Памятуя о проколах, случившихся три года назад на референдумах во Франции и Нидерландах по вопросу одобрения Европейской конституции, Брюссель, казалось, предпринял все меры, чтобы исключить возможность повторения тех неудач в процессе принятия Лиссабонского договора, упрощенной версии упомянутого проекта. На сей раз единственной страной, где по этому поводу должен был быть проведен всенародный плебисцит, осталась Ирландия, где это было неизбежно в силу ее внутреннего законодательства. Как показали события, опасения доверить решение судьбоносного вопроса широким массам населения были не напрасными — именно это «слабое звено» и не выдержало.
Лиссабонский договор, подписанный 13 декабря минувшего года, стал компромиссом между государствами, ратифицировавшими первоначальную европейскую Конституцию, и теми, которые не поддержали документ или не провели процесса ратификации. В нем сохранены многие элементы европейского Конституционного договора. Среди них наиболее существенными являются сокращение возможности применения странами права вето, поскольку в ряде важных случаев вместо этого предлагался принцип «двойного квалифицированного большинства» — по числу жителей и количеству государств. Кроме того, возрастает объем власти Брюсселя, которому передаются полномочия в 60 областях политики, исключительная компетенция в вопросах международной торговли и прямых иностранных инвестиций, а также вводятся должности единого президента и министра иностранных дел ЕС. Несмотря на отсутствие в документе самого понятия «Конституция ЕС» и государственных символов союза, в частности, флага и гимна ЕС, он подлежит ратификации во всех 27 государствах-участниках.
Ожидалось, что договор вступит в силу в январе следующего года, и казалось, все шло в соответствии с планами: ко дню ирландского референдума текст соглашения уже ратифицировали уже 18 парламентов. Однако 12 июня большая часть голосовавших ирландцев не поддержала договор — «за» проголосовали только 46,6% избирателей, тогда как «против» — 53,4%. В итоге объединенная Европа снова оказалась перед той же проблемой.
Причины поражения договора для многих остаются загадкой, так как Ирландия являет собой воплощенный успех европейской интеграции. Благодаря европейским трансфертам и субсидиям (56 миллиардов евро за 35 лет) она превратилась из отсталой, в основном аграрной, страны в одну из процветающих и наиболее динамично развивающихся экономик Старого Света, где ВВП на душу населения уступает лишь Люксембургу, достигая 146% от среднеевропейского уровня.
Однако на деле не все так просто. В Ирландии возникло целое движение против договора, члены которого убеждали (и убедили) сограждан, что его принятие сделает Европу менее демократичной и вдвое уменьшит влияние страны при принятии решений в ЕС. Кроме того, возникнет приоритет законодательства Евросоюза над ирландским, что могло бы в перспективе ослабить жесткие нормы последнего в отношении абортов и эвтаназии. Настороженность вызывал также пункт о создании европейского командования вооруженными силами Евросоюза, что, как считают в Дублине, может подорвать принцип военного нейтралитета страны.
Безусловно, свою роль сыграла и сложность документа. Прочитать свыше 200 страниц текста, над которым пришлось потрудиться юристам, под силу далеко не каждому. Авторам не удалось составить его в краткой и доходчивой форме, с ясными принципами и общими правилами. А в существующем виде люди просто не понимали, что это за соглашение, и зачем оно нужно. Как было отмечено в британской The Financial Times, «ирландцы — ребята разумные и хорошо знают, что Европа — источник их преуспеяния. Но при этом голосовать за непонятный документ на юридическом жаргоне, прописывающий усложненные правила голосования, многим кажется унизительным».
Вероятно, не последней причиной стало также заметное ухудшение экономического положения жителей ЕС, вызванное значительным ростом цен на энергоносители и продовольствие. Можно предположить, что в складывающейся общеэкономической ситуации ирландцы выразили озабоченность возможностью слишком существенного перераспределения материальных ресурсов от более богатых членов организации к более бедным.
Представители многих европейских государств и брюссельской администрации не скрывали своего разочарования итогами голосования в Ирландии. Так, президент Италии Джорджо Наполитано подчеркнул, что Европейский союз будет парализован, если не удастся как-то разрешить эту ситуацию. По его мнению, в многолетнюю работу над договором представители многих стран Евросоюза вложили немало труда, поэтому было бы «неверно и немыслимо» начать с нуля такую объемную и серьезную работу: «Нельзя думать, что страна, которая составляет меньше чем 1% от населения Европейского союза, может заблокировать процесс, который уже нельзя откладывать». Министр по европейским и международным делам Австрии Урсула Плассник назвала итоги референдума серьезным ударом, а сложившуюся ситуацию кризисом, в котором «нечего приукрашивать». А министр иностранных дел ФРГ Франк-Вальтер Штайнмайер поначалу даже не исключил временного выхода Ирландии из интеграционного процесса ЕС.
Действительно, на первый взгляд 3 миллиона ирландских избирателей вроде бы навязали свое отношение к договору 490 миллионам остальных жителей Евросоюза. Но с другой стороны, можно говорить, что ирландцы пренебрегли мнением не людей, а 26 (в предельном случае) парламентов, что при всей демократичности европейских выборов все-таки не совсем одно и то же. В конце концов, с юридической точки зрения принятое ими решение является абсолютно легитимным.
К тому же нельзя сказать, что все внешние оценки были однозначно негативными. Например, выбор ирландцев получил поддержку в Восточной Европе. Президент Чешской Республики Вацлав Клаус назвал негативный исход референдума «победой демократии и разума над европейской бюрократией». Он считает, что продолжать дальнейшую ратификацию документа нельзя. Его фактически поддержал премьер страны Мирек Тополанек, заявивший, что ЕС «способен функционировать и без Лиссабонского договора». Более того, в Чехии вопрос о правомерности принятия Лиссабонского договора парламентом находится сейчас на рассмотрении Конституционного суда, и до его заключения решаться не может. При этом нет никаких гарантий, что потенциальный референдум даст положительный результат.
Вообще, надо признать, евроскептики получили новый импульс. Скажем, в Дании, которая уже ратифицировала договор, задумались об отсрочке референдума по вступлению страны в зону евро.
Что же в итоге решили партнеры Дублина? Уже через пару дней в Люксембурге состоялось заседание Совета ЕС на министерском уровне, на котором главы внешнеполитических ведомств союза договорились продолжать процесс ратификации. К тому же по случайному совпадению ирландское голосование прошло буквально накануне очередного саммита Евросоюза, так что у глав государств и правительств была возможность очень скоро напрямую обсудить создавшееся положение. Они пришли к заключению, что целесообразно отложить окончательное решение о судьбе Лиссабонского соглашения до осеннего саммита ЕС в октябре этого года.
Возникает естественный вопрос, какими могут быть сценарии выхода из кризиса. Один из них заключается в том, что после внесения в текст договора определенных изменений он в ближайшем времени будет повторно вынесен на национальный референдум. В ЕС так уже случалось неоднократно: начиная с Маастрихтского соглашения, ни один договор, за исключением Амстердамского, не вступил в силу в срок и не был ратифицирован всеми с первой попытки. Не исключено также принятие специальной декларации, гарантирующей, что Лиссабонский договор никак не затронет политику Ирландии в области абортов, налогообложения и нейтралитета. Однако и в этом случае повторный референдум необходим. Между тем против него выступают в Ирландии даже те политические силы, которые агитировали за Лиссабонское соглашение.
Еще одним вариантом является масштабное политическое переформатирование интеграционного процесса, которое в итоге может привести к возрождению и воплощению идеи «Европы двух скоростей». То есть большинство стран-участниц будут реализовывать заложенные в Лиссабонском договоре принципы, а несогласные сохранят нынешнюю степень своей интеграции. В принципе здесь нет ничего сверхъестественного: отдельные элементы такого положения существуют и в настоящее время — это Шенгенское соглашение, зона евро, общая внешняя и оборонная политика. Ожидается, что в случае успеха процесса «аутсайдеры» осознают ошибочность своей позиции и поспешат примкнуть к «лидерам».
Таким образом, теперь уже очевидно, что Евросоюз испытывает кризис. Основная проблема заключается в том, что два его фундаментальных принципа — национальный суверенитет и общеевропейская идентичность — вступили в противоречие друг с другом. Поскольку сейчас практически во всех ключевых сферах действует правило консенсуса, то у любого государства имеется возможность заблокировать решение, которое его категорически не устраивает. Несмотря на многочисленные оговорки, упомянутое «двойное большинство» означает, что при определенных условиях мнение небольшой или даже средней страны может быть проигнорировано и ей придется подчиниться. А это означает принципиальную перемену — реальный отказ от некоторых суверенных прав. Похоже, на данный момент не все европейские нации к этому готовы.
Проевропейски настроенных граждан Беларуси, разумеется, интересует, каким образом случившееся может сказаться на перспективах сближения нашей страны с Евросоюзом. Следует отметить, что одним из наиболее серьезных негативных результатов ирландского референдума стало значительное осложнение ситуации с дальнейшим расширением ЕС. В самом деле, Лиссабонское соглашение должно было снять прописанное ныне ограничение на количество членов Евросоюза в количестве 28 стран. По действующим правилам из всех имеющихся претендентов на вступление соответствующими гарантиями обладает только Хорватия. Так что для остальных балканских стран (Албании, Македонии, Черногории, Боснии и Герцеговины и Сербии) равно как и для Украины ирландское «нет» стало неприятным сюрпризом, и им остается лишь уповать на скорейшее разрешение сложившейся ситуации.
Что же касается Беларуси, то поскольку в силу известных обстоятельств она никоим образом не числилась в первых рядах кандидатов, создавшееся положение для нее практически ничего не меняет. Вполне возможно, когда-нибудь официально будет поставлена такая цель — стать членом Европейского союза, но даже самые большие еврооптимисты признают, что реализована она будет не раньше, чем через пару десятилетий. А за это время, можно не сомневаться, разрешится не только нынешний кризис объединенной Европы, но и другие, которые наверняка еще будут иметь место.