Важнейшим итогом событий 2014–2015 годов стало глубокое изменение внешней политики Российской Федерации. Сначала оно воспринималось как простое стремление играть «не по правилам», осуществлять ревизию или даже игнорировать международное право. Однако постепенно новая внешняя политика России обретает институциональную форму. В частности, её доктринальные положения уже были отражены в Стратегии национальной безопасности и Военной доктрине. В настоящее время идёт разработка новой Концепции внешней политики.
Оценить степень институционализации новой российской внешней политики можно, сравнив доклад Центра стратегических и внешнеполитических исследований о новой геостратегии России, вышедший в сентябре 2015 года, и статью директора Московского Центра Карнеги Дмитрия Тренина о российской внешней политике, опубликованную в конце апреля 2016 года.
Тем не менее, на этапе становления новой внешней политики Российской Федерации её анализ остаётся весьма затруднённым. Российские официальные лица нередко используют риторику, направленную скорей на сокрытие реальных целей и устремлений Москвы, чем на их манифестирование. Особенно это касается ситуации в наиболее чувствительных для России вопросах, таких как борьба с терроризмом, взаимодействие с государствами постсоветского пространства, российско-европейские отношения и др. В этой связи вопрос о целях и задачах внешней политики России в отношении Беларуси требует отдельного рассмотрения.
С точки зрения российской внешней политики Беларусь наряду с Украиной является объектом европейского направления внешней политики Российской Федерации. Как показывает практика (прежде всего, ход развития событий в Карабахском конфликте и в Центральной Азии), данная характеристика более важна для изучения целей и задач Москвы в отношении Минска, чем институциональные характеристики — такие, как общее членство в ОДКБ, ЕАЭС или даже Союзном государстве.
В настоящее время именно на данном направлении происходят глубокие изменения в российской внешнеполитической доктрине. Оценить их можно, сравнив положения действующей и предшествующей ей Концепций внешней политики России и новых документов — Военной доктрины и Стратегии национальной безопасности.
Концепция внешней политики Российской Федерации 2008 года в качестве главной цели российской внешней политики на европейском направлении называет «создание по-настоящему открытой, демократической системы общерегиональной коллективной безопасности и сотрудничества, обеспечивающей единство Евро-Атлантического региона — от Ванкувера до Владивостока, не допуская его новой фрагментации и воспроизводства прежних блоковых подходов, инерция которых сохраняется в нынешней европейской архитектуре, сложившейся в эпоху „холодной войны“. Реализовать данный подход в Концепции предлагалось через заключение Договора о европейской безопасности.
Более того, Концепция внешней политики описывала Россию как европейское государство и члена Евро-Атлантического региона («Россия выступает за достижение подлинного единства Европы, без разделительных линий, путем обеспечения равноправного взаимодействия России, Европейского союза и США»), утверждала полную поддержку Москвы укреплению роли Совета Европы.
Неотъемлемым элементом такой позиции была поддержка единства Европейского Союза: «Российская Федерация заинтересована в укреплении Европейского союза, развитии его способности выступать с согласованных позиций в торгово-экономических, гуманитарных, внешнеполитических областях и в сфере безопасности».
Концепция внешней политики 2013 года во многом повторяла изложенные подходы. В частности, она провозглашала приоритетный характер развития отношений «с государствами Евро-Атлантического региона», с которыми Россию объединяют «глубокие общецивилизационные корни». Российская внешняя политика на этом направлении ориентировалась «на формирование общего пространства мира, безопасности и стабильности, основанного на принципах неделимости безопасности, равноправного сотрудничества и взаимного доверия». Повторялись приоритеты отношений с Евросоюзом, поддержка роли Совета Европы. Основной задачей в отношениях с ЕС для России «как неотъемлемой, органичной части европейской цивилизации» провозглашалось «продвижение к созданию единого экономического и гуманитарного пространства от Атлантики до Тихого океана». В отношениях с НАТО Россия исходит из «стратегической общности целей со всеми государствами Евро-Атлантического региона, в том числе со странами-членами НАТО, по поддержанию мира и стабильности, противодействию общим угрозам безопасности — международному терроризму, распространению оружия массового уничтожения, морскому пиратству, незаконному обороту наркотиков, природным и техногенным катастрофам».
В противовес этим оценкам и констатациям новая Стратегия национальной безопасности Российской Федерации констатирует, что «проведение Российской Федерацией самостоятельной внешней и внутренней политики вызывает противодействие со стороны США и их союзников, стремящихся сохранить свое доминирование в мировых делах». При этом «в Евро-Атлантическом, Евразийском и Азиатско-Тихоокеанском регионах не соблюдаются принципы равной и неделимой безопасности». Деятельность НАТО при этом рассматривается как создающая угрозу национальной безопасности России. Особо отмечено при этом развёртывание систем противоракетной обороны «в условиях практической реализации концепции „глобального удара“.
Ещё более интересны другие оценки. Стратегия национальной безопасности России характеризует региональную систему безопасности в Евро-Атлантическом регионе, построенную «на основе НАТО и Европейского союза» как несостоятельную перед лицом миграционного кризиса. Позиция «Запада» при этом характеризуется как направленная «на противодействие интеграционным процессам и создание очагов напряженности в Евразийском регионе», что «оказывает негативное влияние на реализацию российских национальных интересов».
В этой ситуации Российская Федерация «выступает за укрепление взаимовыгодного сотрудничества с европейскими государствами, Европейским союзом, за гармонизацию интеграционных процессов в Европе и на постсоветском пространстве, формирование в Евро-Атлантическом регионе открытой системы коллективной безопасности на четкой договорно-правовой основе». Иными словами, речь идёт:
- о приоритете двустороннего сотрудничества с европейскими государствами перед сотрудничеством с ЕС;
- о «гармонизации», то есть, разделении «сфер ответственности» между интеграционными пространствами в Европе и на постсоветском пространстве (само постсоветское пространство при этом уже не рассматривается как Европа и часть Евро-Атлантического региона);
- о формировании «открытой системы коллективной безопасности на четкой договорно-правовой основе», что предполагает отказ от существующей, «несостоятельной» региональной системы безопасности. В качестве «открытой» системы коллективной безопасности, вероятней всего, имеется в виду система, состоящая из двух «равноправных» подсистем — евро-атлантической и российско-постсоветской.
По крайней мере, судя по комментариям Министра иностранных дел России Сергея Лаврова, именно в этом состоит акцент новой внешней политики России («в основе проекта должен лежать „переход к полицентричной архитектуре“ международных отношений, который „в идеале, в перспективе должен опираться на взаимодействие ведущих центров силы в интересах совместного решения глобальных проблем“). Дополнительно данный вопрос проясняет положение Военной доктрины России, где в качестве основной задачи по сдерживанию и предотвращению военных конфликтов называется „укрепление системы коллективной безопасности в рамках Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) и наращивание ее потенциала“, поддержание её „равноправного диалога в сфере европейской безопасности с Европейским союзом и НАТО“.
Таким образом, Российская Федерация, критикуя «блоковый подход», одновременно в доктринальных документах провозглашает его в качестве основополагающего принципа своего собственного подхода к международным отношениям (как бы в ответ на «блоковую логику» в поведении США и других стран Запада). Постсоветское пространство, включая Беларусь, Украину и Молдову, при этом рассматривается как часть российского «блока».