Системный кризис взаимоотношений власти и общества

Геннадий Коршунов

Резюме

2020 год ознаменовался глобальным кризисом, который ускорил процессы социальной динамики на всех уровнях. Волна вынужденных противоэпидемиологических мер прокатилась по планете и вынесла на поверхность все скрытые тенденции и противоречия. Каждая страна, государство и общество должны были пройти своё испытание на прочность – найти ответы на вызовы COVID-19, который если и не укрепил доверие между государством и его гражданами, то по крайней мере не разрушил бы взаимопонимание между ними.

В Беларуси кризис, вызванный COVID-19, наложился на тенденции, созревавшие десятилетиями, и стал системным.

Тенденции:

Девальвация и денонсация социального контракта

Основой социального контракта, заключённого между беларусским обществом и действующей властью в 1994 году, являлось негласное распределение полномочий следующего формата: власть получала исключительные права по нормированию и регулированию порядка в стране, взамен обязуясь поддерживать на должном уровне (невысоком, но приемлемом) социальные стандарты, доставшиеся в наследство ещё от Советского Союза. В свою очередь общество оставляло за собой роль социально-политического объекта, который не претендует на активное участие в политической жизни, зато имеет гарантии безопасности, стабильности и определённого благополучия.

Следующие 10–12 лет на внутриполитическом треке власть усиленно работала в двух направлениях – построение «социального государства» для общества и создание собственной «вертикали власти» для поддержания стабильности. Однако начавшаяся во второй половине нулевых годов череда кризисов1 поставила власть в условия сокращения ресурсов и актуализировала необходимость пересмотра приоритетов – началось постепенное уменьшение финансирования «социального государства», при этом функция нормирования и утверждения порядка оставалась целиком в распоряжении власти.

Вместе с тем власть пошла на определённое расширение «территорий свободы» для увеличения возможностей общества в деле самообеспечения, самостоятельного удовлетворения своих потребностей. В результате со второй половины «нулевых» поддержка «социального государства» со стороны государства становилась всё менее финансово-экономической и всё более идеологически-пропагандистской. Тогда как развитие властной вертикали осуществлялось в режиме укрепления превентивного авторитаризма.

Далее, если изначальный отход от социалистических основ общественного договора касался прежде всего снижения затрат на «социалку» и либерализации условий ведения бизнеса, то после событий в Украине 2014 года власти пришли к осознанию необходимости некоторой либерализации и в отношении гражданского общества. Но в условиях задаваемого властью «стеклянного потолка».

Таким образом, к началу 2020 года Беларусь подошла в состоянии латентной, непроявленной, проблематизации социального контракта – с обеих сторон. Со стороны власти реализовывался постепенный отказ от обязательств по поддержке социальных стандартов при сохранении своей выгоды – положения главного (и единственного) политического субъекта в государстве. С другой стороны, общество уже получило некоторый опыт самосохранения-самовоспроизводства и без существенной поддержки власти-государства.

События, которые разворачивались в ходе первой волны эпидемии COVID-19,2 придали мощный импульс тренду на денонсацию социального контракта: в массовом сознании оформилась мысль, что власть не в состоянии выполнять обязательства по обеспечению безопасности жизнедеятельности общества. Этот тренд финализировали мероприятия по пацификации протестной активности, которые большинством оценивались как чрезмерные. Последнюю точку в этом деле поставили дальнейшие действия правоохранительных и судебных органов, создавшие ситуацию правового дефолта. Тем самым были окончательно разрушены гарантии безопасности и стабильности, в перспективе – и экономического благополучия, которые по социальному контракту 1990-х годов власть обязалась обеспечивать обществу.

Самоорганизация и субъективация беларусского общества

Одна из ключевых особенностей беларусского общества состоит в феномене «локальной социальности». Суть этого типа социальности заключается в фокусировке жизненных интересов на базовых уровнях социальной организации (семье и ближайшем социальном окружении) и преимущественном дистанцировании от иерархических структур. Это своего рода расширенный абсентеизм, который предполагает не только «отказ» от претензии на власть, но и определённую автономию от неё, то есть привычку рассчитывать скорее не на вертикальные системы, а на собственные силы и горизонтальную самоорганизацию.

Развитие сетевых технологий обеспечило беларусов инструментами для самоорганизации и синхронизации локальностей, создав возможности для самостоятельного решения повседневных проблем без привлечения иерархических структур. В свою очередь «усушка» социального государства явилась стимулом как для развития всевозможных горизонтальных связей (по профессиональным признакам, критерию хобби, факту совместного территориального проживания и пр.), так и для индуцирования различных инициатив, активностей, коллабораций, способных компенсировать недостаточность услуг и сервисов со стороны традиционных институтов. Эти тенденции не только находились в русле девальвации существующего социального контракта, но и вели к формированию нового коллективного – пока только распределённого, сетевого – субъекта.3

Субъектность – это способность принимать решения и брать на себя ответственность за происходящее. Когда в массовом сознании начала складываться мысль о том, что власть не признаёт степень угрозы COVID-19 и отказывается принимать на себя ответственность за происходящее (второй квартал 2020 года), в глазах общества власть фактически начала терять качество полноценного субъекта.

Десубъективация власти в условиях опасности коронавируса, подтверждённой запросами о помощи со стороны рядовых медиков, запустила стихийный процесс низовой взаимопомощи и самоорганизации общества – первый этап процесса наращивания субъектности. Ключевые особенности этого этапа: (а) «популяризация» цифровых платформ и инициатив, направленных как на помощь медикам, так и на распространение «альтернативной» информации; (б) солидаризация различных структур бизнеса, гражданского общества и беларусской диаспоры с медиками; в) подъём волонтёрского движения. Плюс спонтанная инициативность и распределённость, то есть отсутствие иерархии, единого центра управления.

Все эти результаты-особенности первого этапа – дигитализация, инклюзивность, индивидуальная значимость и принципиальная горизонтальность – фактически задали парадигму дальнейших волн самоорганизации и наращивания субъектности.

Второй этап субъективации связан с началом электоральной кампании и попыткой онтологизации, реализации общественной субъектности в политическом поле. Результаты этого этапа неоднозначны: с одной стороны, превентивные и реактивные действия власти купировали полноценную возможность политической реификации общественной субъектности, с другой – в обществе возникло понимание своей «массовости», преобладания сторонников перемен над приверженцами власти. Сформировалось ощущение масштабного коллективного «МЫ» – огромной беларусской общности, расширившей локальную социальность до границ, далеко выходящих за пределы самой Беларуси. И чувство огромной гордости от сопричастности к этой «невероятной» беларусской общности.

Третий этап – постэлекторальный, – начавшийся в день выборов (19 августа), носит откровенно кризисно-экзистенциальный характер. Причём кризис экзистенции развивается как минимум по трём направлениям: во-первых, фрустрация от того, как именно власти элиминировали возможность политического воплощения субъектности общества; во-вторых, физическая угроза существованию по факту эксплозии нелимитированного насилия; в-третьих, критический стресс от деконструкции морально-этического и нормативно-правового пространств, т. е. от социальной аномии.

Иными словами, речь идёт о травматичном разрушении стабильности привычного мира. В этих условиях возник феномен «бурлящего социального», когда взаимопомощь и солидаризация (которые спонтанно проявлялись на всех уровнях социальной организации – от индивидуального до международного) становятся не только условиями выживания, но и инструментами формирования новых стандартов и моделей совместного общежития, фактически новой социальности. Эту новую социальность начал творить новый, осознавший себя в качестве такового, коллективный субъект – беларусское общество.

Кризис доверия и горизонтальная революция

В начале 2021 года опубликованы данные очередного исследования Chatham House.4 Среди результатов данного исследования обращают на себя внимание ответы на вопрос о доверии тем или иным социальным институтам. Они крайне удручающие: относительно всех субъектов, которые являются государственными (от ветвей власти до официальных СМИ и профсоюзов), доля недоверяющих превышает количество лояльных на 35–50%. Это показатель мощнейшего системного кризиса.

Государство выступает как надсистема социальных институтов, нормирующих и опосредующих взаимодействие социальных акторов разного уровня. В его основе – определённый уровень доверия внутри системы; если этого доверия нет, неизбежна деконструкция государства. Причём этот процесс идёт и со стороны общества, и со стороны власти. В первом случае в массовом сознании наблюдаются последовательные десакрализация, делегитимация, делегализация и демонизация социальных институтов (прежде всего властных и силовых); во втором – инволюция политики, редукция инструментария власти до методической архаики и коллапс управленческого аппарата до лояльности без примеси проффесионализма.

При этом следует понимать, что деконструкция – это не разрушение (по крайней мере, сразу), а переосмысление, реактивация истинных значений и функций государства. И если власть выбрала курс на укрепление вертикали и силовое подавление всех альтернативных стратегий социальной активности (частной, гражданской, цифровой, символической и т. д.), то общество пошло по пути наращивания ресурсов на всех уровнях:

Фактически, можно говорить, что сегодня в Беларуси реализуется новый тип революции – горизонтальный, – при котором иерархические системы становятся дисфукнциональными и их начинают заменять горизонтальные, инициативные и самоорганизующиеся структуры.

Здесь следует сказать, что тенденция к переходу от вертикальных к горизонтальным типам социальных связей (собственно социальных, коммуникативных, политических, экономических и т. д.) характерна для западной цивилизации уже не первое десятилетие. Однако, вероятно, только в Беларуси это противостояние приобрело столь явный и непримеримый характер.

Заключение

В Беларуси дальнейшее развитие событий каким-либо образом спрогнозировать невозможно. Несмотря на неснижающийся накал репрессий со стороны власти, протестный потенциал общества не «сдувается». Те тренды и противоречия, которые привели к созданию в стране системного кризиса и породили небывалую доселе волну протестов, остаются в силе.

Дополнительную волатильность процессам социальной динамики придатут третья волна COVID-19, приближающийся финансово-экономический кризис и политические санкции со стороны коллективного Запада. При этом ещё одним стохастическим фактором является Кремль.

Вместе с тем представляется очевидным, что запустившиеся процессы солидаризации, самоорганизации и субъективации общества исключают возможность простого возврата к докризисному положению дел. Главный вопрос формулируется относительно дальнейших векторов социальной динамики – политико-экономический коллапс «вертикальной власти» и разрушение государства или построение нового «горизонтального государства», которое заменит действующую власть.