Двойной шок для системы образования

Константин Неманов

Резюме

Министерство образования не удержало контроль над системой образования в условиях двойного шока – пандемии COVID-19 и массовых поствыборных протестов. Сконцентрировавшись на обеспечении результатов выборов, оно проигнорировало общественный запрос на организацию безопасного обучения в условиях пандемии и уступило инициативу другим участникам образовательного процесса.

Перед лицом нарастающего политического кризиса, власти не смогли нейтрализовать недовольство стейкхолдеров системы образования и скорректировать образовательную политику. Попытка подавить протесты в системе образования с помощью беспрецедентных административных репрессий и психологического давления хотя и уменьшила масштаб открытых выступлений, но способствовала росту самосознания и самоорганизации образовательных сообществ, а также возникновению подпольного академического сопротивления.

Тенденции:

Введение

Год 2020-й начался с весьма чувствительного удара по международной репутации беларусского образования. Итоги PISA (Международной программы по оценке образовательных достижений учащихся) продемонстрировали чудовищное социальное неравенство в доступе к качественному среднему образованию, а в Индексе академической свободы Беларуси нашлось место лишь между Ливией и Суданом.1 Однако министерство образования демонстративно не замечало подобных оценок и продолжало беззастенчиво превозносить свои успехи как на национальном, так и международном уровне. Складывалось впечатление, что стейкхолдеры сферы образования смирились и адаптировались к такому бюрократическому лицемерию. COVID-19 и Протест взорвали систему и превратили её в поле столкновения антагонистических ценностей и академического сопротивления репрессивным практикам и административному произволу.

Первый шок: COVID-19

Отсутствие внятной стратегии по контролю над распространением COVID-19 в беларусской системе образования политизировало всю эту сферу практически с самого начала пандемии. Минобразования, как можно было ожидать, оказалось деморализовано и не способно самостоятельно выстроить последовательную линию поведения в условиях пандемии. Оказавшись под давлением общественных настроений, с одной стороны, и экстравагантных эскапад Александра Лукашенко, с другой, чиновники запутались в своих собственных инструкциях и впали с самый тяжких грех беларусской бюрократии – утратили контроль над системой образования. «Потеря управляемости» – жуткий кошмар любого отечественного министра – проявилась в том, что родители учащихся, студенты и даже ректоры университетов сами принимали решения о режиме и графике занятий в школах и вузах.

Уже с начала марта ситуация вышла из-под контроля. Хотя официальный карантин не объявляли, в вузах начали менять расписание, перенося лекционные занятия на более поздние сроки, а родители школьников переводили их на домашнее обучение. Рекомендации министерства здравоохранения безнадежно запаздывали, заболеваемость росла, а карантин никто не решался объявить.

Минобразования никак не могло определиться, отправлять ли детей на каникулы, когда и на сколько, и что делать дальше. В этих колебаниях система образования дожила до 30 марта, и начавшиеся по расписанию весенние каникулы никто уже не решался прервать. Так продолжалось до тех пор, пока Александр Лукашенко не велел завершить затянувшиеся на три недели каникулы и вернуть всех на занятия. Однако, даже по официальным данным, в школу вернулись не более 30–40% детей. Угрозы не аттестовать прогульщиков также не возымели эффекта, и Минобразованию пришлось смягчить позицию.

Наладить дистанционное образование также не удалось. Утверждение замминистра Ирины Старовойтовой о том, что в Беларуси 99% учреждений образования имеет доступ в интернет, а 85% педагогов готовы к использованию ИТ в учебном процессе, не нашло подтверждения в жизни. Зато остро встал вопрос, каким образом были израсходованы многомиллионные бюджетные средства государственных программ и концепций информатизации/цифровизации системы образования.2

Двадцать пятого апреля появилась петиция с требованием отставки министра образования. В вину министру Игорю Карпенко была поставлена его неспособность организовать дистанционное обучение школьников и студентов, обеспечить безопасность участников учебного процесса, аттестацию учеников, находящихся на домашнем обучении, предпринять шаги по преодолению цифрового неравенства и др.3

Ответ министерства сводился к тому, что в Беларуси не существует законодательной базы для использования дистанционного образования и поэтому претензии к министру образования беспочвенны. Действительно, развитие нормативной базы электронного образования в нашей стране парализовано с 2007 года. Начиная со слушаний в Национальном собрании по реформированию Кодекса об образовании 2013 года вопрос о легализации дистанционного образования ставился регулярно, однако так и не получил законодательного закрепления.

В 2019 году Республиканский совет ректоров тщетно обращался с просьбой внести изменения в министерские инструкции по организации обучения и аттестации студентов для имплементации онлайн-образования, и пандемию COVID-19 беларусская система образования встретила совершенно неподготовленной. Чтобы как-то успокоить страсти, Минобр пообещал до конца 2020 года разработать единую онлайн-платформу для дистанционного обучения. Правда, какую роль она может сыграть без законодательного закрепления, оставалось не ясным. Чего стоило это обещание, станет понятно в 2021 году, но и раньше подобные обещания звучали не раз. А пока, видимо, участники образовательного процесса должны мириться с беспомощной онлайн самодеятельностью массы неподготовленных и перегруженных преподавателей и столь же неподготовленных учащихся.

Пандемия явилась вызовом не только для Беларуси, но руководство беларусской системы образования не уставало поражать алогичностью своих реакций. В разгар эпидемии было решено не переводить в дистанционный режим Централизованное тестирование, но лишь сдвинуть его во времени на две недели. Не отказалось ведомство и от выпускных вечеров и торжественного вручения аттестатов. При этом грубо пресекались призывы к объявлению карантина. Видимо, предполагалось, что таким образом можно восстановить контроль над системой образования.

Первыми жертвами этих репрессий стали некоторые члены «Молодёжного блока», задержанные во время акции против принуждения студентов к участию в массовых мероприятиях по случаю празднования 9 мая. Студентка лингвистического университета (МГЛУ) Лиза Прокопчик была отчислена, став первой жертвой в цепи последующих арестов и исключений студентов и преподавателей вузов.

На вторую волну пандемии минобр ответил рекомендациями увеличить перемены между уроками, мыть руки и соблюдать социальную дистанцию. Очередная петиция с требованием перевести школы на дистанционное обучение ввиду большого количества заражений коронавирусом и нереалистичности рекомендаций получила всё тот же ответ – дистанционное обучение в школе не предусмотрено законом.4 Пусть гибнет мир, но торжествует закон.

Неспешный, затянувшийся на долгие годы процесс легализации дистанционного образования никто не обязан ускорять по причине пандемии. Более того, прокуратура пригрозила санкциями родителям, которые вздумают обучать детей вне школы. И всё же некоторые родители оставили детей дома. По официальным данным, после осенних каникул в классы вернулись 86% учеников.

В вузах ситуация с переходом на дистанционное обучение складывалась иначе. Хотя никакой общей стратегии не существовало, некоторые университеты частично переводили студентов на онлайн-обучение и даже иногда практиковали дистанционную аттестацию. Но такие решения зачастую принимались отдельными преподавателями и зависели от подготовленности академического персонала и настойчивости студентов.

В целом, опыт использования дистанционного обучения разочаровал всех участников образовательного процесса ввиду технологической и педагогической неподготовленности преподавателей, отсутствия адаптированного контента, соответствующей организации труда и технических возможностей.

К эффективному использованию современных информационных технологий оказались не готовыми и сами студенты. Попытки на ходу исправить положение не могли быть результативными ввиду отсутствия внятной стратегии, запоздалости и скромности масштабов. Перед лицом СОVID-19 поражение потерпело не только министерство, но и вся система образования.

Второй шок: протесты

Можно предположить, что беспомощность и равнодушие минобра объяснялись тем, что борьба с пандемией не имела для него приоритетного значения. Главной заботой являлось обеспечение избирательного процесса, в котором педагогические работники традиционно играют ведущую роль.

Нарастающее напряжение и недовольство среди большинства стейкхолдеров образования накануне выборов побудили власть искать способы умиротворения и подкупа своих традиционных союзников. Но на этот раз денег, чтобы потушить недовольство, не нашлось. Пришлось довольствоваться обещаниями.

На встрече с педагогическим активом 29 июня А. Лукашенко пообещал увеличить в течение следующей пятилетки зарплату преподавателям до 150% от средней по стране, на 100% удовлетворить спрос студентов на общежития, обеспечить доступность высшего образования для сельской молодёжи и других социально уязвимых групп населения.5 Взамен от педагогов потребовали усилить воспитательную работу с учащимися.

На деле эти обещания были дезавуированы практически сразу же после выборов. Так, указ № 27 «Об оплате труда работников бюджетных организаций» обернулся сокращением реальной зарплаты учителей. Обещание внести изменения в правила приёма, расширяющие доступ в вузы для сельской молодёжи, уже к следующей приёмной кампании растворилось в проработках и согласованиях. В конечном счёте минобр заявил, что раньше 2023 года существенных изменений в правилах приёма не следует ожидать. Единственная категория абитуриентов, которая получила преимущества, это военнослужащие с рекомендациями из воинских частей.

Обещаний оказалось недостаточно, чтобы нейтрализовать протестную волну, захлестнувшую всю сферу образования после президентских выборов 9 августа и, особенно, после всплеска брутального насилия против демонстрантов. В ответ на участие работников образования в фальсификациях итогов голосования родители школьников, бывшие и нынешние ученики демонстрировали разочарование и негодование, грозились бойкотом занятий.

Власти достаточно серьёзно восприняли перспективы ухода детей из-под государственного контроля. Родителям, которые намеревались перевести детей на домашнее обучение, 4 сентября прокуратура пригрозила СОП («социально опасное положение»), а Минобр ужесточил отношение к частным школам. Если ещё в начале года их пытались интегрировать в систему, то после выборов на них обрушились проверки и угроза введения лицензирования, которое в условиях Беларуси означает полный чиновничий произвол. Сами 17 частных учреждений среднего образования с 1353 учащимися вряд ли серьёзно угрожали государственной школе, но надо было пресечь общественный запрос на независимое обучение.

Протест в университетах был более массовым и организованным, чем в средней школе. Обращения студентов и преподавателей с требованиями прекращения насилия, освобождения задержанных и проведения новых выборов подписали тысячи человек из многих вузов. Тем не менее мирные демонстрации нельзя назвать многочисленными. По оценкам журналистов, в самой массовой акции 1 сентября участвовали от 1 до 2 тыс. студентов из почти 100-тысячного минского контингента дневной формы обучения. Если вначале администрация некоторых университетов пыталась избегать конфликта с протестующими и даже способствовала освобождению задержанных, то вскоре последовали доносы, запугивания, отчисления студентов и увольнения неугодных преподавателей.

Помимо беспрецедентных массовых академических репрессий, по существу, впервые в большом масштабе использовались инструменты уголовного преследования и административные аресты. Задержаны 418 студентов и студенток, 103 чел. подверглись административным арестам сроком до 114 дней, 65 – оштрафованы, 30 оказались за решеткой по обвинению в криминальных преступлениях, пятеро осуждены на сроки от 1.5 до 4 лет. Зафиксировано 106 случаев репрессий против преподавателей вузов, включая аресты, штрафы, увольнение или принуждение к увольнению. Уволены девять ректоров, которые оказались недостаточно активными в подавлении студенческих протестов.6

Атмосфера террора в университетах дополнялась угрозами прервать академические обмены с западными университетами, отказаться от признания зарубежных дипломов, ограничить миграцию выпускников, ужесточить систему принудительного распределения и т. п.

Сопротивление

В 2020 году наряду с негативной ревизией болонских обязательств в высшем образовании Беларуси происходили заметные изменения в части растущего интереса и симпатий к фундаментальным академическим ценностям, рост самоорганизации и противодействия академических сообществ репрессивным идеологическим и административным практикам. По существу, в университетах развернулась острая борьба между консервативной и репрессивной политикой администрации и попытками продвигать некоторые болонские ценности и реформы явочным порядком, с риском для академической карьеры и личной безопасности.

Следы этой борьбы можно обнаружить в 15 университетах, где действовали стачкомы, образовались ячейки Свободного профсоюза беларусского (СПБ), происходил выход студентов из БРСМ и укрепление позиций ЗБС («Задзіночанне беларускіх студэнтаў»), создание на его основе национальной студенческой ассоциации.

Международная реакция на репрессии в беларусских вузах оказалась противоречивой. Ряд международных организаций продолжили сотрудничество с беларусским минобром. В ноябре 2020 года по причине противодействия России Министерский саммит ЕПВО не смог принять резолюцию, осуждающую академические репрессии в Беларуси. Хотя репрессии осудили сопредседатели Рабочей группы болонского процесса (BFUG), Европейская ассоциация университетов, Европейский союз студентов, представители многих европейских стран. От сотрудничества с минобром Беларуси не отказались ни ЮНИСЕФ, ни Всемирный банк, предоставивший 100-миллионный кредит для модернизации высшего образования.

Вместе с тем совершенно беспрецедентными оказались и масштабы академической солидарности. В Германии шесть университетов присоединились к программе поддержки репрессированных студентов и преподавателей Studentsolidarity, предлагая в общей сложности более 150 мест для бесплатной учёбы и оплачиваемых стажировок.

Польское национальное агентство по академическому обмену (NAWA) и Конференция ректоров академических школ Польши выделили стипендии почти 900 гражданам Беларуси на обучение в 73 вузах Польши.

Министерство образования Чехии объявило о том, что поддержит обучение беларусов в 11 университетах Чехии.

Румыния выделает 100 мест для беларусских студентов в 13 университетах. Государство полностью покроет обучение, проживание и выделит стипендию.

Норвегия выделила 23 места на магистерских программах.

Литовские университеты приняли участие в программах поддержки репрессированных беларусских академиков и студентов. Каунасский университет имени Витовта Великого, предоставил 50 стипендий, Вильнюсский университет также предоставляет стипендии для беларусских студентов.

Правительство Литвы приняло решение о выделении EUR 200 тыс. для поддержки обучения студентов из Беларуси в ЕГУ (Вильнюс).

Заключение

В 2020 году лицо беларусского образования определяли два события: реакция на COVID19 и шок от поствыборных событий. И одного из них оказалось бы достаточно, чтобы потрясти до основания всю систему. Но их интерференция отбросила Беларусь не просто на десятилетие назад в прошлое, но в ту действительность, опыт жизни в которой попросту отсутствует.

Масштабы конфронтации, произвола, репрессий и абсурда беспрецедентны. Но вместе с тем глубокое и нестерпимое унижение породило и беспрецедентный же рост самосознания и самоорганизации академического сообщества, привело к возникновению университетского сопротивления. Контуры этой новой реальности только угадываются. Вполне вероятно, что посткризисная образовательная политика будет формироваться не столько в открытом, сколько в потаённом противостоянии официальной и независимой школы (и средней, и высшей).

Правовой произвол власти развязал руки и избавил альтернативное образование от необходимости постоянно оправдываться в своём существовании и выпрашивать разрешение на сохранение маргинального статуса. И теперь на стороне новой школы ещё и вся трансграничная сила информационных технологий.