключевыми для которой были ее разрывы. Именно они, по словам Алексея Браточкина, обусловили образование пропасти между индивидуальными стратегиями поведения людей и представлениями о принятом в обществе, о тех целях и нормах, в соответствие с которыми должны развиваться не только отдельные люди, но и общество в целом. И сегодня нужно не только бороться за новые интерпретации уже имеющихся ценностей, но и тщательно исследовать тот новый раскол между обществом и индивидами, который производит нынешняя беларусская власть.
Продолжение следует