Вот и завершился саммит «Большой восьмерки» в маленьком немецком городке Хайлигендамм. Такого рода события считаются едва ли не важнейшими в мире, поскольку на них главы ведущих промышленных держав обсуждают в неформальной обстановке наиболее острые глобальные проблемы. Но, пожалуй, никогда еще за всю более чем тридцатилетнюю историю подобное мероприятие не начиналось в такой мрачной атмосфере, как последнее. В одной из многочисленных публикаций говорилось даже, что Хайлигендамм «привечал Гитлера и Муссолини», а теперь может стать «стартовой площадкой для возобновления холодной войны между Россией и Западом» (The Times, 6.06.2007).
Основанием для столь мрачного прогноза стала антизападная риторика Владимира Путина, тон которой постоянно усиливался на протяжении нескольких месяцев, а в последние дни перед началом саммита достиг уровня резкости советских времен. В частности, в интервью журналистамстран «восьмерки» он обвинил Соединенные Штаты Америки в «империализме» и «диктате» и попытался высмеять западную демократию, заявив, что «пытки, бездомные, Гуантанамо» в США и «жестокое обращение с демонстрантами» в Европе делает его единственным «абсолютным и чистым демократом» в мире. Он также пригрозил нацелить на Европу новое российское оружие, успешно испытанное буквально накануне, за что, кстати, удостоился похвалы от президента Венесуэлы Уго Чавеса.
Главные факторы противоречий — широко распространившееся на Западе неприятие последних событий в России и та смесь заносчивости и раздражения, с которой на это реагирует Путин. Он возвращается к тому, что так хорошо ему знакомо — терминологии времен «холодной войны». Похоже, он сожалеет, что прошли те времена, когда равновесие между блоками превращало Вашингтон и Москву в два единственных полюса международной системы.
Благодаря его усилиям, на первый план вышла проблема американского военного присутствия в Центральной и Восточной Европе. Понятно, что для России это болезненный пункт, поскольку лишний раз напоминает бывшей сверхдержаве о том, что после падения Советского Союза, ее зона влияния сжалась, как шагреневая кожа. Резкая реакция на планы по созданию противоракетного щита, а также отрицательное отношение к предоставлению независимости Косово указывают на то, что Кремль, вступающий в непростой период передачи президентской власти, выбрал путь конфронтации.
Рассуждая о причинах такого поведения российских властей, одни аналитики полагают, что Путин пытается внести раскол в ряды НАТО и Европейского союза, между Европой и США. Другие склонны объяснять происходящее при помощи психологии: страна, мол, до сих пор страдает от своего рода «постимпериалистического стрессового синдрома». После многих лет упадка Путин словно льет бальзам на русскую душу, демонстрируя посредством ярких высказываний новое имперское самосознание. При этом нельзя отрицать того, что путинский курс находит массовое одобрение среди российских граждан, а в печати его поддерживает волна публикаций, представляющих старую советскую империю в золотом нимбе.
Иной точки зрения придерживается Гарри Каспаров: «Путин использует простой политический алгоритм — он ведет себя как руководитель крупной корпорации. Путин делает бизнес. Главная его цель — добиться того, чтобы ни Европа, ни США не вмешивались в российские дела в тонкий момент передачи власти… Путин говорит не от лица всей страны, а только от лица акционеров своей корпорации» (Lidove noviny, 7.06.2007).
Кроме того, Кремль научился мобилизовывать избирателей на поддержку своих вождей путем создания образа предполагаемого врага либо угрозы и успешно реализует это на практике. В 1996 году пугалом был возврат коммунизма, в 2000-м — чеченский терроризм, в 2004-м — возрождение олигархов. «Создание вымышленного внешнего врага позволит Владимиру Путину навязать кандидата, выбранного им, а может и остаться самому, в случае форс-мажора, искусственно созданного властями», — считает политолог Евгений Волк из Heritage Foundation (Libеration, 7.06.2007).
Как бы там ни было, по мнению Андрея Илларионова, бывшего советника российского президента, Запад «не разработал приемлемой для большинства и эффективной стратегии» взаимодействия с Путиным (The New York Times, 6.06.2007). Особенно это относится к США. По словам Збигнева Бжезинского, «показная и притворная дружба между Путиным и Джорджем Бушем, которая началась несколько лет назад, когда Буш заглянул в глубину души своего российского коллеги, не помогает справиться с происходящим. Тот факт, что аналогичная „дружба“ — между Франклином Рузвельтом и Сталиным, между Никсоном и Брежневым, Клинтоном и Ельциным — всегда заканчивалась взаимным разочарованием» (Time, 8.06.2007).
Тем не менее, на данный момент «холодная война», по крайней мере, в прежних масштабах, видится маловероятной. Сегодня Россия гораздо слабее, чем в советские времена. Ее экономику, конечно, подпитывают высокие цены на нефть и газ, но во всех других отношениях она, по большом счету, еще очень слаба. Население сокращается почти на миллион человек в год, что связано с серьезными социальными и медицинскими проблемами, которым государство не уделяет должного внимания. Инфраструктура в стране остается на примитивном уровне. Россия отчаянно нуждается в западных инвестициях для развития экономики, и западных технологиях для освоения своих сырьевых ресурсов.
В то же время, несмотря на свою слабость, Россия по-прежнему играет важную роль на мировой арене, и Западу необходимо с ней взаимодействовать. Она является постоянным членом Совета Безопасности ООН. Ее позиция имеет существенное значение при решении таких международных проблем, как будущий статус Косово, мирное урегулирование на Ближнем Востоке и устранение ядерной угрозы со стороны Ирана и Северной Кореи. Ее энергопоставки — при всех сомнениях относительно их надежности — необходимы промышленности европейских стран.
На этом основании Западу предлагается следующая стратегия: не провоцировать Россию, там где это возможно, оказывать ей то уважение, которого, по мнению Москвы, она заслуживает. В то же время попытки России запугать соседние государства, кампания Кремля против диссидентов внутри страны и за рубежом и иные неприемлемые шаги должны встречать солидарный отпор (The Times, 5.06.2007).
Известно, что на такого рода саммитах главы государств ссорятся в лишь исключительных случаях. Вот и на сей раз все закончилось сравнительно мирно. Сначала выяснилось, что слова Владимира Путина о возможности нацеливания российских ракет на Европу стоит рассматривать не как инициативное заявление, а как ответ на некое гипотетическое предположение (www.polit.ru, 7.06.2007).
Более того, Путин предложил США вместо создания системы ПРО в Польше и Чехии совместно использовать расположенную в Азербайджане Габалинскую радиолокационную станцию. Некоторые западные издания поспешили сделать заключение, что сам факт подобного предложения равно как и отсутствие немедленного отказа Джорджа Буша будто бы свидетельствуют о стремлении обеих сторон сгладить противоречия (The New York Times, 8.06.2007). На самом деле такая схема защиты от ракетной атаки со стороны Ирана сопряжена с комплексом значительных дипломатических и технических трудностей, да и подоплека этой российской инициативы не выглядит вполне искренней. Как представляется, Путин сделал американскому коллеге предложение, заранее предполагая отказ, который, в свою очередь, сыграет против США. Но в силу своей важности данная тема заслуживает отдельного рассмотрения.
Все больше политиков и экспертов выражают сейчас сомнение в правомерности сделанного Западом девять лет назад шага, когда Россия была приглашена в G8, которая считалась закрытом клубом для государств, формирующих глобальный экономический и политический курс. В частности, президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес фактически предложил исключить Россию из G8: «Почему государство, которое угрожает своим соседям, угрожает Европе ядерными ракетами, должно состоять в объединении демократических промышленных государств, в „большой восьмерке?“ Его поддержал премьер-министр Литвы Гедиминас Киркилас, заявивший, что „страны, являющиеся членами каких-либо институтов, международных форумов, обычно придерживаются одинаковых принципов и ценностей“ (www.polit.ru, 07.06.2007).
Впрочем, вопросы о правомерности членства России в G8 были всегда, но возрождать политику прошлого, вероятно, бессмысленно. Сегодня на повестке дня стоит более острый вопрос: а нужна ли вообще эта организация в своем нынешнем составе?
Клуб лидеров, открытый в 1975 году встречей в Рамбуйе, был задуман для свободных «бесед у камина» прежде всего по экономическим вопросам и без всякого документального фиксирования. В отличие от других международных структур, страны-участницы не имеют никаких специфических прав или обязанностей. Решения, принимаемые на саммитах, имеют рекомендательный характер, и страны-участницы вольны выполнять (или не выполнять) их. Но к настоящему времени саммиты обрели другой характер. В повестку дня, расписанную по минутам, стали включаться любые проблемы, и не в последнюю очередь международной политики.
Скажем, в Хайлигендамме обсуждались вопросы, которые и ранее неоднократно дебатировались членами организации. В частности, в программу входили вопросы глобального потепления, мировой экономики и торговли, борьба с эпидемией СПИД, проблемы Африки, Ирана, Судана (кризис в Дарфуре), Северной Кореи и Ближнего Востока.
Каковы же основные результаты встречи? Страны-участницы договорились сократить к 2050 году на 50% выбросы газов, способствующих парниковому эффекту, сообщила канцлер ФРГ Ангела Меркель. Она назвала это «большим успехом» саммита, поскольку ранее против европейских инициатив выступали США. Была принята также декларация «Экономический рост и ответственность».
Проблема, однако, в том, что далеко не все принятые Группой восьми решения выполняются. Так, на саммите двухлетней давности в Глениглсе (Шотландия) она обязалась до 2010 года увеличивать ежегодные размеры помощи Африке на 50 миллиардов долларов. Спустя два года, по сведениям организации Debt AIDS Trade Africa, Великобритания и Япония в целом выполняют свои обязательства, США и Канада увеличили помощь, но меньше, чем обещали. Германия и Франция помощь не усилили, а Италия и вовсе урезала ее объемы. Четкие данные насчет России отсутствуют. Пресса назвала такую ситуацию позором, так как 50 миллиардов долларов — это лишь 0,15 процента совокупного валового внутреннего продукта государств с высокими доходами (The Financial Times, 4.06.2007).
Все последние саммиты выглядят проявлениями гигантомании. Например, в Хайлигендамме глав государств и 2400 членов их делегаций защищали от антиглобалистов 16000 полицейских, 1100 солдат бундесвера, авиация, германский фрегат, американские крейсер и эсминец. А также 12-километровый стальной забор весом в 5000 тонн с колючей проволокой и запретные зоны на суше в 280 квадратных километров и в воздухе радиусом в 55 километров. Общая сумма расходов составила 92 миллиона евро.
Как следствие, эксперты не исключают, что рассматриваемая встреча может стать последней или одной из последних в нынешнем составе. Очевидно, что «Большая восьмерка» уже не полностью адекватна сложившейся обстановке: Италию и Канаду вряд ли можно отнести к ведущим экономическим державам, Европа представлена чрезмерно, в то время как Азия не представлена вовсе, демократия в России вызывает серьезные вопросы.
Скажем, Китай вовсе не претендует на звание демократической страны, он является авторитарным однопартийным государством, в котором имеются политические заключенные, отсутствует свобода вероисповедания, нет свободных средств массовой информации и независимой судебной власти. Тем не менее, с точки зрения экономики Китай имеет все основания для вступления в G8, хотя его членство автоматически разрушит представление о ней как о демократической организации.
Существует идея о целесообразности формирования «большой четверки» в составе Соединенных Штатов, Японии, Европейского союза и Китая. Она имеет определенную привлекательность, так как демократия не будет считаться обязательным требованием для членства, а ее создание не обидит самую большую демократическую страну в мире, Индию, чья экономика мощнее российской и скоро превзойдет экономику Канады (United Press International, 5.06.2007).
Во всяком случае, что касается «белорусского вопроса», ясно одно: демократическим силам рассчитывать на какое-либо серьезное содействие в сложившейся ситуации не приходится.