На последней пресс-конференции Александр Лукашенко заявил, что вопрос повышения пенсионного возраста закрыт. По его сведениям, сегодня на одного пенсионера приходится 1,5 работающих, а надо — как минимум 2-3. И повышать пенсионный возраст необходимо, но, увы, люди этого не хотят. «Ну чего же я пойду против?» — риторически резюмировал Лукашенко и уверил журналистов, что снял «этот важный вопрос» с повестки.
От этого он не перестает быть ни важным, ни актуальным, то есть взывает к поиску технологии его решения. Скажем, в далеком уже 1941 году в СССР при населении, превышающим 194 млн. человек, фиксировалось всего 4 млн. пенсионеров. Их было меньше, чем зэков, и намного меньше, чем сельских стариков, которые получали скудные соцтрансферты непоследственно от родной сельхозартели. Старики, как и прочие граждане, не торопились умирать, хотя и жили в среднем (по факту и по статистике) недолго. Посему проблема пенсий остро не стояла.
С той поры многое изменилось, но главное осталось неизменным. Прежде всего, ныне, как и прежде, здоровых стариков практически не бывает. Когда в СССР в 1950-е годы пенсионное дело ставилось на широкую ногу, в числе первых возник и вопрос о пенсионном возрасте. Вполне естественно, его границы определялись средней продолжительностью жизни, а также крайним, определяемым медико-статистическими методами, сроком сохранения приемлемой трудоспособности. Преступив эту черту, работник, как правило, начинал болеть настолько часто, что медицинские расходы на его реабилитацию, оплату больничных листов (едва ли не единственная процедура, к которой допускались профсоюзы) стали превышать величину производимой таким работником стоимости. Как оказалось, среднестатистический советский трудящийся имел меньшую среднюю продолжительность жизни, нежели большинство европейцев и американцев.
Так был установлены действующий по сей день границы наступления пенсионного возраста — 55 лет для женщин и 60 лет для мужчин. Не самый высокий, в общем, срок, довольно обременительный для народного хозяйства, поскольку в большинстве буржуазных стран трудящиеся для получения полной пенсии должны были работать дольше. Впрочем, не только пенсионный возраст оказался урезанным в сравнении с развитыми странами, но и пенсии, которые получали работники, имевшие продолжительные трудовые стажи. Как часто бывает, официальная пропаганда эти невысокие социальные стандарты подавала как преимущества реального социализма. Дескать, советское государство сознательно ограничилась минимальным пенсионным возрастом, в отличие от буржуазных стран, где работники эксплуатируются на износ.
С той поры и мы мечемся в попытках сделать выбор между политико-пропагандистскими и экономическими резонами. Женщинам, вроде бы, можно и повысить пенсионный возраст, а вот мужчинам? Доживут ли они? Если сравнивать с другими странами, то действительно, там пенсионный возраст выше, но только потому, что там люди, во-первых, дольше живут, и, во-вторых, дольше и более продуктивно работают. И большинство пенсионеров выходит на пенсию, имея гарантированный и весьма высокий доход по нашим меркам. Определенная рента с созданного своим трудом капитала.
Белорусские же пенсионеры ковыряются на грядках, пытаясь таким примитивным способом компенсировать свои нищенские пенсии. Довести доход до приемлемого для жизни уровня. Так что повышай им пенсионный возраст не повышай — они чаще всего умирают на грядках. Кто раньше, кто позже.
На сей счет имеется даже официальная статистика. В демографии применяется понятие ожидаемая продолжительность жизни при рождении, или средняя продолжительность жизни — число лет, которое в среднем предстояло бы прожить человеку из поколения родившихся в данном году при условии, что на протяжении всей жизни этого поколения уровень смертности в каждом возрасте останется таким же, как в данный период. Показатель ожидаемой продолжительности жизни определяют на основании расчета таблиц смертности (дожития), которые представляют собой упорядоченную последовательность величин, показывающих, как некоторое поколение уменьшалось бы при переходе от младших возрастов к старшим при наличном уровне смертности.
Это своего рода «дорожная карта» жизни, которая, условно говоря, вручается каждому младенцу. Самый первый этап устанавливается на срок от 0 до 4 лет, на котором нового человечка поджидают, помимо прочего, разнообразные опасности. Например, болезни, борьба с которыми требует колоссальных общественных затрат. Это борьба продолжается и на последующих этапах, с переходом от детства к юности, со вступлением в трудоспособный возраст, когда предполагается, что человек превращается в рентабельную социально-производственную единицу. Общество стремится продлить срок его продуктивной эксплуатации, но вот — приходит старость. Житие человека трансформируется в дожитие. Если в самом начале пути цели общества и индивида в принципе совпадают, то на фазе дожития они начинают расходится. Ценность жизни остается абсолютной для индивида, но отношение общества к ней не остается неизменным и отягощается меркантильными соображениями. В этом вполне очевидно проявляется муссируемый вопрос в пенсионном возрасте.
В обыденной жизни понятие ожидаемой продолжительности жизни воспринимается как средняя продолжительность жизни, как любая иная статистическая цифра вроде средней удойности коров по колхозу. В справочной литературе применяются показатели средней продолжительности жизни в разных странах, благодаря которым, например, все знают, что японцы живут дольше других народов: средняя продолжительность жизни в Японии составляет 82,15 года (мужчины — 78,7 года, женщины — 85,6 года). Средний показатель в Швеции составляет 80,7 года, в том числе — 78,4 года для мужчин, и 83 года — для женщин.
Если бы аналогичный (как, положим, в Швенции) «рейтинг» имела Беларусь, то, вероятно, мужчины и женщины без особых проблем трудились бы до 70 и больше. Но судьба и местное начальство для белорусов установила иные сроки. В 1959 году средняя продолжительность жизни в БССР составляла 70,3 года (66,2 года у мужчин и 73,5 года у женщин). В современной РБ средняя продолжительность (в 2007 году) составила 70,2 года — 64,3 года у мужчин и 76,1 год у женщин.
Теперь можно оценить наши достижения и открывшиеся перспективы. Если увеличить пенсионный возраст мужчин на 5 лет (меньшее число лет даже не обсуждается ввиду очевидной бессмысленности), то на деле (но в первую очередь статистически) исчезнет их пенсионное обеспечение. Или необходимость в нем. Что как бы целесообразно, но не гуманно и не справедливо. Поскольку большинство белорусов к 60 годам жизни имеют трудовой стаж, который часто превышает 40 лет. В должных условиях он мог бы обеспечить дожитие каждого гражданина в течении последующих 15 лет, при пенсии, равной 80-100% его прежней заработной платы. Но увы, в Беларуси пенсии «не той системы».
По данным Белстата, в 2013 году умерло 60 012 мужчин всех возрастов. Из них в возрасте 55-59 лет — 6 522 человека, в возрасте 60-64 года — 7 803, в возрасте 65-69 лет — 5 643 человека. Всего по этим группам численность умерших превысила 20 тыс. человек, то есть 33,2% от численности всех умерших мужчин. Если установить черту дожития на отметке 65 лет, то большинство мужчин не успеют воспользоваться услугами пенсионной системы, которая финансировалась ими на протяжении всей жизни.