25 мая 1989-го года, рассаживаясь в зале Кремлевского дворца съездов, депутаты первого Съезда народных депутатов СССР и представить себе не могли, что заседать им придется более двух недель. За это время в Иране похоронят Хомейни, под Уфой случится страшная железнодорожная катастрофа, а пекинская площадь Тяньаньмэнь превратится в арену кровавого побоища. По советским меркам 16 дней для съезда «народных избранников» — срок беспрецедентный. Обычно они штамповали подготовленные ЦК КПСС постановления за считанные дни.
В 1989-м году никто, даже бузотеры из московской группы, в которую входили бывший первый секретарь Московского горкома партии опальный и недавно от нас ушедший Борис Ельцин, Юрий Афанасьев, Юрий Карякин, Андрей Сахаров, Андрей Нуйкин и другие «трибуны перестройки» — ученые, публицисты, экономисты, готовившие альтернативные проекты постановлений съезда, — не ожидали, что в этом помпезно-чопорно зале разгорится яростная схватка между ретроградами и демократами. Что Горбачев подвергнется атакам не только слева, но и справа, а сам съезд закончится формированием легальной оппозиции режиму.
Это сегодня «прагматики» задаются вопросом: и чего вы только носитесь с этим съездом? Да — первые выборы с выбором (до 12 кандидатов на одно место), да — впервые многие партийные боссы, например ленинградский Юрий Соловьев, проиграли борьбу за депутатский мандат. Но не надо забывать о квотах для «общественных организаций» — «черной сотне» от КПСС, ста «профсоюзниках», пяти депутатах-«изобретателях», 15 досаафниках, десяти депутатах от общества «Знание», филателистах — трезвенниках, друзьях кино и любителях книги и многих, многих других номенклатурных безальтернативных выдвиженцах общим числом 750 человек — одной трети всех депутатов, коих было на съезде 2250.
Да, схлестнулись по поводу резни в Тбилиси, Сумгаите и вытащили на свет божий пакт Молотова — Риббентропа, разбередили афганскую рану, покричали на Горбачева… Дали выговориться нескольким демократам, народ узнал, как выглядит недавно вернувшийся из ссылки академик Андрей Сахаров, но решения-то принимались тем самым «агрессивно-послушным», как его окрестил Афанасьев, большинством. Оно же определило исход выборов в Верховный совет — в него не попали ни Попов, ни Черненко, ни Заславская, да и сам Ельцин оказался в высшем органе власти лишь благодаря «какому-то» Казаннику, взявшему самоотвод.
Сегодня политические дискуссии той поры кажутся наивными и даже мелкими. Ведь 85 процентов делегатов были членами КПСС, а значит, настоящего движения вперед тот съезд и Верховный совет подготовить не могли. Ведь даже Ельцин в канун съезда открестился от приписываемого ему западными газетами заявления о необходимости введения многопартийной системы. Но то, что 18 лет назад впервые, если не считать прошедшей годом раньше ХIХ партконференции, история стала делаться не келейно, а на глазах всей страны, с утра до вечера внимавшей прямым включениям со съезда, а монополия КПСС на информацию рухнула раз и навсегда — все это стало решающим фактором, определившим пути обновления общества (как, впрочем, и будущий распад страны). Вчера еще никому неизвестные люди сделались знаменитыми на весь мир, кумирами толпы и властителями душ. (В большинстве своем «властители душ» оказались «спринтерами»: они были неспособны вести длительные сражения за свои идеи, и в конечном счете растеряли сторонников и власть, которую когда-то обрели. Зато многие «стайеры» из партийного списка так или иначе сохранили свои места во властных структурах республик бывшего Союза — и примеров тому нет числа.)
Появились и «разгребатели грязи». После сенсационных «разоблачений» следователей — «важняков» Гдляна и Иванова и пошла мода зарабатывать политический капитал с помощью чемоданов с компроматом.
Интересно проследить судьбу некоторых «крамольных» идей, впервые высказанных на съезде прорабами перестройки. Отмена 6-й статьи Конституции о «руководящей и направляющей» роли КПСС произошла уже через год на внеочередном съезде (в августе 1991-го года была «отменена» и сама КПСС). Уступая требованиям (вначале вполне мягким: заветной мечтой Лансбергиса, во всяком случае, на словах, был тогда всего лишь республиканский хозрасчет) предоставить большую экономическую и политическую свободу республикам, теряющий власть Горбачев затеял ново-огаревский процесс. Распад же СССР вообще превратил республики в самостоятельные государства.
Другие крамольные проекты так до сих пор и остались невоплощенными. Сегодня, как и тогда идея свободной купли-продажи земли также упорно отвергается властью и у нас, и в России. Что касается борьбы с привилегиями номенклатуры, которую вели перестройщики, то они ее мало того, что проиграли — сейчас многие из них с удовольствием сами пользуются привилегиями. До сих пор не наказаны, как того требовали демократы на протяжении всего съезда и после него, виновники трагедии в Тбилиси, если, конечно не считать наказанием назначение в свое время одного из главных действующих лиц тех кровавых событий на пост министра обороны России.
Так и осталось крамольным самое крамольное из прозвучавших на съезде требований: убрать некрополь с Красной площади и похоронить наконец Ильича.
Многие из людей более старшего поколения, чем мое, любят вспоминать первый съезд народных депутатов как первую любовь. Для них сегодня иллюзии развеялись, но тогдашних заблуждений им ничуть не стыдно. Это им часто вспоминается хотя бы вот такой случай. Депутат Толпежников загодя занял место у самой сцены. Иначе как бы он оказался на ней сразу же, едва лишь председатель Центризбиркома произнес: «…считать открытым». Толпежников тогда правильно сделал: проси слова он в установленном порядке, долго бы ему пришлось ждать. Срывающимся голосом — но громко, даже слишком — Толпежников предложил почтить минутой молчания память погибших во время разгона демонстрации в Тбилиси, и от имени своих избирателей требует разобраться, кто отдал приказ о разгоне. В зале повисла пауза. Растерянные депутаты начали потихоньку вставать. Через пару минут председательствующий пришел в себя и сделал вид, что ничего такого не было.
К маю 1989-го года в стране была вроде уж такая гласность, что казалось, что больше уже не бывает. Оказалось, бывает. Оказалось, что теперь можно не только Ленина критиковать в журнале «Огонек», но и важнейшие государственные решения осуждать публично — на съезде, который вся страна смотрит в прямой трансляции. Депутат Толпежников, русский врач из Риги, типичный демократ той поры — интеллигентный, симпатичный, смелый, — заступается за убитых и побитых грузинских демонстрантов. Как он всем нравится! Никому и в голову не приходит поинтересоваться, какое ему и его русско-латвийскому электорату дело до судьбы грузинских националистов, положивших жизнь за свое самоопределение. Ведь мы все еще одна страна, мы делимся не по национальностям и не по социальным группам, мы делимся на «наших» и «ихних». «Ихние» — партийные вожди, коммунистические наемники, противники демократии. «Наши» — интеллигенты, победившие на выборах партийных ставленников.
Но уже обозначаются контуры новой политгеографии. Вот московские депутаты — почти сплошь «наши». Москвичи дружно проголосовали назло начальству. Например, по Бауманскому территориальному избирательному округу баллотировался некий Крайко. Он никакой кампании не вел, даже листовок практически не было. Однако в официальных афишах (в последствии печатная продукция такого рода станет хлестко называться «многомордником») про него было написано «беспартийный», а про его оппонента «член КПСС». Дня за два до выборов эти ключевые слова были на всякий случай подчеркнуты фломастером». Крайко оставил своего соперника далеко позади. Он не оправдал надежд избирателей, оказался дешевым карьеристом, но поначалу его по инерции относили к «нашим».
Наряду с Москвой «наши» депутаты из Питера (ах, простите, конечно же Ленинграда), из Свердловска. Немало «наших» Сибирь: Томск, Новосибирск… А с юга сплошь «ставленники». Прибалтика — «наши», Средняя Азия — «коммуняки». «Наших» гораздо меньше, чем «ихних» — ни одно «нашенское» предложение не проходит. Это досадно, но какое же зато счастье, что они — есть! Как много замечательных людей — и прямо готовых политиков вдруг обнаружилось. Александр Оболенский, выдвинувший себя на пост Председателя Верховного совета СССР только для того, чтобы не быть Горбачеву без альтернативы, — насколько его речь была содержательнее, чем горбачевская. Старовойтова, Станкевич, Собчак, Болдырев — всегда убедительные и логичные. Отложены и забыты толстые журналы и свежие «Московские новости». Многим не хочется ничего читать, да и думать ни о чем, кроме происходящего на съезде просто невозможно.
Все понимали: произошел прорыв гигантской силы, теперь остановить свободу можно только жестокими репрессиями. Люди радовались и боялись радоваться. Не верили, что все это надолго, навсегда.
Общение с друзьями сводилось к обсуждению съездовских перипетий. Вот литовская делегация в полном составе покинула. «Какие молодцы! Теперь Горбачев попрыгает. Это ему не Старовойтовой рот затыкать».
Некоторые, тогда еще советские, люди даже в очередях в магазинах не стояли: времени не было. А если и отрывались от телевизора, то двигались перебежками: от окна к окну — ведь из каждого окна неслась трансляция, а основных выступающих люди довольно быстро научились различать по голосам. Вот дали слово члену Президиума Рафику Нишанову, прозванному в народе Хоттабычем, значит, есть десять минут дойти до следующего окна. Человек добегал до работы и с воплем: «Что там в последние пятнадцать минут?» врывался туда. А ему со всех сторон: «Тише! Сулакшин говорит». Вбежавший в помещение молчит, отряхивается и ждет. Отговорит демократ-любимец, дадут слово депутату Шевченко — пышной даме, Председателю Президиума Верховного совета Украины, — вот и будет можно порасспросить коллег, что без него случилось на съезде.
Съезд был, сегодня это можно утверждать с уверенностью, и первым реалити-шоу, показанным у нас. Причем политическим реалити-шоу.
Сейчас многое из того просто смешно вспоминать. Это карьерного-то патриота Станкевича так любили? Это самодовольного болтуна Болдырева жадно ловили каждое слово? Это Гдлян-то был «наш»?
Не только сегодняшний взгляд на них, но и сами герои изменились. Смешная пухленькая депутат Памфилова, активистка группы «Союз», успела побывать и министром в гайдаровском правительстве, и солидарно с Гайдаром уйти в отставку в 1994-м году, и разлюбить Гайдара, и полюбить экс-пограничника Андрея Николаева, и про союз Лужкова с Шаймиевым нежно прошептать «тяжеловесы» в 1998-м, и за импичмент президенту Ельцину проголосовать в 1999-м, и, наконец, в 2000-м даже поучаствовать в выборах президента России. А ничем не запомнившийся тогда депутат Аушев, попавший на съезд по списку воинов-интернационалистов, на рубеже веков оказался серьезным политиком.
Вообще-то уже тогда возникали некоторые помехи такому двухполюсному восприятию. Время от времени на съезде странно вели себя прибалты: так, словно им есть дело только до своих суверенитетов, а на судьбу нашей общей демократии им плевать. Даже в защиту Сахарова, когда ему устроили непристойную обструкцию, ни один из балтийцев не выступил. Нет-нет да и появлялись у микрофона какие-то странные личности — явно не «наймиты», явно не избранные в конкурентной борьбе, но уж никак не «наши». Депутат Алкснис, обвинивший руководство Латвии в недемократичной нарезке избирательных округов, — у деревни получалось больше прав, чем у города. Депутат Авалиани из Кузбасса, вроде бы «партократ», но исключительно резко нападавший на Горбачева. Харьковский таксист депутат Сухов — никак не коммунистический назначенец. Партия таких не терпела: он ни разу не выступал по бумажке — всегда экспромтом, и всегда казалось, что он перед этим для храбрости тяпнул. Всех клеймил: КПСС, Горбачева, демократов, кооперативы. Потом, уже осенью, депутат Сухов неожиданно внесет на голосование в Верховный совет закон о немедленном закрытии всех кооперативов, ВС поставит проект в повестку дня и для его утверждения не хватит какого-то десятка голосов… Тогда многие, возможно, облегченно переведя дух и глотнув валерьянки, впервые задумаются, что демократия имеет и обратную сторону.
Беларуси съезд дал таких политических деятелей, как Воронежцев, Добровольский, Корнеенко, Шушкевич и некоторых других. В выборах народных депутатов СССР 1989-го участвовал и будущий Президент Беларуси Лукашенко. Как писал А. Федута в своей «Лукашенко. Политическая биография», «волею судьбы главным соперником Лукашенко оказался будущий премьер-министр Республики Беларусь, а тогда председатель Госэкономплана БССР Вячеслав Кебич. (…) Кебич выиграл у Лукашенко, хотя и с минимально возможным отрывом: 51% против 49%. Лукашенко, конечно, имел реальные шансы попасть в состав народных депутатов СССР, где его могучий популистский дар выдвинул бы его в число всесоюзных любимцев, которых потом, после крушения советской системы, ждало полное забвение. Очень многие из перестроечных политиков, кто вырвался из своих регионов для того, чтобы сделать карьеру в Союзе, вместе с Союзом свою карьеру и закончили. Забылись депутаты от Беларуси — Николай Петрушенко, Александр Журавлев, Николай Бобрицкий. Так что выиграл Александр Лукашенко значительно больше, чем проиграл».
Через пять лет судьба опять сведет на выборах его и Кебича. Впрочем, это уже совсем другая история.